Кукла наследника Тутти : Тени и голоса

Тусклый мох узких улиц старинного города,
гулкий стук каблуков по растресканным плитам,
потных стёкол улыбки из стен глинобитных,
и молитва закату в смешных переулках,
тощих, тёмных, и странных своей кривизною,
где от тени до тени ни лучика солнца,
но где тени – как старые, дряхлые суки,
ждут лишь смерти, и в ужасе смотрят в оконца –
не идёт ли она?
Не идёт – это эхо…
Разрывайтесь на сотни улыбок, оконца!
Разливайся ручьями, моча водостоков,
хлопни вздохом мне, ставень,
блесни каплей солнца…
Эх, не город, а сонная баба в постели:
площадь вымерла, выставив рваные флаги,
менестрели подохли, оглохнув от скуки,
им посмертно скрипят с ветром древние лаги,
словно нарки, когда крыша едет от муки,
растворяя мозги, мысли всмятку, в подлянку
ништяки превращая, смещая недели…
Так и город, забытый в старинной постели,
тихо стонет, смотря сквозь стеклянную банку,
на последнюю ложку варенья, где муха,
умерла год назад, подавившись оргазмом.
Город скучен себе – в нём всё пресно и глухо.
Синяки вспоминают прошедшую пьянку
(покрывая задами скамейки маразмом),
без которой под небом и крышами сухо.
Зубы,
полки,
обрывки старинных преданий…
Кучи мусора, памятник, Богом забытый,
в убранстве…
И, воспетый ветрами, экстаз постоянства,
в этой вечной глуши, где покой недопитый,
тихо льётся в стаканы, дурнея от пьянства.