отец Онаний : Пришибленный

Когда я жил в приемной семье, впрочем, как я туда попал, я не помню; так вот, когда я жил в приемной семье, а семья эта была не простая, а семья извращенцев, но умеренных. Иначе как бы им меня дали на усыновление.

Как-то меня оставили дома одного, почти одного. За мной присматривал алабай по кличке Алабай. Огромная нечесаная, похожая на лохматую пизду из порнофильмов 70-80-х, псина. Я ползал по квартире. Подполз к огромному шкафу, в котором было столько всего интересного. Это был родительский храм. И я стал биться об шкаф головой, потому что увидел на полке блестящие шарики, нанизанные от большего к меньшему, очень занимательная штука, наверное… Я решил, что они мне очень срочно нужны. И вот я бьюсь головой об шкаф, алабай Алабай​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ смотрит на меня как на говно и думает, не сожрать ли, всё равно приёмный. И в этот самый момент с верхней полки шкафа падает огромный дилдо. Падает мне прямо на голову.
​
Врач потом сказал, что мне повезло, я получил только сотрясение и кратковременную потерю памяти. Жить буду. Чем я сильно расстроил всех, и, особенно Алабая.
​
В дальнейшем меня стали приковывать наручниками с мягкой розовой опушкой к креслу. Так я и коротал день, пока мои приёмные родители разъезжали по свингер вечеринкам. Приезжали они поздно, когда я уже спал. А утром меня снова сажали на короткий поводок, ставили миску с едой и водой. И я целый день мог общаться только с Алабаем. Немудрено, что моё первое слово были «гав».
​
Но мозг мой, хоть и пришибленный искусственным хуем, не забыл про гроздь тех шариков. Мне они по-прежнему были жизненно необходимы. Поэтому я стал гипнотизировать Алабая (больше всё равно некого было) на предмет взаимопомощи умственно отсталому ребёнку.
​
Я долго и уверенно гавкал и рычал, взывая тупую псину к совести. Алабай совершенно не обращал на меня никакого внимания. Он пялился в телевизор, за animal planet он готов был продать душу. Наручники не давали мне самостоятельности. Но выход я всё-таки нашёл.
​
Я отгрыз себе большой палец на руке и освободился от оков. Зубы у меня были ого-го, не то, что ум. Ум- он у каждой тупой псины может быть,​ а может и не быть. И я окровавленный пополз к заветному шкафу. Алабай посмотрел на всё это с нескрываемым собачьим безразличием.
​
Я снова стал долбиться головой о шкаф. Но силы были на исходе, да и потеря крови давала о себе знать. Алабай, тупая ты скотина, помоги – послал я безнадежный последний гипнотический сигнал.
​
И, о чудо! Тварь четырех лапая сошла со своего места. Подошла к шкафу и со всей силы прыгнула на него. Из шкафа посыпались хуи всех цветов радуги и размеров, кляпы, плетки, кожаные маски и, наконец-то, заветная гроздь черных блестящих шариков. Мне по голове снова прилетело от парочки хуев. Но, я вцепился в эту штуковину.
​
Алабай сидел рядом и безразлично смотрел на меня. Потом и вовсе отвернулся, чтобы полизать себе яйца. Я незаметно, как вьетнамский партизан, подполз к нему с тыла и вогнал ему блестящую, всю в моих слюнях змейку в задницу. Алабай взвыл и стал носиться по квартире круша всё на своем пути. Битый час эта сволочь пыталась справиться с инородным телом. Потом он всё-таки смог выдрать зубами окровавленный прибамбас. Остановился, чтобы перевести дух. Хотя, возможно, собаки этого не делают. Понюхал свою задницу, лизнул её для верности. А потом в один прыжок настиг меня и откусил мне голову.

Историю эту пишет другой приёмный ребенок, которого дали взамен меня. Всё-таки закон о защите прав потребителя для извращенцев никто не отменял. Так вот моя генетическая память вошла в его через нано частицы ,оставшиеся на ковре в той чертовой квартире. Потому что нехуй жрать с пола, долбоёб!