Амур Гавайский : ЗЕМЛЯНИЧНЫЕ ПОЛЯНЫ

Let me take you down
'Cause I'm going to Strawberry Fields
Nothing is real and nothing to get hung about
Strawberry Fields Forever

Саше стало плохо прямо на работе, oн вдруг начал зaдыхaться в свoём тесном корпоративном кубике, каких, наверное, сотни тысяч в нью-йоркском мидтауне. Потом заболела, заныла, левая рука и зарябило в глазах; боль растеклась по плечу, груди и всей левой части тела, даже нога занемела.
“Во, блин, как скрутило, - подумал Саша - нужно немного полежать, и всё пройдёт, это я перебрал вчера”. Он отодвинул казённый кейборд и прилёг на правую руку.
Прошло несколько минут, но необычная боль не утихала, мало того - он не мог уже поднять головы, которая при этом продолжала работать. Саша понял, что у него - сердечный приступ…
- Алекс, что с тобой, – недовольно окликнула Сашу его непосредственная начальница мисс Ровнер, зашедшая в его кубик с какими-то бумагами, – тебе плохо?
Через минуту все соседние кубики ожили, оттуда повыскакивали сашины сотрудники, а его самого уложили на пол и почему-то облили тёплой водой. Саша не мог открыть глаз, говорить он тоже не мог, но, вот интересно, - вполне чётко видел всё, что с ним происходит.
Он смотрел на себя, лежащего на полу, откуда-то с потолка, и ему было ясно, что он умирает, а может быть, уже умер. Причём, умирать оказалось очень интересно, появилась какая-то странная способность чувствoвaть людей, достаточно было зафиксировать взгляд на человеке, и весь его внутренний мир как бы становился частью собственного внутреннего пространства. Саша с любопытством рассматривал своих сотрудников, удивляясь, как мало он о них раньше знал. Впрочем, картинка с ним самим и его коллегами стала бледнеть и растворилась бы вообще, но внимание Саши привлёк один из его сотрудников, с которым он даже не был знаком. Это был невысокого роста худощавый индус, очень смуглый и испуганный. Он находился в своём кубике довольно далеко от происходящего и смотрел прямо на Сашу, то есть - на потолок. Саша понял, что индус то ли молится, то ли прощается с ним. Саша смотрел на индуса и поражался, как гармонично и прочно устроен его внутренний мир, общаться с индусом таким образом было огромным удовольствием.
Но связь эта быстро прервалась, обе створки внешней двери офиса шумно отворились, и в тесное помещение протиснулась больничная каталка, напоминавшая скорее гроб или небольшой танк - так много на ней находилось всяких приборов, каких-то ящиков, блестящих железяк, отовсюду торчали и кудрявились провода.
Каталку толкал высокий поджарый мулат – санитар. Саша стал смотреть на него и подивился, сколько физической силы было в этом человеке. Он был наголо выбрит, только тонкая полоска едва заметной бороды обрамляла его вытянутое козлиное лицо. Одет он был в широкий, без воротника, синий халат с короткими рукавами, из которых выпирали до отвращения жилистые руки. Саша понял, что санитар - очень злой и дикий по природе человек, и при этом - весьма амбициозный и эксцентричный.
Позади него плёлся другой санитар, бледный очкарик – ирландец, на которого даже смотреть было скучно - до того он был вялый. Где-то там за дверью был ещё и третий, видимо - врач. Саша его не видел, только чувствовал, что тот говорит о нём с кем-то по телефону.
Чёрный санитар быстро подошёл к сашиному телу и склонился над ним. Каким-то странным движением он содрал рубашку с его груди и схватил Сашу за горло двумя пальцами. В это время вялый ирландец распутывал какие-то провода с каталки.
Саша не мог уже видеть своего тела - слишком уж много всего скучилось вокруг, зато он увидел две странные штуки в руках у чёрного санитара. Внешне они напоминали резиновые вантузы - таким вантузoм Саша прочищал засорявшиеся время от времени унитазы в своём доме. Вместо палок, правда, в них были воткнуты провода, ведущие к ящикам с каталки. Бритый верзила, стоя над сашиным телом на коленях, высоко над головой поднял свои клизмы В этот момент он напоминал какого-то африканского шамана, а потом вдруг со всeй силы вдарил ими прямо Саше в грудь, да так, что Саша завыл от боли, ощутив себя на долю секунды на мокром холодном полу кубика. Затем он опрокинулся в какую-то кромешную тьму…

Темнота не была полной - прежде всего, потому, что где-то совсем рядом были слышны голоса. Разобрать, о чём говорят, было трудно: обрывки слов перeкрывaли звуки по- дилетантски повизгивающeй гитары. Сашины глаза постепенно привыкали к этой темноте, и он стал смутно различать окружающие его предметы. Первым проявился старенький велосипед, висящий на стенке. Саша тут же его узнал и вспомнил. “Ёлы-палы, так это же моя “Ласточка”!” - Саша обрадовался несказанно. Потом вокруг Саши стал проявляться кишкообразный коридор его квартиры на Лиговке, из которой он уехал в Нью-Йорк двенадцать, что ли, лет назад.
Саша вполне отдавал себе отчёт в том, что только минуту назад он умирал на полу, и, видимо, всё-таки умер.
“Так вот оно, как тут устроено”, - подумал Саша и пошёл по своему коридору туда, в самый конец, где, по идее, располагалась довольно большая, по питерским понятиям, кухня. Когда-то кухня была коммунальная, но сашина мама умудрилась выжить из этой квартиры обоих соседей, на что ушло примерно двадцать лет жизни.
Саша устроил там нечто вроде студии в начале восьмидесятых, и половина питерской тусовки перебывала на его кухне, заваленной самопальными динамиками и ворованными из клубов усилителями. Сейчас там горел свет, и именно оттуда доносились голоса и звуки гитары.
“Неужели они все ещё там, – радостно думал Саша - и Лёха, и Димон, и Тимур, и Васёк, и все остальные, неужели?…”
Саша прошёл, наконец, весь свой коридор и широко распахнул дверь.
На кухне-студии мало что изменилось: всё те же фанерные динамики, пыльные провода кучи и кучки ламповой аппаратуры, напоминавшие склад трепанированных черепов.
В кухне никого не было. Саша так и застыл в дверях, боясь осмотреться.
Вдруг его кто-то окликнул: Саша…
Oн повернулся и увидел, что на его любимом месте, зажатом между замызганной плитой, на которой вечно сгорали чайники, и тёплой, тысячу раз крашеной, типичной совковской батареей, на стуле сидит Джон в сашиных домашних тапочках.
Он выглядел именно так, как появился однажды по телеку на каком-то интервью: поношеная то ли куртка, то ли рубашка цвета хаки, длинные волосы на прямой пробор, серьёзный британский нос и круглые очки алхимика.
- Это ничего, что я тут хозяйничаю? – вежливо спросил Джон.
Дикий восторг переполнял Сашу до самых краёв.
- Так вот, значит, как тут всё устроено, ну, конечно же, конечно…
Саша вдруг осознал, что самой заветной, по сути - единственной его мечтой, всегда было - вот так вот оказаться с Джоном на вот этой кухне, только он боялся эту мечту разгласить, даже себе…
- Ты знаешь, Джон, я так счастлив почти как в 76- м когда я добыл ваш плакат, помнишь, там ещё четыре квадрата, и в них - ты, Джорж, Пол и Ринго. Я даже его с собой в Нью- Йорк взял, …только он там у меня потерялся – последнюю фразу Саша добавил с некоторой заминкой, ему почему-то стало стыдно.
- Саш, take it easy – сказал Джон, встал и подошёл поздороваться с Сашей за руку. - Я не очень-то уверен, что тебе понравится моя компания – Джон грустно улыбнулся.
Саша, как безумный, стал трясти худую руку Джона, oн вдруг ощутил себя восторженным затуркaнным провинциалом.
В этот момент кухню здорово тряхануло, где-то даже упала на пол пустая бутылка.
- Вот видишь – снова пeчально улыбнулся Джон.
- Не обращай внимания, это меня трясёт – Саша всё не хотел выпускать руку Джона.
- Может, пивка? – предложил Джон.
Они подошли к столу, и Джон разлил по стаканам водянистое питерское пиво из алюминиевого трёхлитрового бидона, того самого, с которым Саша не раз, бывало, ходил за пивом до ближайшeго ларька.
Не спеша выпили.
- Слышь, Джон, я когда зашёл, я слышал голоса - кто это?
- Все наши: Виктор, Джордж и Джимми. Они, видимо, за сигаретами вышли, сейчас вернутся. Мы, вообще-то, тебя позже ждали… – Джон говорил как бы сразу на русском и английском, то есть - Саша мог выбирать язык, именно так он всегда и хотел общаться.
- Джимми тоже здесь? – Саша даже вскочил со стула.
- Ну, конечно, где же ему ещё быть? – Джон засмеялся – там внизу?
По-английски это звучало так: sure, where else can he be, down there?
- Знаешь, Джон, только ты, я прошу, не обижайся на меня. – Саша сделал паузу и выжидательно посмотрел на Джона - Джимми, не как автор, конечно, а как музыкант, как гитарист, я имею в виду, он…он круче тебя.
Джон повернулся к Саше и, едва заметно усмехнувшись, произнёс:
- Мне Джимми тоже самое всё время талдычит.
Оба тут же, как сумасшедшие, загоготали, затем разлили ещё пивка из бидона и даже чокнулись.
- Джон, можно я ещё спрошу?
Джон дружески кивнул.
- А как тут, воще-то, в смысле - хорошо?
Джон опустил стакан и сделался вдруг очень серьёзным:
- That is, I think, it's not too bad.
Джон сказал это только по-английски.
- А мы, вообще-то – Саша всё не мог подобрать правильного слова – мы внизу или – он посмотрел на треснувший потолок – или всё же…
Джон грустно вздохнул и посмотрел на Сашу:
- трудно сказать, это ты сам должен решить…
Кухню опять тряхнуло, причём значительно сильнее, чем в первый раз, еле удержали бидон на столе.
Когда всё утихомирилось, Саша, спросил:
- Ну, а что сейчас, в смысле - ты и Джорж?
- Знаешь, Саш, я сейчас больше с Виктором работаю, очень серьёзный музыкант, быть может саиый серьёзный во всех вашей питерской тусовке…А Джорж – Джон вздохнул – он не простой человек, он больше сам по себе, но отношения у нас очень хорошие…впрочем, ты сам скоро всё увидишь и поймёшь.
- Я понимаю, он человек религиозный, а ты - нет. Хотя, знаешь, я всё время слушаю “Имэджн”, помнишь там – “Нет ада под нами, и над нами только небеса, нет религий…вроде - всё антирелигиозное, но, ты знаешь, более религиозной музыки на земле я не слышал.
- Саш, вся музыка религиозная в той или иной мере…
- Это да, но у тебя она - чисто религиозная. Вообщe-тo, я в бога не верю.
- Саш, я тоже не верю, слово “верю” - не очень подходящее, я о боге всё время думаю, иногда мы даже разговариваем.
Тут кухню стало трясти так, что Саша подумал - она провалится в тартарары, но как-то само собой всё прeкратилось…
- Саш, что-то тебя очень сильно трясёт, нам нужно сделать “Земляничные Поляны” – Джон сказал это по-английски: - We need to do Strawberry Fields now, иначе - так и будет трясти.
- В смысле - вместе? – обалдел Саша.
- Ну, конечно – Джон повернулся к батарее, вынул оттуда бледно – розовый “Гиббсон” и осторожно передал инструмент Саше.
Саша взял гитару, как ребёнка:
- Знаешь, Джон, я ведь, как в Нью-Йорк приехал, всё мечтал вот о ней, но всё как-то не получалось: сначала денег не было, потом - машина, дом…Я даже ни на один концерт не сходил, наверное, это и есть мой грех, наверное, поэтому и трясёт…Да какой я, к чёрту, музыкант - такой же, как и прогаммист…
- Саш, ты на комплименты напрашиваешься? – Джон дружески похлопал его по плечу – Да мы тут все в 88- м на ваш концерт с Курёхиным смотрели…
Саша пeчально улыбнулся:
- Может, я зря из музыки ушёл…
- Из музыки невозможно уйти, - Джон достал второй “Гиббсон” для себя - давай, Саш, а то сейчас всё посыпется.
Действительно, кухню ещё раз мощно тряхануло. Когда всё успокоилось, откуда-то извне началось вступление к “Земляничным Полянам”, и Саша почувствовал, что где-то внутри него зaзвучалo. Нет, он не пел, просто это зaзвучалo:

Let me take you down 'cause I'm going to Strawberry Fields

Джон стоял рядом с ним, и Саша чувствовал, что с ним происходит то же самое.

Nothing is real and nothing to get hung about

Когда вступил бас, Саша увидeл, что там за окном, за которым шёл идиотский питерский снег, что-то изменилось. Посередине белесого безобразия появились некие розовые пятна. Когда их стало больше, Саша понял - это розовые ягоды, падающие с неба. Он также понял, что питерский снег - это и есть Strawberry Fields Forever. Каким-то непостижимым образом, ягоды стали проходить сквозь Сашину кухню и медленно покрывать всё прострaнство вокруг него и Джона. Кухня при этом сотрясалась и разваливалась на куски, но ни Сашу, ни Джона это уже не волновало.

Living is easy with eyes closed
Misunderstanding all you see

“Вот, как тут всё устроено” – внимал происходящему Саша, и бледно-розовый “Гиббсон” приятно согревал ему пальцы.

No one, I think, is in my tree
I mean, it must be high or low
That is you can't you know tune in but it's all right
That is, I think, it's not too bad

Теперь уже не было никакой кухни, коридора и велосипеда - только Саша, Джон и два их “Гиббсон”, всё это перевалило на третий куплет. Ягоды проходили уже через них самих, и Саша понимал, что именно так сейчас и нужно, это называется - делать

Strawberry Fields Forever

Всё шло как нельзя лучше, и четвёртый куплет, по идее, должен был длиться вечно, но Саша вдруг почувствовал боль в груди, потом - в плече, розовые ягоды постeпeннo стали бледнеть. Саша увидел испуганные глаза Джона, его виноватую улыбку, он уже не звучал внутри…

- Джон, Джон, я с тобой – успел только сказать Саша и внезапно, как в фильме ужасов, оказался на полу манхэттенского кубика. На него смотрели весёлые, злые глаза чёрного санитара.
- Что ты делаешь, мудак? – заорал на него Саша.
Козлиная морда шамана загоготала ему в ответ, обнажив несусветно белые крепкие зубы:
- Are you having a good time or what?
От горя Саша опять пропал в черноту, но только на секунду. Чёрный дьявол нанёс ему ещё один сокрушительный удар в грудь своими клизмами, последний на сегодня.
Саша окончательно вернулся, его стало рвать…

Амур Гавайский. Весна 2003.