Поручик Ржевский : Поручик Ржевский и Голубоглазые Медведи. Глава Четвёртая

Глава Четвёртая
КИС-КИС. Мяу.

Оба ждали субботнего вечера, и вот, наконец, он наступил. Разодетый и ухоженный Ржевский то выбегал на улицу сам, то посылал Коперже посмотреть, не идёт ли Дуся, и вот она показалась. В одной руке у неё была корзинка с потолстевшим Боней, в другой - свёрток с гостинцем для поручика. Ржевский встретил её в романтически накинутой на плечи шинели и на модных заграничных костылях, подаренных Сеней при братании.
- Дуся – приветствовал девушку Ржевский, смотря на неё с “грустью в глазах”
- Ржевский – покрасневшая Дуся протянула ему корзину с Боней, который узнал дом и бросился во двор, откуда тут же раздалась канонада кудахтанья.
- Как я рад, что вы пришли, Дуся.
- Мне тоже очень приятно, я вам гостинец принесла – Дуся вручила поручику свёрток, в котором оказалась волосатая домашняя клубника величиной с пушечные ядра.
Взявшись за руки, они прошли в гостиную, где их ждал стол, накрытый Коперже и равнодушный ко всему самовар. Ржевский рассказал о своём пребывании в больнице, о литературных чтениях и о планах устройства домашнего музея коньячных изделий. Дуся говорила о том, что каникулы её кончаются, о последних успехах своей организации в деле по спасению обезьян во всём мире и о поведении Бони в разлуке.
- Между прочим – сказала она – что происходит с вашей кошкой Мусей Чемодановой, я хотела её приютить на время вашей госпитализации, так она стала царапаться и не пошла ко мне жить.
- ОООО – сказал Ржевский – это отдельная история, и её нужно рассказывать только на Диперже.
- А что такое Диперже? – спросила Дуся
- Это Диван Поручика Ржевского, место особенное.
Заинтригованная Дуся пересела на диван, и поручик, аккуратно отставив в сторону костыли пристроился рядом. Кисельные сумерки пролезли уже в сени, стало уютно и томно; удачно скыпнув сапогом поручик грустно вздохнул и рассказал Дусе историю Муси Чемодановой, которой в этот момент дома не было…

Пару лет назад появился в наших краях кот, жил он при рыболовецком хозяйстве у озера, самостоятельно жил. Кот этот был отнюдь не глуп, и рыбаки его не гнали, вот и растолстел он при рыбе, раздобрел, идёт, а пузо чуть ли не по земле волочится, и прозвали его за это Чемодановым. Сижу я как-то вечерком на веранде, трубку курю, был у меня тогда ещё коньячишка, привезённый самим Бермудовым прям из Парижа, арома вокруг него любо дорого. Вдруг шум, гвалт в курятнике, Боня вопит, на помощь зовёт. Бросился я в курятник, смотрю - а там сидит этот самый Чемоданов на заборе и на куриц смотрит. Ну, думаю, конец моему курятнику, не справится Боня с этим самым Чемодановым, хоть он и бойцовский петух. Уж больно Чемоданов был крупный и во всех отношениях серьёзный кот. Прогнал я Чемоданова палкой, а на следующий день смотрю - опять он на заборе сидит, а Боня, тоже мне глава семейства, и в ус не дует. Прогнал я Чемоданова и в этот раз, жалко мне курочек моих, деушки они неплохие. Что же мне со всем этим делать, думал я, а Коперже мне и говорит: не к курицам Чемоданов ходит, другой у него интерес, приходит он к нашей кошке Мусе.
Да как ты такое можешь говорить – возмутился я, Муся же ещё котёнок несмышлёный. Действительно, Муся моя была ещё совершеннейшим котёнком и Чемоданова боялась, ужас что такое. Как появится он на заборе, Муся прыгнет под мою кровать и сидит там и не гу-гу. В общем, решил я с Чемодановым выяснить отношения по-хорошему: пришёл как-то он под вечер уже, уселся на забор и смотрит, а я его того, типа, пригласил домой. Кис-кис, говорю, кот Чемоданов, заходи, разговор есть.
Он не испугался, и прыг прям к нам в кухню. Ну, налил я ему молоко в блюдечко, понюхал Чемоданов молоко, лизнул пару раз из вежливости, и всё. Вишь какое дело, думаю я, не пьёт Чемоданов молока, ну, налил ему коньячку немного, он того, коньячок весь с блюдца вылизал и заурчал, заурчал. Чемоданов, говорю я ему, ты, как видно, кот неплохой и куриц моих не трогаешь, но про Мусю забудь, не пара она тебе, она ж тебе в дочки годится.
Обиделся на меня Чемоданов, ушёл и пару недель не появлялся, а потом как-то смотрю, а во дворе Муся моя поймала мышку и того, забавляется. Вот, думаю, какая молодец, хоть и ребёнок ещё. На следующий день опять поймала Муся мышку, а Коперже мне и говорит: ты, поручик, зря так за Мусю радуешься, не она мышей ловит. А я ему - а кто же? А он мне - а вон кто - и на забор указывает, а там на заборе Чемоданов сидит и на всё это дело смотрит. Вот оно что – подумал я, ну делааааа.
Пригласил я Чемоданова в кухню, угостил коньячком. Ты, говорю, Чемоданов, конечно, молодец и всё такое, и если хочешь, можешь приходить и Мусю мою обучать мышиному промыслу, но обижать её мы те не позволим, и не мечтай, так как она ребёнок ещё, ангел невинный. На том мы и порешили, приходил Чемоданов почти каждый день, обычно вечером, после работы и Мусю обучал со всей серьёзностью, потом мы пропускали по рюмахе и расходились себе мирно. Правда, мыши скоро кончились, и какое-то время Чемоданов ловил тараканов, хотя и с отвращением. Муся перестала его бояться и уважала его как педагога; а специалист он оказался высококвалифицированный и уникальный.
Из рыболовецкого хозяйства даже приходили и просили Чемоданова насовсем не переманивать, так как он там у них был главным по гигиене, значился в отчётности и имел даже в подчинении пару котов – подручных.
Шло время, Муся из нежного несмышленого котёнка постепенно превращалась в блондинистую кошечку в чёрных пушистых носочках. Как-то раз пришёл Чемоданов, побегали они с Мусей по дому, мышей уж давно не было, стали было гонятся за мухами, а потом, как обычно, уселись на забор и стали смотреть на куриц с цыплятами. Любил Чемоданов смотреть на семейное счастье, был он старый холостяк, но где-то глубоко в душе завидовал многодетному Боне чёрной завистью.
Ночью будит меня Коперже, весь растрёпанный, нервный – пропала, говорит, Муся, нет её дома. Я тут же вскочил, и кинулись мы Мусю искать. Всю ночь искали, а на утро она сама пришла и села себе на диван как ни в чём ни бывало… Устроил я ей разнос; как же так можно нас, говарю, твоих домашних, пугать… мы же всю ночь из-за тебя глаз не сомкнули… ты ж наш дом позоришь… у нас таких дел отродясь не было… что люди подумают, и всё такое. Она молчит. Посадил я её в чулан, пусть сидит и думает о своём поведении, а Коперже стал за неё заступаться: ты, говорит, поручик не прав, нужно нашу Мусю не ругать, а отдавать её замуж побыстрее, а то принесёт в подоле, типа, сам знаешь. Поспорил я с ним, крепко поспорил, но чувствую, что прав он, нужно с Мусей прощаться и выдавать её за Чемоданова. Вынули мы Мусю из чулана, посадил я её на колени, пойдёшь что ли за Чемоданова, говорю я ей, хоть он и старый, но опытный, и в обиду тебя не даст – а сам чуть не плачу. Муся пригрелась у меня на коленях, жалко ей с родительским домом расставаться и идти в рыболовецкое хозяйство жить. Согрели мы воду в тазике и стали её перед свадьбой мыть: помнишь Муся, была ты котёночком, и мыл я тебя чуть ли ни каждый день, а теперь кто тя будет мыть…а она - ничего, не царапается, хотя мыться в тазу никогда и не любила.
Под вечер пришёл Чемоданов, важный такой, в зубах рыбину несёт, вырвалась Муся у меня из рук и к нему, к нему. Пригласил я обоих в гостиную, посадил их на диван мой, Диперже, налил по блюдечку коньяка и сказал тост:
Сегодня, говорю, собрались мы здесь на Диперже, который соединяет сердца любящих и влюблённых. Долго, говорю, ты, Чемоданов, ждал своего часа и вот он наступил, отдаём мы сегодня нашу Мусю за тебя замуж, живите долго и счастливо.
Коперже тоже поздравил молодых: - Мелкие недостатки прощайте друг другу, сказал он,а крупные изживайте путём самоусовершенствования и помните, что у вас есть родные, которые вас любят и завсегда вам рады.
Тяпнули мы с Чемодановым коньячка, Муся, правда, отказалась, посидели немного, а потом соскочил Чемоданов с Диперже, а Муся - за ним. Грустно мне было, увижу ли я ещё раз мою Мусю…, но вида я не подавал, на том и расстались.
Дня через три сижу я себе на веранде, курю трубку, а Коперже мне и говорит: глянь, поручик, зятёк твой пришёл. И действительно, сидит Чемоданов на заборе, а рядом Муся моя, весёлая такая, довольная. Вот радости то было. С тех пор так и повелось: Чемоданов регулярно наведывался с молодой женой, проверял хозяйство на присутствие мышей, пропускал блюдечко - другое коньячка и удалялся. Но счастью этому не суждено было долго длиться: однажды утром прибегает вдруг Муся, одна, без мужа, сама не своя, мяукает, шерсть дыбом, порыскала в доме и вокруг и убежала. Вечером опять пришла, грустная, опять одна, легла под мою кровать и не гу-гу.
Я к ней с вопросами: бросил, говорю, тя подлец твой Чемоданов. Она молчит. Если, там, другая кошка завелась, да я её к ногтю прижму – пообещал я Мусе. Рано утречком отправился я с Коперже в рыболовецкое хозяйство. Где, говорю, Чемоданов ваш, подлец, так его растак? А рыбаки грустно так мне и отвечают: Приехали, говорит, вчера мужики из города, напоили Чемоданова и с собой в джипе увезли, и всё это на глазах у супруги. Что ж тут поделаешь, в бандитской стране живём…

- Вот это да, сказала Дуся, ну и где же сейчас зять ваш Чемоданов?
- Трудно сказать, обращались мы и в милицию, и в частное сыскное агентство, и к гадалке, никто не может сказать – развёл руками Ржевский
- Так вот почему Муся ко мне на руки не шла…как я понимаю её, она всё ещё надеется, ждёт…
Они сидели совсем рядом на диване, сверкая глазами при свечах.
- Так вот, милая Дуся, Диперже мой известен тем, что он сближает сердца – усы поручика стали топорщится.
- Мне кажется, он просто продавлен в середине, и мы просто скатываемся в яму.
- Ощущение скатывания иногда возникает перед поцелуями, вы под воздействием чар Диперже!
- Я не могу с вами целоваться, поручик, – сказала Дуся, улыбаясь очаровательно.
- Это от чего же, позвольте полюбопытствовать? – не поверил поручик
- У вас усы вишь как торчат, вы же мне всё лицо оцарапаете, а я – девушка, и мне это неприлично.
- Вот и не оцарапаю – почти обиделся поручик
- А может, мы их пластырем заклеим – голос Дуси звучал примирительно.
- Пластырем?
Поручик долго искал пластырь, пока Коперже не подсунул его под кухонную дверь. Дуся аккуратно заклеила усы, хотя что-то всё же торчало тут и там. Сели на диван, засверкали глазами.
- Так я чо говорю-то, Дипирже мой сближает сердца – сказал поручик не своим от вожделения голосом.
- Не знаю, не знаю, может он сегодня, как и я, не в настроении – Дуся нежно погладила Диперже, который тут же заскрипел.
- Быть того не может – возмутился поручик.
- Тогда почему мне всё кажется, что вы какой-то не родной? – спросила Дуся.
- А это потому, что без усов.
- Да, действительно, А давай, мы их нарисуем – предложила Дуся.
- Нарисуем?
Стали искать фломастер, в итоге опять выручил Коперже, и Дуся, немного высунув от старания язык, нарисовала на белых пупырчатых лентах пластыря красивые чёрные усы с колечками на концах. Поручик покрутился у зеркала и одобрил, потом опять сели на Диперже, и Ржевский, повторив предпоцелуйную фразу, стал склоняться к Дусе…
- А ты бабушке не скажешь? – отпугнула его Дуся.
Ржевский отстранился от Дуси, облокотился на дальний подлокотник и тяжело вздохнул:
- Дуся, (ещё один вздох) мне кажется, вы просто не умеете целоваться.
- Я не умею целоваться? – встрепенулась Дуся
- Да, именно вы и не умеете – осуждающе сказал поручик и даже поднял вверх указательный палец.
- Бред какой – теперь уже возмущалась Дуся – да если вы хотите знать, все у нас на курсе только и говорят, что если бы все умели целоваться как Дуся, то..
- То что? – перебил её Ржевский
- А то, что вы, дорогой мой поручик, сколько я вас знаю, в самые ответственные моменты падаете.
- Ах, вот вы как заговорили – разозлился поручик, но тут кто-то громко постучал в дверь
- Кто там – спросил недовольный Ржевский.
- Староста ваш, Матвей Михнюк, пришёл по срочному делу, извольте открыть.
Ржевский открыл дверь, за которой действительно оказался Матвей Михнюк, потрясающий свёрнутой в трубочку газетой местного консервного завода “Консерватор”
- Какжешь это понимать, поручик, - Матвей уставился на нарисованные усы поручика - мы же с вами договаривались, я жешь вам поверил как честному человеку, а вы…
- Выражайтесь яснее, Матвей Кузьмич.
- А чо мне выражаться, мне выражаться не надо, вы газету почитайте, нашлись люди, выразились!
Стали читать газету: на первой странице “Консерватор” повествовал о планах завода временно закрыть цех килечной закваски. Поручик, полюбивший продукцию этого цеха, стал было читать о коварных замыслах начальства: “Планы завода, так уж у нас повелось – это планы народные…”, но Матвей злобно вырвал газету у него из рук:
- Да ты не это читай – и стал тыкать кривым пальцем на четвёртую страничку.
Там была напечатана статья преподавателя школы искусств при исправительно - трудовой колонии экспериментального режима некоего Валерьяна Бондарчукова. Его статья называлась “По дешёвке”, и именно она всполошила обычно спящего в это время года трижопского старосту. Вот полный текст этой статьи:

Как талантлив наш народ, как широки его поля, луга и культурный кругозор!
Два месяца назад в уютной деревеньке Трижопье произошло культурное событие, выходящее за рамки нашего района и, может быть, даже и области – на центральной торговой улице Трижопья появилось очаровательная скульптурная группа, созданная народной фантазией мастера – умельца Иллариона Миндюка по мотивам произведений английского писателя Чарльза Дарвина . С какой радостью простые трижопцы восприняли скульптурную группу, сделанную из дерева с элементами выжигания! Муниципальные власти тут же пошли искусству навстречу и устроили народное гулянье - презентацию по поводу открытия скульптуры. Как тут радостно зазвенели балалайки, загудели баяны, закрутились гопаком хороводы!
Но вот шумный и весёлый праздник кончился, и наступили будни. Скульптурная группа стала местом детских игр и подростковых дискуссий, юношеских свиданий и старческих токовищ. Одним словом, культурное пространство вокруг скульптурной группы окрепло впитав в себя тонкое чувство прекрасного, всегда свойственное трижопцам и гостям деревеньки. Как хочется на этом поставить счастливую точку, но приходится ставить запятую.
На этой неделе произведение искусства пропало, и возмущённые жители деревни обратились к муниципальным властям за разъяснением. Началось следствие, которое привело к некому арт дилеру Ржевскому, человеку без души, человеку холодного расчёта. Именно господин Ржевский продал скульптурную группу, ставшую частью культурного ландшафта муниципалитета, да и района в целом, хорошо известному в нашем районе бизнесмену Семёну Щёчику, продал за 1000 условных единиц, по дешевке…Неужели судьба лучших культурных памятников нашего района - томиться в частных коллекциях или даже уплывать за границу? Неужели мы загубим свежие ветви на дереве современного художественного процесса?
Мы задали эти и другие вопросы инструктору отдела культуры Урюпинской муниципальной управы, профессиональному искусствоведу Дарье Львовне Гулькиной, вот что она нам ответила:
- Работы Иллариона Миндюка мне известны, человек он одарённый, смелый. Илларион долго работал по меху, но его талант шире, гуще по структуре и стержню. Его последняя работа не вмещалась уже в меховые формы, он, по сути, перерос их уже давно, и выход к дереву для него - естественный, праведный. В своей скульптурной группе он связал лесные мотивы, навеянные детскими брожениями по дубравам и городскую, формальную, европейскую, если хотите, духовность в единое целое. Как это современно, точно, вкусно! И, хотя работа эта масштабная, монументальная, но есть в ней и интимные места. Вот и барельефы с традиционными дружескими мордашками медведей, вот и сочные, упоённые народной выдумкой элементы, выполненные тоже традиционной для российской глубинки техникой выжигания по корням.
- А как вы думаете, Дарья Львовна, какова цена этой работы на современном рынке произведений искусств?
- С учётом транспортировки, работа-то большая?
- Без учёта транспортировки.
- Я не была бы сильно удивлена, увидев эту работу Иллариона Миндюка в дилерском каталоге за 10-15 тысяч условных единиц.
Расставался я с Дарьей Львовной на печальной ноте, и дело тут даже не в деньгах, а просто обидно, за Трижопье обидно…

Ржевскому статья, в отличие от Михнюка, очень понравилась:
- Народ не понял меня, это правда, но интеллигенция, её на мякине не проведёшь! – заявил он страстно - Я горжусь нашей урюпинской интеллигенцией, дай ей бог здоровья и духовного усовершенствования. – его глаза восторженно блестели.
- Поручик – староста чуть не плакал – я ж вашу скульптурную группу, будь она не ладна, в инвентаризацию занёс в раздел “Скамеечно - парковый инвентарь и прочее”, я ж за неё теперь в ответе.
- Не горюй, Матвей Кузьмич, - поручик обнял старосту за плечи, всё образумится - сунул ему в руку пятидесятидолларовую купюру – иди себе с Богом – затем вытолкал Михнюка за дверь.
Вернувшись в гостиную, поручик обнаружил Дусю, сидящую на диване с газетой в руках.
- Так значит вы, поручик , - арт диллер, холодный и расчётливый – Дуся нежно улыбалась.
- Нам, арт – диллерам, нюни распускать смыслу никакого нет – ответил Ржевский, вздыхая.
Дуся встала с дивана, небрежно уронив газету на пол, и подошла к поручику.
- Знаете, Ржевский, я вам не верила, но ваш Диперже…в общем, он заработал…
- То ли ещё будет – усы поручика зашуршали под пластырем.
В это момент некая сила толкнула обоих к друг дружке, свечки на столе нежно затрепыхали, мелко задрожал самовар, упоённо скрипнул Диперже в углу и…в дверь опять кто-то громко постучал. Поцелуй тут же разбился вдребезги, и поручика с Дусей разнесло по разным углам гостиной.
- Кто там – спросил Ржевский всё тем же не своим голосом.
- Щёчик пришёл, к арт диллеру Ржевскому по делу – ответил голос, почему-то показавшийся поручику гробовым.
Дверь поручику открывать не пришлось, она распахнулась настежь сама собой, взвизгнув, как ударенная хозяином собака, на пороге образовался мрачный силуэт в модном пыльнике с капюшоном. Это был Сеня, который полагал, что лучшим началом деловых переговоров является резкий удар в живот, после которого как бы открывались более широкие возможности для его монолога. Выдавливая из пола болезненный скрип, Сеня пошёл на Ржевского, но тут он вдруг увидел глаза Дуси Тапочкиной, огромные и удивительные. Неожиданно для самого себя, он остановился посередине гостиной, уставился на Дусю и засопел…
- Сеня, позвольте вам представить Дусю Тапочкину, начинающего юриста и полномочного представителя Всемирной Организации по Защите Природы.
- Против Насилия над Животными – поправила поручика Дуся
- Семён Потапыч Щёчик, Малое Государственное Охранное Предприятие “С.Щёчик Гейгер.А” – сказал Сеня, вежливо кашлянув в кулак.
- Очень приятно – улыбнулась Дуся и протянула Сене руку.
Сеня подскочил к Дусе, осторожно потряс дусину ручку и почему-то заговорил по-английски:
Pleasure is all mine. На кухне заржал Коперже, Дуся и поручик тоже дружно засмеялись.
- Поручик, мне нужно вас на пару слов, приватно – Сеня тоже улыбнулся, он как бы понял, что пошутил, а это случалось не так уж и часто.
Извинившись перед Дусей, поручик и Сеня прошли в ”малую курительную ”, то бишь на кухню, где Ржевский был прижат Сеней к тёплой ещё плите.
- Шош ты, арт – дилер гребаный, творишь то – зашипел Сеня – С Лианозовым спелся, под статью меня ведёшь, хищение общественной собственности в особо крупных, блин, размерах навесить хочешь, прессу подключил, дарвинист проклятый, завалить меня решил!
Поручик отстранился от Сени, прихватив на ходу свой заграничный костыль. Почему-то обоим подумалось о травматологическом отделении, Ржевский тут же вспомнил сетчатые колготки секс-тераписта Нюры, Сеня - жуткие мучения, связанных с невозможностью почесаться под гипсом.
- Господин Щёчик – я вам прощаю ваш дурацкий тон, так как вы гость в этом доме, и здесь присутствует дама. Если вас не устраивает наша сделка, привезите Дарвина обратно, я оплачу транспортные расходы и верну ваши деньги – предложил поручик, шаря глазами в поисках кочерги.
- Опустить на бабки хочешь – Сеня первым зафиксировал взглядом кочергу и, пожалуй, имел преимущества перед Ржевским в этом смысле - может я на маркете арта и новичок, но отдать тебе за штуку то, что стоит пятнадцать, - накося, выкуси – Сеня показал Ржевскому огромную дулю, кочерга давно уже была под его контролем.
- Обо мне сплетничаете? - в кухню вошла улыбающаяся Дуся, Сеня тут же спрятал дулю в карман, а Ржевский опустил изготовленный к бою костыль.
- Мы всё о делах, о делах. Кстати, могу вас подвезти, я на машине – предложил Сеня девушке и тоже почему-то улыбнулся.
- Спасибо, Семён Потапыч, я уже с Коперже договорилась – прикрывающий поручика Коперже согласно мотнул головой.
- Ну, это вам виднее – заявил Сеня и твёрдым шагом зашагал вон.

Когда Сеня ушёл, поручик стал уговаривать Дусю посидеть ещё, уже было довольно поздно, и она отказалась. Перед уходом она попрощалась с Боней, который даже и не посмотрел в её сторону, полностью поглощенный семейными делами. Поручик остался один, налил себе рюмочку Хайнесси и устало упал на диван, он почувствовал как тепло, а может, это была слава, разливается по его телу. На колени к нему прыгнула непонятно откуда взявшаяся Муся Чемоданова, пригревшись, она громко заурчала…
В этот момент Дуся вовсю кокетничала с Коперже, уютно устроившись в удобной бричке, а Сеня, намеренно направляя свой темно-зеленый джип во все встречающиеся лужи, объяснял суть происшедшего одному из своих парней, заснувшему на заднем сиденье:
А под дурачка косил, выживание, блин, эволюция. А сам адвоката нанял, тоже мне поручик…