отец Онаний : Сон-явь

Я часто просыпаюсь в разных местах. Не по-настоящему, метафизически. Сегодня, например, я проснулся в родительском доме, который давно продан. Проснулся на своём старом скрипучем диване и точно знал, что уже утро и надо бы раздвинуть шторы, впустив солнце в свою небольшую комнату.

Затем я снова, практически сразу, провалился в сон. Спал беспокойно, сминая подушки, ворочался. Проснулся за пять минут до будильника и не мог поверить, что лежу на огромной кровати в номере бутик-отеля. Мне всё ещё чудился старый продавленный диван из родительского дома. Окна, заклееные кусками обоев. Кошка Муська, которая всех будит с утра...

Несколько дней назад я просыпался дома. Не переворачиваясь, я пытался нащупать Марусю в нашей большой кровати. Сон-явь испарился и я так ничего и не понял снова проснувшись в отеле с наглухо зашторенными окнами, проснулся от звука колоколов. Было воскресенье, утренняя служба. В Храм Успения Божией Матери тянулись верующие и страждущие. Калеки сидели на крыльце и вопрошали мелочь. Я не мог всего этого видеть. Я был на другой планете, в другом городе, в другой кровати...

Я мог проснуться в казарме на втором ярусе панцирной кровати. Мне не хватило матраса и я спал разложив, словно медвежью шкуру, свой бушлат. Снизу спал беспокойный сержант, который постоянно ворочался, сотрясая мой и без того шаткий сон. Я хотел было вскочить с кровати, поскорее влезть в берцы и бежать на зарядку, но сон-явь ударил мне первыми солнечными лучами в глаза и я провалился в чёрную дыру, чтобы потом проснуться совсем в другом месте.

Просыпаясь на кровати у бабушки, среди перин и огромных пуховых подушек, пахнущих мокрой птицей, я ощущал себя мальчиком-с-пальчик. Малюсеньким. Незаметным. Проваливающимся в пух и перья, как в кроличью нору. Бабушка уже вовсю возилась на кухне, что-то мурлыча себе под нос. А я переворачивался на другой бок и снова засыпал, пока аромат свежеиспеченных блинов не начинал щекотать мне нос. Тогда мой нос становился всё больше и больше, как и Пиноккио. Нос поднимал меня из глубины перины и вел на кухню. Но, как только, я протягивал руки к тарелке с блинами, сон-явь делал своё обычное дело — выбивал у меня почву из под ног и я отказывался совершенно в другом месте.

Я просыпался в квартире у другой бабушки. Просыпался от храпа дедушки, которого специально клали спать в другой комнате, чтобы он не «поднимал мёртвых» своим храпом. Мне стелили на соседнем диване с ним комнате. И я просыпался от Иерихонской трубы. Вскакивал, подбегал к деду и бил его кулаками по животу, пытаясь остановить звук. Дед только переворачивался на бок. Мои удары были ему как слону дробина. А уже через пять минут он принимал ту же позу и Иерихонская труба снова возвещала о неминуемом — пора вставать.

Почему я всё это вспомнил — не знаю. Из моей памяти будто замесили дрожжевое тесто и поставили подходить в тёплое место. А пока ждёшь, сидишь и вспоминаешь, спишь и не спишь, явь подмешивает в сон муку и воду, а сон подмешивает явь дрожжи и соль.