Антон Горемыкин : Ундоров и фиолетовый шар.

(рассказ 4, последний)

1 часть http://litprom.ru/thread87814.html

2 часть http://litprom.ru/thread87819.html#comment_start

3 часть http://litprom.ru/thread87826.html

Ундоров пришёл в обычный стандартный дворик между пятиэтажками-”хрущевками “. В этом дворе он раньше гулял со своими малышами-детьми. Чувствовал он себя хреново. Как обычный пьяница. Сел на
сломанную скамейку рядом с песочницей так, чтобы видеть свой бывший подъезд.
Вскоре вышла девочка на прогулку. Одна. Хотя за ней приглядывалась мама из окна.

«Глаша» - негромко позвал Ундоров. Глаша встрепенулась, увидела Ундорова. «Папа! Ты выздоровел?» - побежала девочка к нему. -
«Да, почти, Глаша»
«Ты пришел домой? -
«Да нет, хотел тебя увидеть, и Дашу…» -
«А Даша в школе… А когда ты совсем придешь домой»
«Скоро. И перенесу вам фруктов. Как вы любите. Яблоки, сливы.
«От дедушки? Из сада?»
«Нет. Дедушка заболел и … уехал. Далеко»
«Далеко. Я знаю, так говорят, когда человек умер. Он умер?»
«Да, Глаша, да…»
Помолчали оба.

«Домой, Аглая, иди немедленно домой» - раздался голос мамы.
«Иди, Глаша, мама зовёт»
Глаша крикнула: «Мама! Папа уже выздоровел!..»
«Иди, Глаша…»

На Ивановской горке мела январская метель. Открылось окно на первом этаже по Старосадскому переулку. Полетели тряпки, пух, вата. Их выбрасывал Ундоров. Всё это неслось по ветру прямо и заворчивало вниз с Ивановской горке к Солянке и входу на станцию метро «Китай-город”. Так и всё жизнь Ундорова, похоже, пошла прахом.

«Не надо! Не надо! Это нельзя… это мои вещи» - кричала Татьяна.
Ундоров не слушал её: «Там же всё в червях, в этом твоём сундуке, я, как открыл, увидел этот ужас…»
«Нет, нет, это моё, не тронь» - заикаясь, кричала Татьяна.

На кухне, где открылось окно, собрались все двадцать кошек Татьяны во главе с Казимиром. Вид у них был удивленный. На столе стояла недопитая бутылка портвейна и две порожние - рядом на полу. Ундоров закрыл окно, посмотрел на опухшее, покрасневшее, несчастное лицо Татьяны и, ничего не сказав, вышел из квартиры.

Свернул налево, мимо исторической библиотеки, лютеранского Петропавловского собора - прямиком на Маросейку. Купив в круглосуточном винном киоске бутылку спирта «Royal», направился к метро.

Минут через 30 вышел на улицу из станции «Семеновская». Трамваи почему-то долго не шли и Ундоров потащился в дальний путь на Введенское кладбище. Со времён Лефорта оно вело свою историю и располагалось теперь на Госпитальном валу.

Рождество пришло к православным россиянам. И потому Ундоров нёс в кармане заветный подарочек на могилу отцы - фиолетовый новогодний шарик. Пройдя, наконец, привычным путём прямо до перекрестка у высокого склепа, потом направо, к отцовской могиле. Подвесил на крест свой шарик, перекрестился, открыл бутылку, присел на изгородку, налил себе и отцу, поставил в сугроб стаканчик и - «Упокой, Господи, душу раба твоего, и с Рождеством, батя!»

Вечерело. Два ободранных «клошара», ежась от мороза, приблизились к пьяному Ундорову. Схватили бутылку у ног Ундорова и стаканчик отца. Ундоров сразу - в драку. Это была его последняя ошибка из всех сделанных за долгую (недолгую, поди разбери, что правильней) жизнь. Два шага он успел отступить. Но потом отлетел после удара, упал спиной и задом на острые пики соседнего забора. Наколотым жуком покочевряжился страшно, не по-человечески, по-животному и затих.

Душа освободилась от земного притяжения и под силой небесного, полетела в фиолетовую синеву неба, пробила сферическую поверхность Вселенной и так и оставила безобразную неровную дыру с острыми углами. Теперь её можно вполне называть звездой Ундорова.

Это случилось так быстро, неожиданно, что Ундоров, глядя сверху, явственно осознал суть своего положения. Брошенное тело прекратило жизнедеятельность. Душа воспринимала всё с кристальной ясностью. Он тут же пожалел, что не успел дописать последние сцены пьесы о Македонском. Но оставалась надежда, что через мессенджер можно будет направить окончание рукописи своим старым знакомым с просьбой сохранить пьесу и дать ей жизнь хотя бы в виде публикации.

Детей и Татьяну он не хотел расстраивать своими потусторонними приветами. А вот Фаткину, соседу по палате, привет передал бы с удовольствием. Мол, где ты там, Борис, помнишь ли наши веселые дни в психушке? Как забавно мы путешествовали по революционной Москве и как удачно починили подтекающий кран в умывальнике.

Неплохо, вобщем, пролетели годы ундоровской жизни. Могло быть хуже. Не узнает он только, что в момент проникновения его в стекло небесной сферы также треснуло стекло фиолетового шарика - рождественского подарка на кресте отца. Не узнает, что через годы, рядом с местом его смерти, Введенским кладбищем, дочка Глаша родит в близлежащем роддоме №29 сына. И назовёт его Александром в честь - догадайтесь с одного раза, кого, дорогие мои читатели?