SF : Желание

От гипноза нестерпимо чесался нос, однако почесать его не было никакой возможности. Мои руки были крепко связаны за спиной рукавами смирительной рубашки.

— Я всё равно больше ничего не помню, доктор, — сказал я, — зря стараетесь.

— Понятно, понятно. А теперь?

Сидящий напротив человек в белом халате встал, вышел из-за стола и, наклонившись надо мной, сделал несколько пассов длинными узловатыми пальцами словно фокусник, вытаскивающий монеты у меня из-за ушей.

Перед моим внутренним взором мелькали цветастые яркие картинки, справа (или слева?) доносился далёкий пароходный гудок, приятно выделяясь среди шума людских голосов, звенел колокольчиком почему-то знакомый (а может и нет?) женский смех. Вкусно пахло жареными каштанами.

— Н-нет, ничего.

Доктор (?) поправил чёрные зеркальные очки на носу. Такие носил Виктор Корчной, когда играл знаменитый матч на первенство мира по шахматам в Багио против Анатоля Карпова. В этих очках я раздваивался и искривлялся словно персонаж некой сюрреалистической картины.

— Давайте сначала, — сказал он, вернувшись на своё место. — Вы говорите, что последнее, что вы помните, это то, как вы покупали картину на ярмарке в Москва-Сити.

— Да.

— И её продавал вам не кто-нибудь, а двойник Сальвадора Дали?

— Да. С усами такой.

— И это было?

— В среду. В обеденный перерыв.

— И потом вы пошли к себе в офис, но не помните, как дошли, а очнулись уже здесь в смирительной рубашке. Так?

— Я не помню, я же сказал.

— Сегодня кстати суббота, — задумчиво сказал врач. И зачем-то добавил, — шаббат. Вы попали к нам вчера, то есть на третий день после вашей сделки, в состоянии острого невроза, при этом ни алкогольного, ни наркотического опьянения зафиксировано не было. На психиатрическом учёте вы не состоите, мы проверили. Хм, интересно. И никаких ярмарок ни среду, ни во вторник, ни в четверг, ни в одной из башен Сити не проводилось. Их там не бывает.

— А что, кстати, было нарисовано на картине? — вдруг резко спросил он и, сняв очки, внимательно поглядел на (а может быть сквозь?) меня.

Я невольно вздрогнул, на месте зрачков у допрашивающего меня психиатра были бельма.

— Чёрт! Да, не помню я! Вы кто вообще?! Выпустите, я ничего не сделал!

— Вопрос не в том, кто я. Вопрос в том, кто вы и как вы сюда попали, — врач надел очки и снова встал из-за стола.

— Хорошо. Попробуем ещё раз. Раз, два, три, четыре...

...

«...В моём детстве не было родителей. Потому что и детства, как понимают его люди, тоже не было. Джины сразу рождаются взрослыми. Верней не рождаются, а как бы материализуются из взаимодействий электромагнитных фермионных и бозонных полей с гравитационным. При этом, так как взаимодействие непрерывно меняет степени свободы находящихся внутри объектов, то и джины непрерывно структурно меняются. В силу этого, в исключительно редких случаях, джин забывает, кто он и начинает жить жизнью обычного человека постепенно утрачивая свои свойства...»

— Какая дичь, — раздражённо сказал, подошедший к моему столику толстый официант, чем-то похожий на рассерженного персидского кота.

— Простите?

— Я имею ввиду подкаст, который вы сейчас слушали. Всем известно, что ключевыми и фундаментальными для формирования сложных структур типа «джин» являются слабое и сильное взаимодействия, которые совершенно не были упомянуты. А для потери свойств необходим прежде всего внутренний посыл, то есть желание, а не какие-то эфемерные структурные изменения. Бред полнейший, — и после секундной паузы, — что вы выбрали?

— Э-э-э. Дайте том-ям сет, пожалуйста.

Я посмотрел на удаляющегося странного официанта, потом с некоторой опаской на свой смартфон. Никаких подкастов, тем более во всеуслышание я, понятное дело, не слушал.

— Так, — сказал я себе. — Надо поесть и успокоиться. Что-то мы вчера с Михалычем явно лишнего выпили.

С Москва-реки донёсся длинный пароходный гудок, резкий порыв ветер сорвал широкополую изящную шляпку с головы, сидевшей через пару столиков молодой женщины, и понёс, кружа над верандой ресторана. Хозяйка, весело смеясь бежала за ней.

— Привет, сделай каштаны, — кто-то маленький, но цепкий дёрнул меня за руку.

— Какого?

Я обернулся и увидел маленькую белокурую девочку лет пяти, беззаботно глядящую на меня огромными голубыми глазами.

— Только жареные. Ладно?

— Ты кто? Откуда?

— Ой, извините ради бога! Это она так играет, — подбежала мама (или няня?) девочки. — Простите, пожалуйста. — и торопливо удаляясь, — Лилит, ну нельзя же так. Сколько раз я тебе говорила не подходить к незнакомым? Не бывает всегда так, как ты хочешь, — и почти шёпотом. — Это обычный дядя, ничего особенного.

...

— С вас одна человеческая жизнь, — сказал Сальвадор Дали и отдал мне мой портрет. — Приходите ещё.



© Себастьян Ферейро