Az esm : Странные поезда прошлого

Прошлое это то, что когда-то было настоящим. Таким очевидным, как чётко проявленный снимок. Дальнее прошлое это когда твой компьютер загружался чуть быстрее. А что такое память, что такое мыслить и существовать? Мысль это то, что иногда трудно отключить. Потому что тумблера нет. Потому, что иногда хочется отключить это движение образов и ассоциаций. Хочется, но не получается. Люди опутывают землю колючей проволокой, ставят пограничные столбы и если кому – то кажется, что это излишне, то это заблуждение ибо, в противном случае, они убьют друг друга, нет не друг друга люди убьют - враг врага из за скуки, из за нереализованности своих амбиций, из за пьянства мужчин, из за холодности женщин, из за плохих программ по телевизору, из за выкриков лжепророков в интернете Людям по большей части всё равно. Давно научились не замечать ни боли, ни радости, люди уткнувшиеся в электроприборчики для обмена информацией, перестают замечать реальных людей вокруг. Год за годом навязчиво вспоминается та дорога. Один и тот же маршрут, поезд от Прохладного до Москвы. Через Харьков. Я еду до Харькова. 1984 год. Вагоны пассажирских поездов окрашены в зелёный цвет, а полоски жёлтые. Мне девятнадцать лет. Через пятнадцать дней меня заберут в Советскую Армию. Еду к подруге, которая там учится в художественном училище. Ей в этом году исполнилось восемнадцать. Её зовут, ну скажем Инна. Фамилии персонажей изменены. Зачем писать прозу о несуществующих персонажах? Она ведь существует. Как широко известная в узких кругах художница. Как чья-то мама и чья-то жена. Я тоже существую. Меня зовут Наир. Я рослый и у меня раскосые глаза. Я мимолётен как мясник в поэме Новеллы Матвеевой. На какой ляд она не поленилась переписать всю эту поэму и отправить мне её в Баку в армию? Поэму Новеллы Матвеевой про Питера Брейгеля. В войсковую часть с пятизначным номером из шестёрок за исключением двух цифр. Это будет через пять месяцев после означенной поездки. Поездка была в конце июня, значит письмо придёт где-то в ноябре. Спорадически повторяющаяся в памяти картинка – поезд, в моей руке сигарета и почему – то марка запомнилась - «Афамия». По закону жанра надо придумывать диалоги и прямую речь. Надо придумывать, а не получается. Память не диктофон – в ней исчезают слова, как утонувшие предметы. Почему то запомнился вошедший в купе персонаж – парень в синем кримпленовом костюме в цветной рубашке с длинным воротником и длинными волосами - стиль волка из первых выпусков «Ну погоди!» Я в своём прикиде из тогда был бы и сейчас малозаметен. Ну да длинные волосы, ну чёрные туфли с белой подошвой и с рантом, ну клетчатая рубашка, джинсы. Отечественные советские джинсы фабрики «Большевичка». В ту первую поездку я впервые увидел терриконы. Потому что поезд через Донбасс шёл. Горловка, Харцызск, Ясиноватая, Иловайск. На тот момент почти ничего не говорившие мне географические названия. Бабушки на полустанках приносят еду к поезду. Глухонемые, предлагающие купить Пасхалии, кулинарные рецепты, порнокарточки - всё в чёрно-белом исполнении на каком - нибудь униброме. Поезд идёт через Иловайск. Где-то по этому городу бегает Миша Толстых, который понятия не имеет, что станет героем Донецкой Народной Республики. А я пью чай из стакана в подстаканнике. На обёртке от сахара нарисован поезд. Смотрю в окна на индустриальные пейзажи и не ведаю, что тут будет какая-то другая республика, а не Советский Союз. 1984 год. Прочитан Ремарк, а вот Оруэлл не прочитан. Я ещё интересуюсь живописью. Еду подруге, которую зовут Инна. Она учится на художественно – педагогическом отделении харьковского художественного училища. Харьков ассоциируется у меня с белой дедушкиной электробритвой. Из окон видны надписи «Слава КПСС!». Поезд идёт сквозь день, прибытие в Харьков в семнадцать ноль- ноль. Я не могу себе представить что Миша Толстых, про которого я не знаю, будет сражаться с другими советскими людьми за родной город Иловайск, а какой – то Петя Порошенко будет мальчиш – плохиш- он на год младше меня. Когда мы были советскими, у нас с Петей Порошенко был выпускной в одном и том же году. Нас и в армию забрали в 1984 году. Меня летом со второго курса. Его возможно летом, может осенью. Меня забрали в Ереван, его в Ахтубинск. Я позже побываю в Ахтубинске, даже там внутри авиачасти, где этот Петя служил. Только в отличии от него, я никогда не стал бы стрелять в советских людей. И памятники Ленину бы сносить не стал. Предсталяю себе Петю на службе- на нём синие погоны, комсомольский значок на хэбэ и комсомольский билет в кармане. А кругом ахтубинская мошка. Как же она его грызла, что он таким злым стал?

Пока мы будем служить, Черненко станет генсеком и отправится в мир научного атеизма проверять на деле ленинскую догадку о полном отсутствии нематериальной жизни. И придёт Миша Горбачёв на деле доказывать просто феноменальную роль личности в истории. А почему только Миша Горбачёв виноват в развале Союза? Может официант в вагоне – ресторане, у которого я, решив подкрепиться сосисками, еле сдачу выбил, тоже виноват. Странно, что эта поездка так в память врезалась. 1984 начало лета. Чернобыль ещё не бахнул. Поезд едет в Харьков. Стивен Кинг ещё не прочитан, но сквозь грохот вагонных колёс слышится как стучат зубами лангольеры.