Санитар Федя : ПСИХОВАННЫЙ И ЗОЛОТО ИЛЬИЧА 2.

Глава вторая
Таинственный старик

В палате Аркадий поймал себя на мысли, что не перестаёт думать о хорошенькой медсестре.
Он прошёлся по палате, которая больше напоминала номер в фешенебельном отеле, и открыл холодильник. Казалось, что завтрашняя операция по вживлению в его лицо полимерных имплантатов нисколько не беспокоит Аркадия.
Он перебрал бутылки, выбрав коньяк «A. E. DOR №9», урожая 1914 года, который пятьдесят лет выдерживался в дубовых бочках, а затем с 1964 года, разлитый в бутылки, заботливо хранится в погребах «Паради». Из разных деликатесных закусок выбрал золотую консервную банку с редкостной икрой «Golden Caviar». Разглядывая банку с выбитыми на дне тремя девятками, Аркадий удивлённо присвистнул. Такую он пробовал однажды, когда после очередного удачно выполненного задания был приглашён на обед к самому Президенту. Правда, икру тогда он кушал по всем правилам гастрономического искусства – серебряной ложкой из серебряной же икорницы, дно которой выстелено изнутри перламутром. Здесь же эта редкостная икра была ещё в своей «заводской» упаковке, и человеку несведущему трудно было понять, что жестянка из чистого золота ничего не стоит по сравнению с её содержимым.
Аркадий плеснул коньяк в бокал, вскрыл жестянку и, держа в одной руке бокал, в другой жестянку с икрой, прошёл в ванную. Джакузи огромных размеров также больше соответствовало бы шикарному номеру, нежели больничной палате. «A. E. DOR №9» в холодильнике, икра «Golden Caviar». Нет, определённо комфорт и условия стоили тех сумасшедших денег, которые драли в клинике с каждого vip-клиента. Семён Маркович убеждал, что операция пройдёт тоже на высочайшем уровне, без осложнений, и у Аркадия не было оснований не верить ему. Впрочем, в этом он скоро убедится сам.
Аркадий пустил воду, бухнув в неё несколько колпачков пены и ароматического масла. Разделся, бросив одежду прямо на пол, и подошёл к огромному зеркалу. Мускулистое загорело тело в шрамах, напоминавших о боевых буднях. Вот этот шрам он получил в стране Восходящего Солнца, когда самурайским мечом его пытался проткнуть человек Якудзы. Аркадию удалось тогда уклониться, лезвие лишь скользнуло по животу, оставив на память горизонтальный след, а в следующее мгновение меч торчал, покачиваясь, в груди горе-самурая. Вот этот в виде лепестка розы – след от пули, полученной на Балканах. Этот - от осколка разорвавшейся в двух шагах противопехотной мины в Афганистане, где он тайно встречался с предводителями талибана и вёл переговоры об освобождении двух военнопленных прежней ещё войны, когда талибы были американцам союзниками, а не лютыми врагами. Проводник Аркадия, местный, погиб, а ему осколок не только оставил очередной шрам, но и едва не превратил в евнуха, пролетев от детородного органа в каких-то сантиметрах и сочно вонзившись в левое бедро. При этом воспоминании Аркадий поёжился, как от холода, потому как был убежден: для мужчины ничего не может быть страшнее, чем лишиться своего естества. Слава Богу, обошлось. И миссию выполнил успешно. Два парня, пробыв в плену двадцать девять лет и превратившись за это время в облысевших, измождённых и изборождённых морщинами стариков, благополучно возвратились на Родину из прошлого. К кому и зачем - другой вопрос. Родители умерли, а подруги их сами давно превратились в безобразных крикливых старух, обременённых мужьями алкоголиками, детьми неустроенными и внуками оболтусами. И в стране перемены. Вместо ровной советской шеренги – демократический хаос, словно в армии по приказу «вольно», а командир вдобавок ушёл, - коммунисты изгоями ходят с красными флажками по площадям, выражая недовольство нынешней властью и капитализацией общества. Весь остальной люд шарахается от них, как от прокажённых, а милиционеры посматривают неодобрительно, взвешивая в руке причудливые резиновые дубинки. Дивно старикам из прошлого в мире нынешнем. Они-то до сих пор хранили свои комсомольские значки, словно святыню. Живя все эти годы в горах, где нет ни радио, ни газет, ни телевидения, представляли реальность как в тот день, когда пришли с повесткой в районный военкомат. Тотальный дефицит, на экране телевизоров неизменно и добродушно причмокивающий генсек Брежнев, Толкунова с Муслимом Магомаевым распевают добрые, полные позитива песни, проезд в общественном транспорте за 5 копеек и всегда готовые прийти на помощь каждому отроки в красных галстуках. Вместо этого – иное. Храмы повсюду, изобилие товаров и автомобили диковинные, словно «тарелки» инопланетные, по телевизору мат с каждого канала и девки голые, сиськи, жопы. Отроков в галстуках заменили инопланетные юные и злые существа в чёрной коже. С сигаретами в зубах, с пивными бутылками в руках, с татуированными, как у африканских вождей телами, с лицами, размалёванными так, что не отличить мальчика от девочки. Смачно и длинно сплёвывающие, словно соревнуясь в меткости плевка, и лениво посылающие куда подальше каждого старика, случайно оказавшегося на их важном инопланетном пути. В переходах бомжи в болячках и инвалиды в камуфляже ладошки протягивают. Кому нужны их значки комсомольские? Выпросили разрешение, уехали обратно в горы свои афганские. Но это уже совсем другая история, и к Аркадию она не имеет никакого отношения, потому как он человек сегодняшнего дня, не из прошлого.
А вот эти страшные вертикальные следы на его плече оставили не менее страшные зубы свирепых волкодавов, когда он безоружным забрался в дом к преступнику, где в заложниках находилась дочь одного из бывших нуворишей, промотавшего состояние и погрязшего в несусветных долгах, за кои дочь и была у него выкрадена. Впрочем, нет, это не от зубов волкодавов, это от ноготков его прежней французской пассии, а у неё ноготки, нрав и темперамент во время любовных утех становились такими, что свирепые волкодавы по сравнению с ней казались агнцами.
Пока Аркадий разглядывал себя в зеркале и читал прошлое своей жизни по шрамам, как по книге, вода, сдобренная сверху пеной, наполнила джакузи.
Аркадий закрыл кран и забрался в воду. Он удобно откинулся полулёжа, в левой руке бокал с коньяком, в правой банка с икрой. Аркадий отхлебнул из бокала, и с сожалением констатировал, что забыл взять ложку. Идти за ней не хотелось, и он поставил банку с икрой на бортик.
Светильники мягко вполсилы освещали ванную комнату, тёплая вода, источая ароматы розовых лепестков и амбры, убаюкивала и умиротворяла.
Аркадий ещё отхлебнул из бокала и закрыл глаза.
Он подумал о старике, о том, как тот безбоязненно сунул руку к пираньям, вытащил её целой и невредимой, а потом ещё и заявил, что это никакие не пираньи. Что всё это значит? Аркадий видел этих рыб не в первый раз, и мог бы поклясться, что пиранья выглядит именно так: оскаленная по-собачьи пасть с мелкими зубками и злые, как у Ксюши Собчак спросонья или во время женского голосования на «Доме 2», глаза. Перепутать трудно. И ещё он говорил что-то про контрафакт и генно-модифицированный продукт. Что вообще это за старик?
В Аркадии всколыхнулось чисто профессиональное любопытство. Конечно, если этот старик молодящийся старпёр, то, как говорится, Бог с ним. Но может быть и так, что это преступник международного уровня, пытающийся изменить внешность, чтобы скрыться от правосудия, а потом, отойдя от дел, затеряться на каком-нибудь из островков в Тихом океане. Где выдавая себя за непризнанного гения, за второго Поля Гогена, можно будет провести остаток дней, скрашивая его обществом юных и шоколадных туземок. Есть реальные примеры, когда террорист и безжалостный убийца на склоне лет превращался в улыбчивого добродушного старичка и, влача с новым лицом и именем новую жизнь островитянина, убеждал себя, что теперь-то его никто не станет искать, потому как он не просто изменил внешность, но и стал совсем другим человеком. В подобные мутации и перевоплощения Аркадий не верил. Как не верил и парням с рязанской физиономией, но тёмным прошлым. Он знал, что чудесных перевоплощений попросту не бывает и что за всё в жизни нужно платить.
С одной стороны, Аркадий, конечно, здесь не по долгу службы, можно сказать, на отдыхе, но с другой - может быть удастся раскопать что-нибудь интересное. Тем более, старик сам идёт на контакт.
«Обязательно нужно будет с ним поговорить, - подумал он. – Начать с рыб, потом, сдобрив разговор коньяком, задвинуть за жизнь, а там будет видно».
Аркадий ещё глотнул коньяка, обжигающего, бодрящего, будоражащего воображение, и подумал о медсестре на лестнице. Он вспомнил её взгляд, улыбку, испуг в глазах, когда она уронила свой поднос, стройные ноги и соблазнительный кусочек груди в вырезе халата.
Аркадий облизнул губы и судорожно проглотил слюну, вспомнив её прикосновение. Ему невыносимо захотелось её увидеть, услышать бархатом ласкающий голос, хотя и понимал, что, следуя инструкции, она может лишь говорить о том, что входит в её компетенцию. О чём таком он мог бы с ней поговорить именно сейчас, чтобы не выпадать из формата её профессиональных обязанностей? Может, попросить потереть спинку? Или сделать погорячее водичку?
В палате есть кнопка для вызова персонала, вдруг вспомнил он, может, стоит воспользоваться?
Аркадий почувствовал, как сладкая дремота охватывает его, вползает вместе с ароматами амбры в поры его тела, проникает в сознание, затуманивая его, а в следующее мгновение Аркадий уже видел сон, где он – важный римский военачальник, мужественный, украшенный шрамами, как регалиями, преданный Цезарю и всей римской Империи. Его легионеры на отдыхе, и сам он отдыхает, находясь в богатом доме одной из прекрасных распутниц. В бронзовых светильниках ровно, без треска и копоти, горит качественное масло, тигровые шкуры разостланы по полу, на низеньком столике лукрские устрицы, фрукты, дорогое хиосское вино. Он лежит в отделанном драгоценными камнями бассейне, наслаждаясь теплом воды, и ждёт свою гетеру. Вот и она. Вошла робко, словно сама невинность, остановилась у края бассейна, жеманно опустив глаза, губы улыбаются, а короткий хитон открывает крепкие стройные ноги. Ткань льнёт к телу, предательски выдавая форму бёдер и полноту упругой груди. Волосы струятся по плечам золотым водопадом. И когда гетера делает шаг к своему патрицию, хитон распахивается, обнажая восхитительное, умасленное благовониями тело.
Аркадий вдруг лицом и грудью чувствует лёгкое дуновение, прогоняющее дремоту, и, приоткрыв глаза, действительно видит прекрасную женщину. Это не гетера, это та самая медсестра, с лестницы. На ней не древнеримский хитон, а короткий белый халатик. Окончательно пробудившись, Аркадий растерянно вскочил, но тут же снова опустился в воду. Тело, которым можно было гордиться, он не любил выставлять напоказ, - прежние подруги, едва завидев шрамы, начинали любопытствовать, откуда это, почему? Приходилось что-нибудь сочинять: это, мол, в детстве с велосипеда упал, это кошка оцарапала, это на ветку острую наткнулся, а это вампир напал, когда туристом отправился в Трансильванию и бродил из любопытства по мрачному замку Влада Цепеша.
Никто, конечно же, в эти басни не верил, понимая, что он просто отшучивается.
Аркадий с сожалением подумал, что из-за этой чёртовой конфиденциальности на халатике нет бейджика, иначе он мог бы обратиться к девушке по имени.
Но девушка обратилась к нему сама.
- Простите, - сказала она. – Я не постучалась. Вам перед операцией нужно принять лекарство. Я оставила на тумбочке у кровати. Выпьете после ванны. Извините ещё раз.
И она повернулась, чтобы уйти.
- Здорово, - сказал Аркадий ей в спину, с удовольствием разглядывая стройные ноги. – Просто замечательно.
- Что, простите? – спросила она, смущённо обернувшись.
- Не могли бы вы налить ещё коньяку, - попросил Аркадий, нерешительно, словно боясь получить отказ, протягивая ей пустой бокал.
- Конечно.
- Бутылка там, на столе.
Она принесла бутылку, остановилась так близко, что Аркадий разглядел маленький кулончик на золотой цепочке: скорпион, приготовивший для атаки жало. Девушка наклонилась, чтобы налить, и скорпион, соскользнув с её груди, словно бросился на Аркадия, но цепочка удержала его.
Аркадий подождал, пока она наполнила ему бокал, а потом, как бы продолжая прерванную мысль, сказал:
- Здорово, что иногда наши мысли материализуются.
- Что вы имеете в виду?
- То, что я лежал здесь, наслаждаясь теплом воды, и в то же время думал о вас. Там есть ещё бокал. Если вы принесёте, мы можем отметить осуществление моей мечты.
- Я на работе, мне нельзя, - засмеялась девушка. – Внерабочее время вы можете меня угостить. Но предупреждаю сразу: коньяк я не пью.
- Что тогда? Текилу? Абсент?
- Исключительное шампанское. И исключительно Rose от Dom Perignon.
- Может быть, сойдёт и Perrier Jouet? – спрашивает Аркадий цинично.
- Нет, только Rose от Dom Perignon, - как-то мило, совсем без капризных ноток и жеманства повторяет она, и, очевидно, подобным образом выстраивается диалог между папой нуворишем и его дочкой, мечтающей о малыше «Peugeot». Папа предлагает бэху шестёрку или аудюху тэтэшку, но дочка, мило обняв папу за шею, твердит: «Пап, ты хоть что говори, а я непременно хочу маленькую красную симпапулечку «Пежо» У неё такие добрые и любопытные глазки… » И папа уступает, понимая, что дочку не переубедить, потому как руководствуется она в отличие от него не ценовой нишей (чем дороже, тем лучше) и не итогами последних тест-драйвов, где перечисленные им модели получают самые высокие оценки за управляемость на заснеженной дороге и безопасность пассажиров при ДТП, а в первую очередь визуальным и вкусовым восприятием.
- Я запомнил, - сказал Аркадий. - Но хотя бы можете побыть со мной?
- Хорошо, конечно. Как раз у меня есть несколько свободных минут.
Аркадий приподнял бокал:
- Тогда за вас.
Он отпил, а потом деланно зажмурился.
- Вам принести что-нибудь закусить?
- У меня есть, - Аркадий показал ей открытую банку с икрой. – Но…
- Принести вам ложку? – догадалась она.
- Дайте мне свою руку, - попросил он.
Она протянула ему ладонь, с улыбкой наблюдая за его действиями.
- Уж не собираетесь ли вы мне погадать? Может быть, вы – известный провидец?
- Вы же сами говорили, что никаких лишних вопросов. Но должен вас огорчить: я не провидец, не предсказатель и не шарлатан из телепередачи «Битва экстрасенсов». Я клерк, обычный мелкий служащий в крупной компании. Впрочем, ваше будущее я могу и так предсказать. Вы очень красивая и умная.
- Это не будущее. Наверно, вы описываете настоящее, - кокетливо сказала она.
- Между прошлым, настоящим и будущим всегда существует неразрывная связь. И то, что сегодня вы красивы, говорит о том, что красота ваша не померкнет и завтра.
- Конечно. В этих-то стенах уж точно.
Она засмеялась, а Аркадий вспомнил вдруг Семёна Марковича, вернее, его рассказ о том, как кривоногих и плоскогрудых уродин он превращает в стройных сексапильных барышень. И тут же отогнал от себя эту мысль. Правильные черты лица, волосы, рассыпанные по плечам, хотя, наверно, в подобных, да и вообще медицинских учреждениях это не приветствуется, умопомрачительная фигура, бездонные зелёные глаза и даже скорпион на цепочке, - всё это дышало естеством, сочной природной красотой, какая не покупается ни за какие деньги и не приобретается при помощи острого скальпеля.
- Что ещё вы видите на моей ладони?
- Вижу, что вы проживёте очень долгую жизнь. Вижу детишек и даже слышу их смех, когда вы станете с ними играть. У вас будет заботливый муж, но до этого ещё далеко.
- А что же меня ждёт в скором времени? Например, сегодня или завтра?
- Встреча с незнакомцем. Свидание. Да-да, точно свидание. Страсть. Возможно, продолжительный роман, хотя здесь я могу ошибаться.
- А если у меня уже есть молодой человек? Как быть с этим?
- Это не имеет ровно никакого значения, потому как линии ладони – не врут.
В кармане халатика зазвонил мобильник, девушка взглянула на дисплей и с видимым сожалением произнесла:
- Мне нужно идти.
- Одну секунду, - сказал Аркадий.
Он погрузил её ухоженные и наманикюренные пальчики в икру, сделал из бокала большой глоток, а потом сексуально, обсасывая каждый пальчик, слизал всё до последней икринки.
Она, заворожённая, с пространной улыбкой на милом личике наблюдала за его действиями и, казалось, стоит Аркадию попросить взглядом, как она тут же сбросит свой халатик и заберётся в пену и его объятия.
Но он ничего не просил, глаза его смотрели серьёзно, ничего не выражая.
- Помните, что я говорил. Свидание. Страсть.
Когда она ушла, Аркадий оделся и вышел в коридор. И хотя старика не наблюдалось, Аркадий остановился возле аквариума с пираньями. Оскаленные рыбины тут же прильнули к стеклу с другой стороны, наблюдая за ним. Он наблюдал за ними, размышляя, сунуть в аквариум руку или не стоит, когда увидел, по лестнице кто-то спускается.
Это был тот самый старик. Увидев Аркадия, он радушно заулыбался ему, словно они были знакомы не один десяток лет.
- Слава Богу, - сказал он. – Хоть ещё одна живая душа в этих пустынных коридорах. И в палате всю дорогу один. Надоело.
Аркадий понял, что момент для дальнейшего знакомства и разговора благоприятный, но для начала он честно признался:
- Никак не могу понять, как вы её так ловко схватили. И как они на вас не накинулись.
- Я же говорю, контрафакт. Подделка. Знаете ли вы, молодой человек, что нынче всё – подделка?
- Вы о чём?
- О фальшивой позолоте вокруг. О чудесах прогресса. Вот вы, например, какую марку часов предпочитаете?
Аркадий молча показал запястье.
- Приличные, - одобрительно сказал старик, - хотя и не совсем то, что предпочитают сегодняшние нувориши…
- Я служащий в крупной компании, - попытался возразить Аркадий. – Мне за нуворишами не угнаться, да я и не стремлюсь…
Старик деликатно улыбнулся, как бы говоря: заливай давай, я, тёртый калач, всё проглочу. Но с какой это стати служащий, пусть даже крупной компании, стал пациентом клиники пластической хирургии ну для очень состоятельных людей?.. Криминальный авторитет, скрывающийся от правосудия или недругов – это ещё куда ни шло, но чтобы служащий… В омолаживающих процедурах это лицо не нуждается, как и явно мускулистое тело не нуждается в липосакции. А если это отпадает, остаётся одна причина, по которой молодой человек находится здесь – изменить внешность. И причина для этого должна быть веской.
- Да-да, - сказал старик, продолжая разглядывать часы. – Золотой корпус, кожаный ремешок, цена за двадцать тысяч долларов и очень удобные для тех, кто часто путешествует по всему миру, так как переключаются с одного часового пояса на другой и учитывают смену дат. Действительно, очень удобная вещь. Но качество ещё не гарантирует стопроцентно, что это оригинал, а не подделка.
- А кто может такую гарантию дать?
- В наше время никто. Знаете, может, пойдём ко мне в палату? Посидим, поговорим. Вы что пьёте?
- Коньяк.
- Отлично, я тоже.
Они прошли к старику в палату, точно повторяющую палату Аркадия. И в холодильнике тот же стандартный набор.
Старик достал коньяк, разлил, потом, вспомнив, вытащил закуску. Коньяк выбрал «Hennessy VSOP», самый скромный и недорогой по сравнению с другими бутылками, стоимость большинства из которых эквивалентна стоимости нового отечественного автомобиля. Бутылка «VSOP» равнозначна всего лишь стоимости пары хороших покрышек. Выбор старика говорил, что он неизбалован дорогой выпивкой и по всей видимости привык вести если не спартанский, то очень скромный по нынешним меркам образ жизни. С другой стороны – не каждый пенсионер сможет позволить себе дорогой спортивный костюм вкупе с посещением клиники далеко не для нищебродов, и все эти факты пока что ещё трудно было выстроить в одну логическую линию.
- За знакомство, - провозгласил таинственный старик, и было видно, что он стосковался по человеческому общению не только в этих стенах. Он напоминал очень одинокого человека, которому в силу обстоятельств не с кем перекинуться парой слов и уж тем более излить душу. Аркадий понял, что сейчас услышит много интересного. По лихорадочному блеску в глазах старика он догадался, что тот уже решился сбросить груз. И необязательно, чтобы Аркадий располагал к себе и внушал доверие, просто иногда человек бывает настолько измотан неразрешимым багажом собственных проблем, что в какой-то момент готов всучить его первому встречному. Первым встречным, наверно, он и оказался.
- Да, за знакомство, - подтвердил Аркадий, поднимая бокал. – Впрочем, здесь это не поощряется. Никаких имён, лишь инвентарный номер, и осталось только бирку на одежду нашить и печать на лоб поставить.
- Ну, тогда точно не будет никакой конфиденциальности, - сказал старик, и они засмеялись.
Потом старик посерьёзнел и тихо произнёс:
- Вы напоминаете мне моего сына. Сколько вам? Ах, да, простите, никаких вопросов…
- Мне тридцать, - сказал Аркадий. – Я не против, чтобы вы задавали вопросы. Иначе как общаться?
Аркадий знал, что этим он расположит старика к себе ещё больше. И, возможно, сам он больше ничего не спросит, но о себе станет говорить охотно.
Так и получилось.
Старик взглянул на него ласково, по-отечески, и сказал:
- Действительно, нельзя общаться, словно мы два бездушных существа. Зовите меня Петром Ильичём.
- Генрих, - назвал Аркадий первое пришедшее на ум имя.
- Вот и славно, - сказал Пётр Ильич. – Моему сыну было бы сейчас на год больше. Да, всего на год. Я потерял его семь лет назад, и ближе никого у меня на свете не было и нет. Его мать умерла, когда ему было всего пять. Воспитывала его нянька, строгая, сухая, я весь в работе, а когда приходил поздно ночью, он всегда меня ждал. Потому как нянька накормит, напоит, а согреть теплом души было ей не дано. А от меня, мужика, какая ласка?
Аркадий слушал внимательно, не перебивал, он и сам рос без родителей и ласки, воспитываясь в казармах детского дома жестокими, словно немки из зондеркоманды, тётками.
- Впрочем, что говорить сейчас об этом. Его давно нет, а я, старый пень, сижу здесь и жду, когда мне искромсают лицо, чтобы раствориться и исчезнуть. Зачем? Мне и так скоро на покой.
- А что случилось с вашим сыном?
- Автокатастрофа.
- Простите, мне очень жаль.
Петра Ильича несло, как разогнавшийся под горку локомотив. Его было не остановить, Аркадий и не пытался это сделать.
- Насчёт ваших часов, Генрих, ничего сказать не могу, но то, что девяносто процентов того, что нас окружает, - подделка, не подлежит сомнению. Вот этот коньяк, например. Думаете, это действительно «Hennessy VSOP»? Лично я не уверен. Возможно, да, он приготовлен по традиционной технологии, хранился пару лет в дубовых бочках, но всё дело в том, что к настоящему производству и настоящей марке эти бочки, хранящиеся в каком-нибудь гараже, не имеют совершенно никакого отношения. А уж идентичные бутылки, пробки и этикетки изготовить в наше время труда не составит.
- А я-то думал, подделывают лишь недорогую водку да итальянские джинсы, - сказал Аркадий.
- Нет, дорогой мой Гена… Можно буду звать вас так? Спасибо. Всё гораздо глобальнее. Выстроена целая Империя, и заправляет ею всего один человек. Конечно, он не может проконтролировать всё до мелочей, каждую бутылку палёной водки или там каждую пару поддельных джинсов, но дело своё он знает. Может быть, вы слышали ту нашумевшую историю с двумя контрафактными гоночными болидами Формулы 1, обнаруженными ещё в 2002 году? Шумахер разъезжал на липовом болиде, и в ус не дул, представляете? Всё гораздо серьёзнее, друг мой, а вы говорите – пираньи.
- А с ними-то что? Тоже подделка? Обычного карася с помощью пластической операции превращают в пиранью, так, что ли?
- Не совсем, - улыбнулся Пётр Ильич. – Операция не нужна, а карась вполне подойдёт. Пара инъекций, и генная мутация происходит у вас на глазах. Чудесное превращение безобидного карася в столь же безобидную пиранью.
Аркадий почувствовал, как холодок побежал у него вдоль позвоночника. Он подумал о завтрашней операции и волшебных пилюлях. И чёрт его дернул разговориться с этим стариком. Может, он того, не совсем в себе? А с другой стороны, как бы там этот Семён Маркович чего не напутал, дров не наломал со своим открытием. Выпьешь пилюлю – и начнёшь превращаться в какую-нибудь огромную пиранью. И ещё неизвестно, примешь ли потом прежний облик. Несмотря на мрачную, нарисованную в голове картину, Аркадий попытался эти мысли прогнать. Всё-таки он – солдат, живущий приказами, а приказы, как известно, не обсуждаются и уж тем более не распаляются собственным воображением. Так что приказ генерала Горболепова он исполнит чего бы это ему не стоило.
- Другой пример, - сказал Пётр Ильич. – Недавно в штатах обнаружили поддельный «Ferrari F355 GTS», а в основе его лежит платформа от «Pontiac Fiero». И это единичные случаи. Потому как подделки настолько качественно выполнены, что даже эксперту трудно распознать. Вы знаете, что по всему миру распроданы тысячи «Красных» и «Чёрных Квадратов» Малевича, и каждый владелец убеждён, что уж у него-то точно оригинал. А оригиналов просто не существует, так как в своё время они были похищены, а потом случайным пожаром уничтожены. Может, вы хотите спросить, откуда у меня такая информация? Так я вам отвечу. Во главе всей этой Империи Подделок и Контрафактной Продукции стоит…
- Неужели вы? – иронично спросил Аркадий, закуривая.
- Ценю ваш тонкий юмор, Гена, но, к сожалению или к счастью, это не я. Заправляет всем этим хороший мой знакомый, приятелем или другом назвать его не могу, так как у меня их просто нет. И, скажу вам, такой это жлоб, каких свет не видывал. У него миллиарды на счетах, а он разъезжает на липовом «Porsche Carrera».
- То есть?
- Да, на подделке, которая производится на одном из его заводов, разбросанных по всему свету. А в основе «Porsche Carrera» знаете что лежит? Никогда не поверите. Ушастый «Запорожец»!
- Да не может быть, - сказал Аркадий.
- Как на духу говорю. Каждый второй «Porsche Carrera» на московских улицах – контрафакт. Искусная подделка! А консервированные ананасы? В девяносто девяти процентах – это обычная тыква, замоченная в ананасовом концентрате!
Пётр Ильич налил в бокалы ещё коньяку, и было заметно, что он захмелел.
- А знаете, Геннадий, почему я всё это вам рассказываю? Да, вы напоминаете мне сына, верно. Но ещё и потому, что я сомневаюсь, что мне удастся выйти из этой клиники живым. Меня найдут и здесь, чувствую это.
- Кто вас здесь может найти, Пётр Ильич? Охрана, камеры, здесь мы как у Христа за пазухой.
- Вы не понимаете, Генок, это очень серьёзные люди. И, возможно, кое-кто уже здесь, я чувствую это. Понимаете, операция назначена на завтра, но я чувствую, что просто до неё не доживу.
- Глупости, - сказал Аркадий. – Прекратите.
Хотя он и произнёс это небрежным тоном, в глубине души Аркадий понимал, что этому странному старику можно верить, и к тому же чувствовал исходящие от него ледяные волны страха.
- Что я могу для вас сделать, Пётр Ильич?
- Спасибо, Геннадий, но на сегодняшний день – ничего. Если только позволить выговориться перед смертью старику. Хотите познакомиться с тем, кто заправляет всей Империей Подделок? Сегодня придёт меня навестить. Милый человек. Но жлоб, каких свет не видывал. Последний скряга. И разговаривать с ним невозможно без словаря или переводчика.
- Он иностранец?
- Из наших, москвич. Дальше мордовских лагерей не путешествовал. Сам себя величает бродягой или арестантом. Большую часть жизни провёл в тюрьме, на воле сохранил почти все арестантские привычки и жаргон. В середине восьмидесятых начал с палёной водки, и постепенно выстроил целую Империю фальшивок.
- А разве сюда допускаются посетители?
- В исключительных случаях. Опять же – охрана, разовый пропуск. Согласование с руководством клиники. Всё не так просто.
- Буду рад составить вам компанию.
- Вот и отлично. Ещё по одной?
- Обязательно. Но только, Пётр Ильич, вы не сказали, кто вас должен найти? Зачем? Может, это просто ваша фантазия.
- Эх, молодой человек… - Пётр Ильич залпом опрокинул большой бокал. А потом, отдышавшись, произнёс: - Будь это фантазия или будь это не так серьёзно, находился бы я здесь, стал бы на старость лет менять своё лицо. Наверняка и вы здесь с этой целью. Я не знаю, действительно ли вы служащий в крупной, как говорите, компании, Бог с этим, хотя по военной выправке, умению слушать вы напоминаете мне чекиста, - Пётр Ильич произнёс слово, которое, устарев, давно вышло из повседневного обихода и которое холодно напомнило о Железном Феликсе, нагане на боку и гулких коридорах Лубянки. – Да, чекиста. Серьёзного, преданного стране и партии… тьфу ты, простите, то есть – народу… Но это даже лучше. Да, хорошо, если это было бы действительно так. Потому как, если когда-нибудь этому суждено возвратиться, хозяином этого несметного богатства должен быть только народ. Это один из заветов Ильича. Понимаете, о чём я?
- Не совсем.
Пётр Ильич налил ещё, снова выпил залпом. Аркадий молча смотрел на него и, красиво прищурив один глаз, затягивался сигаретой.
- Я не о себе, хотя тоже Ильич. Я о том, великом, вожде мирового пролетариата. А я был его верным последователем. Я никогда партии не изменял и не изменю, я умирать буду с Интернационалом на устах. Доверие партии – вот что важнее всего. Да, сейчас на мне этот дорогой спортивный костюм с модной эмблемой. Но к сердцу до сих пор прикреплён партийный значок. Знаете, Геныч, что однажды доверила мне партия?
«Свою честь?» - подумалось почему-то Аркадию.
- Свою казну! – и Пётр Ильич, довольный произведённым эффектом, налил в бокалы ещё коньяку. – Да, я был её казначеем. Я хранил золото партии много лет. И только я один знаю, где это золото сейчас.
Аркадий молчал, не зная, что сказать. Его лицо ничего не выражало, и не потому, что рассказ Петра Ильича не затронул его. Просто он привык сдерживать эмоции. Насчёт золота партии действительно то тут, то там появлялись утки, что вот, дескать, наконец-то оно найдено. То в хранилище швейцарского банка, то на даче у одного из олигархов, но Аркадий знал, что всё это дезинформация. Золото партии действительно ещё никто не нашёл.
- И где сейчас это золото? – осторожно спросил он.
Пётр Ильич засмеялся и пожал плечами, как бы говоря: Бог его знает, но я не скажу.
- И вы думаете, что из-за этого вас могут убить?
- Сперва попытаются получить информацию. Но не для этого я хранил эту тайну много лет, чтобы нарушить один из заветов Ильича. Исход предрешён.
- Почему бы вам, Пётр Ильич, не обратиться в компетентные органы? Я уверен, вам там помогут.
- Знаете, Гендос, это ещё больше убеждает меня в том, что вы – Оттуда, но времени уже не осталось. Поздно.
Аркадий подумал, что ему нужно срочно связаться с Горболеповым, обрисовать ситуацию, и получить инструкции. Тогда, может быть, он поможет сохранить жизнь не только этому старику, но и сумеет не допустить, чтобы достояние страны и народа попало в чьи-то грязные лапы.
- Пётр Ильич, если вы думаете, что всё действительно так серьёзно, и вы опасаетесь за свою жизнь, хочу предложить вам вот что. Не выходите из своей палаты и никому не открывайте, хорошо?
- А как же мой посетитель? Мне обязательно нужно поговорить с ним.
- Он надёжный человек? Вы уверены в нём?
- Вполне.
- Тогда договоримся так: вы не открываете никому, кроме него и меня. Идёт?
- Хорошо. Но куда вы?
- Мне нужно сделать всего один звонок. Продержитесь?
Пётр Ильич вымученно улыбнулся:
- Револьвер, два кармана патронов, и буду отстреливаться до последнего.
Аркадий вышел и, убедившись, что дверь закрыли с той стороны на ключ, направился в кабинет Семёна Марковича.