tyttifrytti : 8

Иногда мне хочется чтобы город затопил Финский залив и прекратил в новую Атлантиду, или вновь извергся Везувий и увековечил всех грешников в застывшей лаве. Мертвая красота гораздо честнее перед потомками, чем живая перед современниками. Камо грядеши. Да черт его знает.

В городе нечем дышать: зной плавит асфальт, бульдозеры сдирают его, как кожу, с Невского проспекта. Дураки строят дороги - мудрое решение. Потные туристы с ароматом парфюма и “новые петербуржцы” из Тридевяткино в мятых толстовках с колясками толкаются в центре с утра до вечера. Но и ночью нет покоя никому. На лужайке перед Казанским собором то ли месса сатанистов, то ли чаепитие секты хиппи-эмо, то ли демонстрация сцены свального греха Содома. Гляди в оба. Слева старый блюзмен с губной гармошкой верхом на байке поет “Карлмарксштат”, справа юнец-гитарист фальшивит хит инагента, недалеко буддистский монах продает браслеты-обереги. Намасте, селяне. Культурная столица приветствует каждого! Дважды в день мне приходится преодолевать этот Стикс, чтобы попасть в метро.

В детстве я мечтала жить в центральной части города в дореволюционном доме, непременно с двором-колодцем. Но сейчас и на тихой Петроградке творится базар-вокзал. По Фонтанке, Мойке и Грибоедову каналу идет такой список прогулочных катеров, который не осилит до середины даже Мандельштам. Город “Титаник” тонет с музыкой. А я чувствую себя на нем пассажиркой третьего класса.

В пятый раз звукорежиссер гоняет осовремененную версию музыки из балета “Лебединое озеро”, и вялые модели, как сомнамбулы, дефилируют на репетиции предстоящего показа еще без макияжа в собственной одежде. Бледная кожа отливает голубизной, у некоторых на ногах синяки и ссадины, лица без выражения, как чистые листы. Неприглядная изнанка подиумной индустрии. Балетмейстер устало закатывает глаза и проводит рукой по лицу.

- Бездарны!

Что он хочет от оживших манекенов, чтобы они слышали музыку?! Две балерины из Мариинского театра разминаются у станка. Эти лебеди в своей стихии.

- Зайки, работайте в паре, чувствуйте друг друга. Нужен телесный контакт.

Маленький пластичный манерный он стремительно бегает между моделями, пытаясь их расшевелить. Весь в черном, на шее толстая цепь римского плетения. Восставший раб на цепи искусства. Чуть прихрамывающий, израненный жизнью, но непобежденный.

Звукорежиссер сверлит меня взглядом из своего угла зала. В перерыве репетиций, изображая раскованный шаг манекенщиц, он движется ко мне. Сложно не улыбнуться.

-Я тоже бывший модель, - смеется он в ответ.

- Вдохновились атмосферой?

- Тряхнул стариной.

И это говорит тридцатилетний парень мне, сорокапятилетней даме. Глаза медового оттенка, серьезные, губы улыбаются, на руке тату иероглифа. Встряхнул волосами и поправил модную стрижку перед зеркалом. Нарцисс. Любит себя. Контакт взглядами потерян.

Классика обязывает: держу спину ровно. Гости заняли заранее приготовленные места. За окнами гроза. Очертания города размыты. Звучит музыка. Балерины выпорхнули на середину зала - белый и черный лебедь. В закулисье балетмейстер кусает губы. Звукорежиссер не выпускает меня из поля зрения. Я отвожу взгляд и сливаюсь с толпой зрителей. Пресса снует со своей аппаратурой, стараясь объять необъятное с разных ракурсов. Показ состоялся. Чайковский сделал свое дело. Представитель питерского бомонда в черно-белых штиблетах и полосатых коротковатых брюках обнимается с президентом фэшн индустрии. Всем хорошего дня. На паркете осталось белое перышко с костюма балерины. Зеркала опустели, как остекленевший взгляд Вечности.