Йоко Онто : Триммер

Я не верила в жизнь, мне казалось, что холодный покой это то состояние, к которому надо стремиться, все остальное – судороги и боль.
Бензокоса ныла и ныла где-то далеко внизу, у корней дома, казалось там уже нечего косить и ее заводили просто так, чтобы будить людей. Я выглянула в окно и увидела одинокое тарахтящее тело косилки на выстриженном газоне.
Я искала покоя в сексе, даже не в нем как таковом, а в том забытьи, что он дает, избавляет от мыслей о будущем. Но для настоящего расслабления женщина должна быть бесплодной, иначе мысли о возможности ребенка украдут настоящее, хотя, если говорить о том, что отношения с его отцом так основательны, то можно и искупаться в приливных волнах. Хотя, у меня эта доверчивость была только в ранней юности, когда все казалось навсегда, как жизнь, как полнота губ.
Но потом я поняла, что эта тарахтящая бензокоса среди нежного запаха скошенной травы смешанного резкой вонью выхлопа двухтактного двигателя и есть моя жизнь, что ничего другого не будет и осознание этого разрушало меня.
Я начала пить, это вечерами сглаживало переживания от созерцания багровых как мясо закатов, но утром сжигало душу иррациональными страхами от дверных хлопков и боязни внезапно умереть.
Вдруг я поняла, как мое тело стирается о время. То есть время это неподвижная твердая масса, сквозь которое продирается моя живая оболочка и это чистое страдание сродни пытке посаженного на кол, что любил созерцать Петр Великий, а он знал способ остаться в веках.
У меня не было петровской харизмы, кроме минутного мужского внимания, которым я позволяла себе пользоваться.
Но и это небольшое удовольствие ушло вместе с вялостью груди и дряблостью кожи.
Дворник в оранжевом жилете взял косилку и нажал на газ, та радостно взревела, почувствовав свою необходимость, и внезапно стихла.
Мир успокоился, успокоилась и я, наблюдая как дворник пытается завести механическое сердце триммера. У него ничего не получалось, сколько он не впрыскивал топлива внутрь. Меня обрадовало это игнорирование призывов к жизни.
Я легла на диван, старый, на котором уже умерло несколько поколений, и стала ждать внимания от его огромного тела и он дал знать, что понимает меня, постанывая и толкаясь пружинами.