rak_rak : ночь Аттенборо

ночь Аттенборо
.
После съёмок фильма про лягушек, Дэвид Аттенборо запирается в номере отеля, и, усевшись на корточки перед огромным корытом, начинает из него что-то жрать, помогая себе руками и возясь косматой седой головой в нутре ёмкости, чавкая и хрустя.
Что именно он пожирает - зрителю неясно, до тех пор, пока в комнату не входит его личный секретарь, зрелая женщина, видит всё, и в ужасе восклицает:
"- David? what is go on?!"
В ответ Дэвид вздрагивает, и медленно поднимает лицо из недр корыта: в крупных зубах натуралиста сучило лапками беспомощное создание, африканская лягушка, не сдаваясь в неравной борьбе. Аттенборо с досадой и ненавистью покосился на женщину, и с лютой силой сжал челюсти, фактически рассекая зубами лягушку пополам; дрыгающиеся лапки её обвисли.
- Вон отсюда! пшла, сссука! -взревел сэр Дэвид, вытянув в сторону возмутителя спокойствия оскаленное рыло, и, раззявив его, невольно выхаркнул перекушенную жертву. Дама с визгом убежала.
Оставшись один, Аттенборо полность раздевается и, исступлённо сопя, забирается на корыто сверху, вцепившись скрюченными пальцами рук и ног в его края. Уцепившись, и покачивась как хамелион, он принимается хрипло и утробно стонать, умело подражая выкрикам красноглазой квакши, и поминутно, с трудом удерживая равновесие, выполняет медленные взмахи рукой, имитируя зазывные жесты возбуждённого самца.
Потом бухается в корыто целиком, и зарывается в массу паредавленных и растерзаных амфибий; ёрзая, полностью скрывается под слизистой массой полумёртвых жаб, и лишь успокаивается, когда над поверхностью гнусной купальни не остаётся только голова естествоиспытателя, фыркающего как бегемот, от натекающей в рот трупной жижи.
Понежась с минуту, Аттенборо перевесил чрез край корыта руку, и поддел из вазы на полу что-то яркое, как кожура апельсина.
- Теперь.. десерт! - прохрипел сэр Дэвид, и засунул себе в пасть содержимое ладони, успелось заметить растопыренные оранжевые лапки лягушки из подвида "тропический ужасный древолаз".
Старый, потрёпанный организм путешественника, получив полусмертельную дозу галюцинагенного яда, коряво растопырился в своей гнусной ванне, со всплеском выбив из неё на ковёр комнаты целое ведро слизистого месива, мелко протрясся и медленно осел на дно корыта, постепенно расслабляясь жилами, сведёнными наркотической судорогой.
Глаза Аттенборо были широко открыты, подвижны и живы, но на лице сэра Дэвида застыло такое выражение, будто черты его создал вовсе не человек, и даже не бог.
...
аль-кхалли
.
- Эээйх!.. Ти мой космический пиль.. - кряхтел арабский физик, тиская костлявый крестец верблюда одной рукой, в то время как другой он помогал заправить свой член, тыкаясь заскорузлой от жары обрезанной балдой в мясистое и потрескавшееся дупло измождённого недельным переходом по пустыне животного, нисколько не смущаясь сухостью и колючестью потребной ему тесноты.
- Какого дьявола! - кто-то громко произнес совсем рядом, неслышно подошедши к дрыгающимся в темноте животным, ибо Аль-Халли невозможно было опознать - совсем уж не по-человечески он хрипел, - так вот, его оператор Ким, уже с полминуты наблюдал это гнусное скотство, случайно обнаружив его, по случаю двигаясь дорогой мимо стойл, в то самое время, когда распалённый верблюдоёб дал волю языку.
- Аайй! Щекерьмек-щаки, - непонятно зашипел профессор, с хрустом отлепившись от верблюжьей задницы, и, торопливо одевая шаровары, приказал: - Ким, иди сюда, и сматри-малчи, шайтан! учись..
и доктор физических наук вновь пристроился сзади бедного животного, и так засадил, что верблюжий рёв из обоих глоток заставил содрогнуться и осыпаться пирамиду фараона Хефрена))