Khristoff : Вина

Остаются вещи, о которых писать не следует, пока не увидишь, что в жизни твоей уже никто тебя за них не спросит, не посмотрит с укором или в немом изумлении.
А вот, скажем, если написать, в самом рассвете сил, если твердо знать, что последует за ними, что, как, да где. Того не понятно нам.

Я повинен в смерти друга. Впрочем, повинен в смерти многих, но те – не в счет. То была просто работа, тяжелая нудная работа. Как на конвейере, изо дня в день, механически заученным движением, отключая мозг, ты переставляещь изделие с одной позиции на другую, затем берешь следущее изделие и повторяешь операцию. Итак шесть часов, непреывного однообразного движения. Хуже, пожалуй, может быть только «каменный мешок». О, бывали ли вы когда-нибудь подвержены этой пытке? Хотя бы на день? Я провел в мешке неделю и сошел с ума. Я молил Гомспода об одном, чтобы он послал мне быструю смерть, легкую, светлую, всеоблегчающую и всеизбавляющую. Но Господь остался глух к моим мольбам. Как, впрочем, и всегда.

Я повинен в смерти друга. Осень. Холодный дождь. Час-пик на «Рязанском пр-те».
- Что не звонишь?
- Дела, брат, дела. Как ты?
- Да так, вот и так.
- Неужто так плохо?
- Да. Хуже некуда.
- Да.
- Да. Ты звони.
- Обязательно. Давай. Мне пора.

Не позвонил. Не наведал. Не встретился. Не вспомнил. Не подумал. Узнал уже позднее, как это обычно бывает, среди ночи незнакомый голос, срываясь в притворное волнение, да,да,да! Сам, сам выскочил, ох, не знаю ничего, ровным счетом только это. Конечно, сразу, вроде нет. Да, кажется в Бауманском. Почему, почему, не знаю… спросите у родных. Да, да. Ага. До свидания.

Вот оно как. И вроде как бы, сделан шаг, а вроде как, и назад вполоборота. Выжидательно замер. Одернут ли, подтолкнут?