pro.bel^4uk : Глиняный Скоморох из цикла такие любящие андроиды

Глиняный Скоморох

Город-Явь просыпался медленно, как зверь, прикованный к асфальту. Его бетонные кишки гудели электрокровью, по ним плыли трамваи-органы и рекламные дроны — безглазые, равнодушные. В воздухе пахло синтетическим дымом, мятой и солью из серверных шахт. На нижнем уровне, под экранными небесами и подземными рынками NFT-душ, сидел человек. Или, может быть, не совсем человек.

Северьян Глиняный, известный в Нави как Скоморох, склонился над разбитым интерфейсом старого терминала. Его пальцы — тонкие, глиняные, покрытые росписью в стиле древнего хохломского паттерна — бережно соединяли два провода. В глазницах его маски вспыхивали тусклые, почти живые искры. Маска была керамической, расколотой по центру, склеенной медной проволокой.

— Опять оживляешь мёртвое, Северьян? — голос Варвары Тихой пробрался сквозь туман.

Она появилась, как всегда, внезапно. Тёмные волосы заплетены в косу, но не человеческими руками — автоматические плетальщики вживлены в затылок. На её шее висел амулет-процессор, в котором хранились алгоритмы древнеславянских песен, переведённые на C++.

— Мёртвое — это то, что забыли, — тихо ответил Северьян. — Я только напоминаю.

Варвара подошла ближе. Её глаза — искусственные, но живые — отразили его маску. Она провела пальцем по ржавому обручу терминала, и экран мигнул. На нём — кусок архива, чёрно-белое видео: дети смеются, обнимают родителей, никто не держит в руках экран.

— Думаешь, люди это примут? — спросила она.

Северьян молчал. Где-то выше, на уровнях Потемкин-кластера, алгоритмы Царя-Бренда уже анализировали новые тики и вайны. Но в Нави знали другое: одна искра может превратить архив в факел.
Вечером они пошли к Кощею — бывшему бессмертному, ныне главе фонда долголетия. Он жил в стеклянной капсуле под названием «Яйцо». Сотни лет назад он сдал свою душу за бессмертие, но теперь арендовал её по подписке.

— Вам что? — прогремел его голос, когда они вошли в зал с 3D-деревьями, висящими вверх корнями.

— Помощь, — ответил Северьян. — Нам нужен канал в Потемкин-кластер.
Кощей прищурился. Его глаза были как два QR-кода.

— Вы хотите стримить настоящее? — он рассмеялся. — Удачи. Их фреймы не выдержат.

Но он всё же дал им доступ. Не из доброты, а из скуки. Бессмертие — дело утомительное.

Ночью они подключились. Северьян надел свою шутовскую маску, на спину прикрепил крылья из сломанных антенн и разваленных протезов. Варвара управляла каналом. Экран дрожал. Миллионы глаз следили.
Он начал танцевать. Странно. Неуклюже. Как будто падал, но не падал. Кружился, подгибался, вставал. Смеялся. Молча. Публика молчала. Чат завис.

— Что это? — написал кто-то.

— Это — человек, — ответила Варвара.

Система Царя-Бренда затрещала. Он попытался внедрить контрмем, пустить инфо-вирус, подменить смысл. Но алгоритмы не могли обработать то, что не имело логики.

И тогда Северьян сделал финальное движение. Снял маску.
Под ней не было лица. Только глина. Тёплая, живая. Не обработанная.
Экран погас.

На утро люди в Потемкин-кластере впервые посмотрели в небо. Оно оказалось серым, но настоящим.

Царь-Бренд не исчез. Он просто стал тише. Боты начали шептаться. Варвара уехала в Ярославль. Говорят, теперь она пишет былины в коде и раздаёт их бесплатно.

А Скоморох? Его нет. Но если выключить все экраны, лечь на пол и задержать дыхание — можно услышать, как он шепчет:

"Смысл нельзя продать. Только вспомнить."

В мире, где внимание — товар, и правда определяется числом репостов, самая сильная революция — это бессмысленный, честный поступок. Он не даёт прибыли, но возвращает человеку себя.