Эдуард Жопов : Взросление

Ира – блондинка-модель с ясными глазами студентки филфака. Русые завитухи волос до выпирающей сочной попы. Грудь – Мадонна, вскормившая Гогена. Ноги – километры знойного хайвэя через спокойную Гоби.

Недавно подписала контракт в Чехословакии. Будет рекламировать креповые носки. Рада, но плачет.

Ярая, самодостаточная коммунистка, выигравшая в «Спортлото» тысячи, а после купившая квартиру напротив Патриарших. Не спит с секретарями обкома и даже членами ЦК. Любит богему. Для этой праздной массы ее разводные мосты.

Впрочем, когда доходит дело до испанской тахты и обнажения Мадонны, из ириного низа прорывается громогласное:

- Расстрелять!

Третий гитарист группы «Цветы» сбежал после такого. И фарцовщик Винил «убёг». И дряхлый поэт Кожаный, трясся заживающей подагрой – ну сиганул бешеным лещом в «Патрики». «Расстрелять» пугает.

Ира пьет «Кюрасао», слушает на кассетнике Высоцкого и плачет.

«Эх, раз, да еще раз, да еще много…».

Ни разу.

В Рождество Ира больше прежнего выпила и пошла гулять по заснеженной Москве. Около Мавзолея ей повстречался высокий юноша. Глаза домашнего щенка, выброшенного в ливень. Тонкие пальцы крутят сигарету.

- Какие у вас глаза, - сказала Ира.

- Аллилуев, - произнес юноша и протянул руку для рукопожатия, после выбросил окурок к Мавзолею.

И тут Ира кое-что поняла…

- Пойдемте со мной, - сказала она.

- Нет.

- Да. Не будьте девочкой.

Твердость ее «Да» сделала твердым низ Аллилуева…

Следующим утром Ира лежала на тахте, стыдливо подминала под себя белую простынь, на которой горело красным ее детство.

- Не хочу больше быть сильной. Я – женщина. И значит я – актриса…

Аллилуев не видел этой сцены: он стоял на кухне, плотно забивал курительную трубку. Забил и понял: перерос сигареты.

- Усы. Мне нужны усы, - сказал Аллилуев.

За окном громыхали салюты….

Прая, 1988 г.