Санитар Федя : ПСИХОВАННЫЙ И ЗОЛОТО ИЛЬИЧА 17.

Глава семнадцатая
Апостолы

- Так. Куда? – компания такая: брат Билл, брат Владимир и одинокий вечер. Погода нашёптывала: возьми в долг, но выпей.
- В народ. Пить. Условий два: тёплое помещение и дешёвая водка.
- Так не бывает, - ответил Билл, поправляя очки. – Где дешёвая водка, там всегда холодно. И делается это намеренно, чтобы больше пили, согреваясь. Но сейчас-то лето. Так что условия в количестве двух автоматически сокращаются до одного.
- Хорошо, - ответил Соловьёв. – И где у нас самая дешёвая водка?
Казалось странным, что этот глумливый и меркантильный вопрос предназначался человеку с физиономией одного из первых вселенских богачей.
- Я знаю, - поспешно ответил Билл. – У Казанского вокзала. На метро недалеко…
- А что за заведение? – капризно спросил Соловьёв. – Надеюсь, приличное?
- Ага, приличное. «У Самогонщика» называется. Торгуют исключительно палёной водкой и «Антилёдом». Дешевле заведения в столице не сыскать.
- А девочки там бывают?
- Пару раз видел каких-то синеглазок.
- Что значит синеглазок? С небесными голубыми глазами, что ли?
- Нет, с фонарём под каждым глазом. Какой приличный дурак пойдёт к «Самогонщику»? Один сброд, вроде нас, и прётся…
Соловьёву эти слова явно не пришлись по душе, потому что он брезгливо скривил лицо, как от приступа зубной боли.
- Ты у нас самый богатый селезень в мире, - секунду спустя сказал он. – Мог бы раскошелиться на более приличную забегаловку, а не с этими твоими синеглазками. Ужас какой-то. У меня денег, ясен перец, нет. Откуда у культового литератора современности могут быть деньги? Гонорары, скажешь ты, проценты с каждого проданного экземпляра. А инфляция? Кризис?
- Нет, я скажу другое. Ты такой же литератор современности, как я Папа римский. И тем более Билл Гейтс. Поэтому предлагаю не выпендриваться, а отправиться в указанном направлении.
- Ладно, чёрт с тобой, - важно сказал человек с внешностью Владимира Соловьёва, журналиста, умницы, телеведущего и автора книг. – Только умоляю, не называй меня Адольфовичем. Рудольфович – вот как правильно. А так нехорошо как-то звучит. Будто у меня папа Гитлер.
- Хорошо, Владимир Адольфович, - ответил Билл Гейтс, насмешливо блеснув глазами под стёклами очков.
Соловьёв снова скривился, но на этот раз промолчал.
- А Жрец? – вдруг вспомнил брат Билл. – Помнишь его наказ?
- Что Жрец, - презрительно ответил Соловьёв. – Где Жрец, Скорпион его побери, и где мы? Он в подземелье со своим золотом, а мы здесь. Нам что теперь и посидеть тихо и мирно нигде нельзя?
- Он же типа предупреждал…
- А для чего он раскошеливался тогда на эти пластические операции, а? Отвечу. Чтобы мы собирали простофиль в его Орден. Вот мы этим и займёмся, братец. Не станем же ходить по улице с транспарантами. Думаю, там, где дешёвая водка, самое подходящее место для задушевных бесед.
- Золотые слова, Владимир Адольфович. Золотые просто слова…

Хозяин забегаловки «У Самогонщика» Юрий Валентинович Петровский в отличие от практичной супруги находил свой бизнес занятием хлопотным и обременительным, предаётся которому он исключительно ради добычи денег и прокорма семьи. Главным делом всей свой жизни он считал продолжающиеся шестой год пробы пера.
Он мечтал написать бестселлер, грезил презентациями и фуршетами, представлял задумчивый собственный лик на суперобложках, на которых он станет небрежно расписываться золотым пером «Parker». Он мечтал о гонорарах Акунина и славе Пелевина, но понимал, что не каждому пишущему созданию это дано. Чтобы добиться славы и богатства литературным трудом, нужно быть настырным и трудоголиком, как Мартин Иден, талантливым и циничным, как Сергей Минаев, или продать душу Дьяволу, как Джоан Роуллинг.
Петровский решил протоптать собственную тропу. Важной вехой в его жизни было создание сетевого литературного ресурса «Петрон. com.», наподобие «Литпрома» или «Удафф. кома», на котором он также размещал креативы начинающих авторов, сумасшедших националистов, нищебродов, мечтающих выдать себя за нуворишей, чокнутых учёных и прочих графоманов, но делал это с единственной целью отбора зёрен от плевел. Из этих-то зёрен он и хотел сконструировать текст вселенского масштаба, потому как был уверен, что каждый бестселлер, каждый манускрипт, обессмертивший имя автора, состоит из коротеньких новелл, притч или, если брать современный подход, креативов.
В качестве примера можно было привести первый роман Сергея Минаева, сделавший его знаменитым в считанные дни и который, если разобрать роман на части, окажется отдельными, ничем не связанными друг с другом коротенькими рассказиками. И роман Гашека «Похождения бравого солдата Швейка», потому как состоит он исключительно из баек, анекдотов и разных историй, рассказанных главным героем. «Похождения Швейка» были любимой книгой Юрия. Он перечитал её не меньше двенадцати раз, и подсчитал, что за время своих похождений Швейк успел рассказать 202 истории. Это, считал Юрий Валентинович, и есть соль и суть романа, сюжет неважен, главное – нашпиговать текст яркими и не обязательно не выпадающими из формата креативами. Ведь у Гашека как? Швейк только и занят тем, что травит свои байки. По поводу и без. То рассказывает сон про дырявое корыто, то про паровоз номер такой-то, то про шведского короля, который пал на поле битвы и из которого вместе с конём сделали чучело, выставив на всеобщее обозрение в Стокгольмском музее, то про цыгана с дурной наследственностью, а то и про пердуна Енома.
202 истории, никак в общем-то не связанных между собой сюжетной линией, а как бы живущие сами по себе и делающие роман живым и читабельным на протяжении многих десятилетий. Так считал Юрий Валентинович, сидя в подсобке своей забегаловки перед древним монитором LG.
Присланные тексты Юрий Валентинович великодушно размещал на страницах своего ресурса, внимательно анализируя их и отбирая те, что могли бы пригодиться ему для его будущего шедевра, попутно не забывая поглумиться над автором. Например, если молоденькая графоманка присыла свои наивные и вместе с тем удивительно чистые любовные переживания, подписываясь «Жена Виктора», то Юрий Валентинович, скопировав креатив в папку «Для своей рукописи», удовлетворённо констатировал:
- Зачем изобретать велосипед? Описание первой брачной ночи готово.
А потом нещадно высмеивал наивное создание, которое, прочтя комментарии под своим текстом, приходило в ужас. С трудом разбирая сетевой сленг падонкоф, она видела, как её личные переживания выставлены на всеобщее посмешище, чего она, конечно же, не ожидала. Безосновательные обвинения в плагиате соседствовали с откровенными предложениями о совокуплении. Вдобавок, забивая лишний гвоздь в крышку гроба, кто-то, скорее всего из редакторского состава, бойко фантазировал на тему её рассказа, подписываясь то «Мама Виктора», то «Любовница Виктора», то «Внебрачная дочь Виктора», а то и «Собака Виктора». И каждый предлагал свою версию той истории.
Понятно, что дамочка в панике покидала ресурс, забрасывала свои литературные опыты и старалась поскорее забыть это, как дурной сон. Юрий Валентинович на это и рассчитывал. Один талантливый креатив, второй, авторы которых больше никогда ничего не напишут и не признают своё авторство даже под страшными пытками, - это ещё пара халявных кирпичей в основание Башни из слоновой кости.
С теми, кто так просто не сдавался, разговор был другой. Юрий Валентинович менял ник «Русский бутлегер», главного и добродушного редактора ресурса «Петрон. com.» на ник злобного Цербера сетевой литературы «Алузьев», и ненависти, оскорблениям и издевательствам, исходящим от Алузьева, не было предела. Чересчур оскорблённые графоманы столько раз обещали четвертовать Алузьева и насадить на кол, что Юрий Валентинович сбился со счёта. Он ничего и никого, кроме супруги, не боялся.
Иногда Юрий Валентинович размещал на ресурсе свои собственные выстраданные тексты, и приятели, постоянные авторы, таких же лузеры и графоманы, дружно лили елей и пели дифирамбы, восторгаясь новизной слога и сравнивая автора иногда с Буниным, иногда с Чеховым и редко с Кастанедой. Это главреду льстило. Это убеждало его в правильности выбранного пути. Давало надежду, что его тернистый путь конструктора текста увенчается заслуженными лаврами.
Но бывало, что на ресурсе появлялись нахальные и литературно подкованные типы, которые, комментируя прозу «Русского бутлегера», устраивали ему настоящий разнос. Указывали ему на многочисленные штампы и противоречия, приводили в пример древних авторов, у которых якобы всё это было слизано и скомпилировано. И так убедительно они это преподносили, что Юрий Валентинович сначала пытался дискуссировать, а затем, когда запас доводов в свою защиту иссякал и не помогал даже злобный Цербер, спущенный с цепи, он в ярости банил нахалов, снося к чертям собачьим их треды и комменты.
Сейчас на ресурсе было малолюдно и скучно. Какой-то придурок прислал невразумительный полуфантастический роман на семьсот тысяч знаков, и теперь усердно слал комментарий за комментарием, требуя, чтобы редакция разродилась отзывами и рецензиями. Юрий Валентинович сперва отписался, что редакция и так отступила от своего правила не публиковать крупные вещи, и что автор может этим удовлетвориться. Но затем, когда тот так и не успокоился, лениво посоветовал автору на выбор: выпить йаду, отправиться на прозу, ру или биться головой ап стену до наступления летального исхода. Неизвестно, что выбрал новоявленный романист, но на ресурсе он больше не появился.
Юрий Валентинович, свернув главную страницу ресурса с изображением в правом верхнем углу жирного червяка (якобы питона), заглатывающего листочки с креативами, открыл папку с начатым романом. Дело продвигалось медленно. Юрий Валентинович искренне удивлялся Донцовой и всем тем, кто за пару месяцев из ничего мог нашлёпать объёмную книгу. Он годами корпел над своим единственным романом, собирая его из кусков чужих текстов, как тело Франкенштейна, и никак не мог закончить третью главу. Дело застопорилось на беседе двух писателей. Юрий Валентинович терзался сомнениями. О чём могут разговаривать два пишущих человека? О женщинах? О модных тряпках? О своих текстах? И как это описать правдоподобно и убедительно?
- Опять дурью маешься? - в дверях показалась дородная, как борец сумо, супруга. – Глупости в голове, когда надо деньги зарабатывать.
- Дорогая, - мягко ответил Юрий Валентинович. – Я и пытаюсь это сделать. Знаешь, сколько мне накапает с каждого проданного экземпляра, если книгу издадут миллионным тиражом?
- Пока что я знаю, что у нас капает водопроводная труба. Вот что я знаю. А починить некому. Приятели такие же недотёпы, как и ты.
Супруга имела в виду сетевых приятелей Юрия Валентиновича, с которыми он иногда встречался и выпивал в тёмной подворотне, потому как в самом заведении его дражайшая половина подобные мероприятия не приветствовала.
- Знаешь, сколько получают раскрученные авторы за один подписанный договор? – пытался выкрутиться Юрий Валентинович, но супруга была неумолима.
- Тебя раскрутить бы за ногу, да в окно, чтоб дурью не страдал, а деньги зарабатывал. Лузеры и недотёпы – ты и твои приятели. Кризис во всём мире, а они – стишки свои дурацкие друг дружке читают.
- Дорогая, я пишу прозу.
- Плевать!
- И считаю это тоже работой.
- А я нет! Развести дешёвый спирт водой до тридцати одного градуса, недолить и выдать это пойло за водку, - это я называю работой. Когда капает с каждой рюмки в карман, это – работа. Можешь не дурачить мне голову своими проданными экземплярами, которые ещё и не проданы вовсе.
- Когда-нибудь ты будешь гордиться, что твой муж – всемирно известный автор.
- Когда-нибудь я размажу тебя по стенке!
- И момент благоприятный. Известно, что во время финансовых кризисов и прочих катаклизмов люди начинают больше читать. Понимаешь это? Улавливаешь связь? Кризис должен способствовать продвижению моего романа, когда я наконец-то его закончу. Ещё пару лет, и всё встанет на свои места. Конструкция будет завершена. Башня будет выстроена. Можно будет почивать на лаврах.
- Иди работай, простофиля! – Юрий Валентинович получил от супруги звонкую затрещину, и позорно бежал из подсобки, заставленную компьютерами и пятилитровыми канистрами с дешёвым осетинским спиртом. – Клиенты ещё пришли, а он никак не уймётся!
- Клиенты, - осторожно огрызнулся Юрий Валентинович. – Такой же, видать, сброд, как на ресурсе.
- Ага, - неожиданно добродушно поддакнула супруга. – Говорят, писатели. Мировые знаменитости.
Хотя последние слова были произнесены с издёвкой и насмешкой явно в адрес своего супруга, метившего туда же, в авторы международных супербестселлеров, Юрий Валентинович, нисколько не оскорбившись, заинтересовано выглянул в прокуренный зал, чтобы взглянуть на писателей. И едва не лишился дара речи, увидев Соловьёва и Гейтса. Действительно, знаменитости мирового масштаба, и здесь, в этом убогом грязном заведении, где торгуют палёной водкой и прочими суррогатами! Где вместо олигархов в Brioni и красивых девушек в CD отбросы общества и бездомные бродяги в лохмотьях, подобранных на ближайшей помойке. Где плачутся в жилетку первому попавшемуся типу, который вместо слов утешения может молча дать по мордам. Где вместо учтивости уверенное хамство и где, если нет денег, можешь расплатиться за выпивку краденым мобильником, подобранным на улице щенком или медными шишечками с могильной оградки. Впрочем, почему бы нет? Часто люди творческие и амбициозные пытаются поразить обывателей своими эпатажными и эксцентричными выходками, подогревая интерес к своей персоне, чтобы затем удовлетворённо жариться на раскалённой сковороде славы. Один ухо себе отрежет, другой водит с собой всюду карлика, одетого, как сам, в цилиндре, с усами и тростью. Хотя с другой стороны, прославиться при жизни эпатаж помог одному из них, второй стал знаменит лишь после кончины, а Соловьёву с Гейтсом отрезанные уши и вовсе не помогут, потому как они и так на коне и в зените славы. Это что касается Соловьёва. Гейтсу, вселенскому богачу, эпатаж и вовсе ни к чему, так как беллетристику он не сочиняет, картин не пишет и вообще, судя по всему, ничем, кроме компьютеров и накопления денег, не увлекается. В чём же тогда дело? Какая нелёгкая занесла супербогача и яркого телевизионного журналиста и автора книг в это непрезентабельное заведение?
Первое, что выдавил Юрий Валентинович, придя в себя, было:
- Дорогая, ты знаешь хоть кто это? Налей им что-нибудь приличное.
- Плевать. Налью, что полагается. И недолью, как полагается.
- Тёмная ты женщина! Телевизор, что ли, не смотришь?
- А вот сковороду у меня в руках не видел? Иди стол протри, прими заказ. И не вздумай наливать им в долг!
Юрий Валентинович благоговейно приблизился к посетителям, которые расположились за столиком в углу. Билл Гейтс курил дешёвые сигареты без фильтра, Соловьёв вальяжно развалился на стуле и брезгливо разглядывал людей в зале.
- Добрый день, - сказал Юрий Валентинович, протерев стол и положив затем на него меню.
- Добрый, добрый, - ответил Владимир Соловьёв.
Билл Гейтс не ответил ничего, продолжая курить.
- Смотрю, узнали? – добавил Соловьёв.
- Да, да, конечно, - сказал Юрий Валентинович. – Очень польщён. И безумно рад приветствовать вас в своём скромном…
- Да ладно, - презрительно скривил губы Соловьёв. – Называй уж, братец, вещи своими именами. Дыра, каких поискать. Много я повидал злачных мест, служебные там командировки, журналистские расследования, ну, понимаешь, о чём я… Так вот, в такой отвратительной дыре, должен признаться, я впервые в отличие от братца Билла… То есть хочу сказать, даже он обалдел. Верно, Биллушка?
- Ес, ес, Владимир Адольфович, - ответил Билл Гейтс, перемешивая отличную русскую речь с коверканной и невразумительной английской. – Ес итчиз!
Владимир Соловьёв сердито посмотрел на своего спутника, но ничего не сказал.
- Будете что-то особенное? – спросил Юрий Валентинович.
На что Билл Гейтс ответил на чистейшем русском:
- Да! Водку! Самую дешёвую!
- Мой заокеанский друг большой шутник, - сказал Соловьёв, словно оправдываясь. – Но в данный момент он не настроен шутить. Жизнь в безумной роскоши выработала у него извращённый вкус, когда организм патологически требует несвежих продуктов и отвратительного пойла. В такие моменты мне остаётся только присоединиться к своему другу.
Юрий Валентинович подивился причудам богатейшего на планете человека, но всё же послушно принёс требуемое.
Парочка, чокнувшись, выпила, после чего Соловьёв высокомерно поинтересовался у Юрия Валентиновича:
- Дела идут?
- Да так, - ответил Юрий Валентинович. – Честно говоря, заправляет всем супруга, и бухгалтерию тоже ведёт она…
- Бабы – дуры, - сказал Соловьёв. – И ты дурак, если доверяешь ей весь бизнес. Верно, братец Билл?
- Ага, - подтвердил Билл Гейтс, блаженно вытирая перекошенный от выпитой водки рот. – Так и норовят без портков оставить. Я в этом деле собаку съел. И потому – всё сам, всё сам… Супруга пусть портки стирает и щи варит, а деньги мы и сами смогём посчитать…
Получив под столом пинок, Билл Гейтс, почесав затылок, добавил:
- То есть, хотел сказать, пусть меха примеряет с бриллиантами перед зеркалом, а в мужские дела соваться я ей не позволяю. Ну, а щи варить и портки стирать – это кухарка, да. И гамбургеры она тоже готовит, пирожки по вашему. Гамбургер с картошкой, гамбургер с капустой и яйцами, гамбургер с…
Получив пинок вторично, Билл Гейтс замолчал.
Юрий Валентинович во время паузы хотел было похвалиться, что бизнес возложен на супругу по причине того, что ему самому некогда заниматься делами, так как пишет роман, который в недалёком будущем прославит его и сказочно обогатит, но Соловьёв внезапно с надрывом произнёс:
- Мой путь пронизан ярким светом перфекционизма и мне горько оттого, что всё оказывается не так, как хотелось бы. Мир жалок и одновременно глумлив.
- Что вы хотите этим сказать? – деликатно поинтересовался Юрий Валентинович.
- Что все вы жалкие людишки, озабоченные, как бы послаще пожрать и подольше с кем-нибудь посимпатичнее поспать. Бездуховность – ярмо нашего времени.
- Простите, - возразил робко Юрий Валентинович, - но не всё так безнадёжно, так сказать, в королевстве Датском. Я, например, в отличие от супруги живу не только материальным. Пишу, знаете ли…
- Пишите? Похвально, похвально… Только дано ли вам писать просто, без изысков, как Хемингуэй? Или вычурно и используя слова, за которыми нужно лезть в словарь, как Фолкнер или Пелевин? Можете ли вы бесконечно смаковать ностальгию, как Пруст? Или вымучивать шутки и разбавлять щедро предложения арго, как Сан-Антонио? Сможете ли вы нудно и долго философствовать, как Камю? И что, собственно говоря, вы вообще за пень?
Юрий Валентинович с удовольствием слушал Соловьёва и понимал, что именно эти глубокие высказывания он и употребит в своём романе, потому как о чём ещё могут говорить два писателя, кроме как о языке, форме, стилистических изысках и безвкусице, об известнейших литераторах. Но последние слова привели его в замешательство.
Владимир Соловьёв, не дожидаясь ответа, дружелюбно хлопнул Петровского по плечу:
- Да ладно, не парься. Настоящих писателей тысячи. Графоманов, как ты, и вовсе миллионы, но следующие поколения будут читать всего лишь двух авторов, уясни это раз и навсегда, братец. И знаешь, кого?
- Достоевского и Толстого? – нисколько почему-то не обидевшись на грубость и фамильярность, ответил Юрий Валентинович.
- Нет. Меня и Кафку.
- Мне нравится Гашек, - сказал Юрий Валентинович.
- Кто это? - спросил Соловьёв, глядя на собеседника таким наивным и пьяным взглядом, что Юрий Валентинович не понял, шутит тот или говорит всерьёз.
- Ещё водки, - попросил Билл Гейтс, и когда Юрий Валентинович отправился за ней, сказал своему спутнику:
- Гляжу на тебя, Владимир Адольфович, и не могу понять, действительно ли ты такой умный или понты просто колотишь?
- Жрец выписал из книжек какие-то умные изречения и дал мне штудировать, чтобы я умняка давил. Тебе-то легко, типа по-русски не волочёшь, и знай себе отмалчивайся. А я зубрил, как школьник.
Когда им принесли водку, Соловьёв, хлопнув рюмку, вспомнил о своих обязанностях вербовать в Орден новых прихожан и спросил Юрия Валентиновича, который, полусогнувшись в позе глубочайшего почтения, продолжал стоять рядом:
- Православный или мусульманин?
За Петровского ответила его супруга, которая из-за барной стойки наблюдала за происходящим и которая сразу заподозрила в посетителях двух прожжённых прохиндеев.
- А вам-то какое до всего этого дело? – спросила она, подходя и красноречиво уперев руки в пышные бока. – Что вы за два таких архангела?
- Дорогая, успокойся, - пробубнил Юрий Валентинович, понимая, что сейчас супруга войдёт в раж, и тогда в заведении не поздоровится никому.
Соловьёв продолжал держать себя высокомерно.
- Не архангелы, а апостолы, - заносчиво сказал он. – Грядёт великий судный день. И мы здесь для того, чтобы подготовить вас, презренных, к встрече с Золотым Скорпионом.
- Ах, так вы сектанты… - произнесла мадам Петровская приглушённым тоном, который не предвещал ничего хорошего. – Ходите, значит, и народ дурачите.
- Сеем разумное, доброе, вечное, - в поддержку приятелю сказал Билл Гейтс.
На что супруга Петровского отреагировала незамедлительно:
- А ну!.. Я вам сейчас сеялки-то пообрываю!
И для начала, схватив за шиворот супруга, утащила его в подсобку, где выдала следующий монолог:
- А тебе, дурень, оборву в первую очередь! Ты чего разлюбезничался с этими прохвостами? Нынче ухо востро держи! А ты в рот глядишь им, не отходишь, будто мёдом намазали. Заманят в свою секту и облапошат в два счёта. Без квартиры и гроша оставят. Тебе-то, конечно, плевать, потому как стишки свои писал, пока я ишачила за двоих. Но да не на ту нарвались! Сидеть тут и не рыпаться! Я сама с ними разберусь…
Юрий Валентинович покорно остался в подсобке, потому как привык отсиживаться там, пока супруга устраивала разборки в зале, и, повторяя вслух, чтобы не забыть, стал записывать высказывания великого Соловьёва:
- Так, безмятежно смаковать ностальгию, как Пруст… Здорово. Вымучивать шутки, как Сан-Антонио… Просто замечательно…
Но в этот раз разборок не последовало. Супруга «Русского Бутлегера», бойко стучащего по клавиатуре и невероятно довольного тем, что дело наконец-то сдвинулось с мёртвой точки, выйдя в зал, мировых знаменитостей там не обнаружила. Денег они тоже не оставили. Зато со стола вместе с ними исчезла дешёвая пепельница.
- Вот пройдохи, - прошипела хлопнувшей двери супруга будущего автора эпохального романа. – Хорошо, хоть так. Хорошо хоть, что без квартиры и сбережений не оставили. Черти неумытые…

- Так. Куда? – запыхавшийся и пьяненький Билл Гейтс спрашивает осоловелого Соловьёва.
- Дальше пути расходятся, братец, - заплетающимся языком ответил Соловьёв. – Мне нужно скрасить моё густое одиночество литератора обществом блистательных дам. Где у нас, кстати, самые дешёвые проститутки?..

Увидев в криминальной хронике скандальный сюжет, где два человека, один вылитый Билл Гейтс, второй Владимир Соловьёв, пьяно матерились и плевались в отделении милиции, доставленные туда по подозрению в воровстве и хулиганстве (плюс нанесение тяжких телесных сутенёру, не пожелавшему отдавать девочек за просто так), Жрец в сердцах ударил себе перстнем с тяжёлым камнем по лысине.
- Так и знал, что нельзя на этих прохвостов положиться! Ладно, Скорпион с ними. Теперь вся надежда на светопреставление…