МУБЫШЪ_ЖЫХЫШЪ : Желудь

Акция MAYDAY

Нежные салатные листочки трепетали на свежем теплом ветерке. Затяжной апрель наконец разверзся свежей и веселой майской зеленью. И хотя в этот день солнце не спешило показываться из-за мохнатого серого покрывала облаков, все вокруг было необычайно ярким и свежим. Вдыхая густой и пахучий воздух, девочка Соня в припрыжку шла по тропинке. Ей было всего семь лет и предстояло сделать еще много и много дел. Она уже умела читать, стала меньше интересоваться куклами, в этом году ей предстояло пойти в школу, у нее были такие замечательные папа и мама, и вообще – весь мир казался замечательным, свежим и густозеленым – как воздух, деревья вокруг, далекая трель соловья, хруст веток под ногами.
Было первое мая, такой замечательный праздник, и Соня любила этот прекрасный и пропитанный радостью день, который она считала истинным началом весны. Уже второй раз она с родителями и их сослуживцами пришла в эту рощу отмечать Первомай - все были раскрасневшиеся и веселые после яркой и красной от широких полотнищ и громких лозунгов демонстрации, в предвкушении, вырисовывающемся в пахучем воздухе звуком открываемых бутылок и разгорающегося костра, рядом с которым стояли большие банки с маринованным мясом.
Все было хорошо – она видела это по счастливым лицам папы и мамы, которые были до сих пор безумно влюблены друг в друга, слышала это в несмолкающем баритоне доброго лысого дяди Славы, который на демонстрации время от времени сажал ее на плечи, а когда опускал - тетя Тома, его жена, неустанно совала ей украдкой вкусные конфеты.
Соня знала, что так будет всегда.

Папа уже объяснил ей, что толстое дерево с большим дуплом и волнистыми листьями, которых не может быть еще в мае, называется дуб, что он распускается позднее всех деревьев – в конце мая – начале июня, и что живет он тысячу лет. «А это долго, папа?», – спросила она тогда, - «больше, чем сто?»
Папа улыбнулся и сказал: «Это, милая, десять раз по сто. Очень и очень долго».
И они недолго, намного меньше тысячи лет, стояли тогда и смотрели на большой раскидистый дуб посреди весенней поляны. Теперь Соня решила прогуляться, пока взрослые делают шашлыки, и посмотреть, на месте ли еще тот дуб, и даже заглянуть в его низкое дупло. Она решила, что за год она достаточно подросла.

Поляна встретила ее молодой травкой и выглянувшем, наконец, из-за туч солнышком. Пока она шла к величественному и безлистному пока что старику, стало жарко, и она сняла курточку. Дойдя до его тени, она поняла, что заглянуть в дупло вполне получится.
Перед черным провалом она на секунду она остановилась. Все-таки дупло было для нее высоковато, но можно было встать на выступавший из земли корень. Она уцепилась руками за выпуклости и бороздки коры и осторожно посмотрела в черноту.

Фея была прекрасной – почти как на рисунке к сказке про Золушку, которую ей часто читала раньше бабушка. Черное пространство внутри осветилось сразу, вокруг красавицы-блондинки в золотистом платье порхали звездочки и курилась легкая белая дымка. Ее небесно-голубые глаза улыбались:

- Здравствуй, Соня, - сказала она, - я очень рада, что ты ко мне, наконец, пришла! Я тебя долго ждала – почти семь лет, а тебе надо было найти меня до того, как ты пойдешь в школу. Многие мальчики и девочки хотели бы быть на твоем месте, но не всякий из них может меня увидеть.
- Ты из сказки? Откуда ты? Ты хорошая, ты приходила к золушке, а теперь я пришла к тебе, да? Только я маленькая еще, чтобы ездить на бал…, - она запнулась, потому что ворвавшаяся в жизнь сказка не могла не мешать ей говорить.
- Я ждала тебя, только тебя, глупышка, - сказала фея и рассмеялась хрустальными колокольчиками. Звездочки закружили хоровод вокруг ее белого платья, - ждала, чтобы ты нашла меня до того, как пойдешь в школу. Потому что когда дети начинают ходить в школу, у них появляется слишком много дел, и они перестают уже быть полностью детьми. Они тогда начинают быть похожими на взрослых. И они не могут хранить то, что я сейчас дам тебе.

Она протянула Соне руку. На ладони блеснул искорками желудь – обыкновенный желудь от дуба с коротким стебельком.
- Возьми его, - сказала фея, - он поможет тебе. Поможет тебе однажды стать настоящей принцессой и найти своего принца. Поможет тебе всю жизнь быть счастливым. Только никому его не показывай и никому про нас с тобой не говори, хорошо? Ведь взрослые такие занятые и скучные, они думают, что сказок не бывает. Они никогда тебе не поверят. Ну все. Теперь иди и будь счастлива.

Сжимая желудь в руке, Соня побежала к тропинке и повернула на звуки начинающегося пикника. Сердце бешено колотилось, она часто и глубоко вдыхала зеленую густоту первого майского дня.
«На всю жизнь!», - подумала она, - «на всю тысячу лет!».

Перед костром она успокоилась и, вспомнив наказ феи, никому ничего не сказала.

Через долгие, казавшиеся вечностью минуты красный дымок контроля влился в драгоценный бальзам избавления от боли, беспощадно терзавшей и выворачивавшей ее наизнанку в течение всего дня – пока ей наконец не удалось заманить случайного клиента после долгого стояния на обочине. В этот день страна по привычке и лениво - уже без демонстраций - праздновала постылый, пьяный, разящий кислой блевотиной Первомай, и машин на Большой Окружной было немного. Кое-как отработав дежурную оральную программу, Соня вышла из машины и помчалась словно на крыльях к носителю счастья и избавления, который в этот раз наотрез отказался давать ей что-либо в долг, потому что она и так была достаточно много должна.

Большой палец привычно вдавил до упора поршень, потом инструмент выехал из вены, которая тут же превратилась в уверенный и полноводный поток, несущий богатый нерест во все закоулки души, в течение секунд упруго зашевелившейся, раздувшись до максимального размера уверенности и надежды. Она долго не снимала жгут, с восхищением рассматривая звездочки, плавающие в спертом воздухе комнаты в сантиметре перед обшарпанными загаженными чернотой обоями своей надоевшей до жуткой тошноты конуры, которая сейчас постепенно превращалась в райскую обитель, таинственные и романтические чертоги, доставшиеся ей в наследство несколько лет назад, после того, как умерла, наконец, от цирроза печени мать.

Которая за четыре с небольшим года окончательно спилась, выйдя из тюрьмы, куда попала за то, что зарезала в пьяном скандале отца. Который в течение многих лет до этого почти беспробудно пил и тем самым загнал в могилу бабушку. Которая все эти годы костьми ложилась, чтобы вылечить зятя - талантливого инженера оборонного предприятия – от пьянства. Которое набрало свои стремительные обороты после банального отмечания одного первомайского праздника.
С тех пор прошла не одна тысяча лет. И старый дуб, наверное, давно высох и развалился.

Соня смотрела и смотрела на звездочки у стены, потом потрогала висевший на цепочке черный старый желудь.

«На всю жизнь!», - подумала она, - «на всю тысячу лет!».