отец Онаний : Конкурент для карлика

Я появился на свет не имея конечностей, которыми обычно дети тянутся к своим родителям и к свету. Тянуться мне было не к кому, и не к чему. Меня оставили в роддоме, помятуя о том, что я стал плодом чужого эгоизма и чрезмерной любви к алкоголю. Почему-то меня определили к умственно отсталым. Старый, как трухлявый пень, заведующий отделением, посчитал, что человек без ручек и ножек никак не может быть нормальным. И меня отправили к дуракам.

Мои первые отчётливые воспоминания - это пахнущие хозяйственным мылом руки нянечки. Этот запах навсегда вьелся в мой разум. В палате для умственно отсталых нас было много и все не от мира сего. На пришельца, то есть на меня, старожилы смотрели с нескрываемой ненавистью. Так обычно смотрят каннибалы на случайно очутившегося на их территории человека. Они смотрели на меня будто я отвлек каждого из них от какого-то важного дела, например, один грыз ногти у себя на ногах, а другой, пытался пальцем достать до мозга. Но палец всё равно застревал в ноздре и не давал достичь задуманного. Ещё двое делили отгрызанные ногти своего соседа, в которых, как им казалось, крылась волшебная сила - поев таких ногтей можно было непременно поумнеть. Таким образом каждый был при деле.

Мест не хватало и меня, как самого маленького подложили на кровать к карлику, которого звали Алёша. Кроме того, что он был очень маленький, у него был паралич конечностей и он не ходил.
Пацан с соседней кровати заметил: "конкурент для нашего карлика". А другой пацан, который до это был занят тем, что поедал бантики от матраса, цыкнул сквозь редкие брехливые зубы:"можно их вместе спеленать. Выйдет один нормальный. Но это не точно".

В ту первую ночь я не спал. Карлик Алёша тоже. Мы прислушивались и принюхивались друг к другу. Молча. Больше всего я боялся, что нас действительно спеленают вместе. Под утро карлик Алёша уснул и во сне сделал лужу. Возможно от страха. Или это была его защитная реакция, чтобы избавиться от меня. Или так он метил свою территорию. Вариантов ответа было множество.

Утром пришла нянечка и отругала меня, что я обмочил постель. Карлик Алёша тихо улыбался. Нас вытряхнули на пол, чтобы сменить простынь. Лёжа на полу мы молча сверлили друг друга глазами. Есть такая игра у сумасшедших: кто кого первым заебет. Алёша был в ней гроссмейстером. Я быстро проиграл и отвернулся.

Нянечка подняла нас поочередно на кровать. Хотя простынь была свежей, но матрас под ней давно уже пропитался мочой. Оставалось только привыкать. Алёша скорчил мне рожу. Я промолчал. Я хотел быть умнее, умнее среди дураков, звучит!

Конкурент его съест,- делали ставки пацаны.
Пять сигарет, что наш Алёша выйграет этого доходягу,- крикнул рыжий пацан, который сидел на кровати в углу.
Не, Алёша - не жилец, зуб даю.

Всё это время, я и карлик были живыми мишенями. Наши жизни стоили лишь несколько сигарет. Мы молча о чем-то думали. По крайней мере, я думал. Был ли в сплюснутой голове Алёши мозг, производящий тот самый процесс, я сильно сомневался.

На завтрак все ходили в столовую. Все, кроме нас с Алёшей. Мы оба не могли ходить. Нянечка принесла две миски с кашей и по куску хлеба на брата. Алёша уплетал за обе щеки, помирать с голода он точно не собирался. Я отказался от еды. У меня совсем не было аппетита. Очень хотелось, чтобы этот уродец подавился кашей и умер. Тогда бы я стал полноправным владельцем кровати, почти как нормальные дети.

Потом была прогулка, о которой мы тоже могли лишь мечтать. В палату возвращались к обеду.
Живые,- уведомлял нас каждый из вошедших.
Борятся.
Я всё-таки за нашего Алёшу.
Пять сигарет!
Три! И значок с Лениным.

Ставки сделаны. Ставок больше нет.

После обеда тихий час. Я не сплю, прислушиваюсь к общему сопению, пытаюсь разобрать сопит ли Алёша. Хочется чтобы он поскорее умер. А я наконец поспал. Но Алёша жив. Он спит, как младенец. Спит, как самый нормальный человек. Если бы я был половчее, то мог бы подползти к нему и перегрызть глотку. Но я бестолковый обрубок. У меня амелия: отсутствие конечностей, а в остальном я не так уж плох. Я быстро запоминаю, возможно, мои родители были учёными. Это нормально, что они от меня отказались, кому нужен обрубок. Нормальные люди должны жить для себя. Даже карлик Алёша на моем фоне выглядит не так убого. Хотя по умственным показателям он, конечно, даун.

Дни затянулись. Пацаны перестали делать на нас ставки. Алёша стал реже мочиться под себя и под меня. Мне даже показалось, что это был жест доброй воли, или незримая рука дружбы протянутая мне, если бы у меня была хоть одна рука.
Мы начали общаться взглядами. Взгляд Алёши был тупой и укоризненный, я же напротив отвечал ему светлым взором, подмигивал, тем самым давая понять, что не враг, а лишь временный вынужденный сосед. Никакой конкуренции от меня не нужно ждать.
То, что я не долгожитель, было понятно даже местным тараканам, которые особенно полюбили ползать по нашей обители. Алёша дул на них и плевался, я попытался перенять этот способ, но выходило у меня не важно, поэтому часто тараканы могли заползти мне в рот или в уши. Всё это очень смешило остальных обитателей нашей палаты. У них с тараками были свои счёты. Одни тараканов ели, другие устраивали бега. Каждый развлекался в меру своих умственных способностей.

Как оказалось, дружбы у нас не вышло. Злой и мстительный Алёша сделал всё, чтобы избавится от меня. Каким-то образом однажды он раскачал нашу кровать так, что я слетел вниз и сильно ударился головой. Вышло приличное рассечение и меня на какое-то время забрали из палаты. Когда я вернулся, то Алёши не было. На мой немой вопрос, куда он делся, пацаны пояснили, что в тот день, когда меня забрали, Алёша так радовался, что захлебнулся собственной слюной и умер. Так что я победил. Мне принесли долю - две сигареты, несколько конфет и значок с Лениным. Всё это положили на тумбочку, до которой я никогда не смогу дотянуться. Я стал полноправным обладателем собственной кровати. Хотя мне немного жаль Алёшу, с ним иногда было веселее. Особенно в те моменты, когда он не мочился на нашу общую жилплощадь. Для чего-то я дал себе клятву, если выживу и кого-нибудь выйду отсюда, то обязательно найду настоящих родителей Алёши и поведаю им об их сыне, каким бы они был. О мертвых либо хорошо, либо ничего.

Я лежал и смотрел в потолок, по которому медленно полз таракан. Интересно, как ему удается ползти по отвесной поверхности?! Таракан полз, полз, но в какой-то момент всё-таки сорвался, и упал прямо в мой широко раскрытый от удивления рот. Я стал кашлять, пытаясь освободиться, выплюнуть его, но это был конец.
Наступило утро. Солнце нехотя стало заглядывать в нашу палату. Ему тяжело было пробиться сквозь пыль и паутину на окнах. Мой трупик лежал на кровати с широко раскрытым ртом. Смерть в этом месте была неотъемлемым атрибутом. И лишь время и тараканы решали, когда и кому сыграть с ней в поддавки.