Gavr : Штыки в землю 7 часть

***

- И что, совсем не тянет? – спрашиваю я с сомнением.
- Ты знаешь, - Шелест выдерживает солидную паузу, - абсолютно. Даже и не думаю об этом. Для меня теперь просто удивительно, как можно быть таким слабовольным, а ведь всего две недели прошло.
- Да-а… - рассеяно протягиваю я. В нем что-то неуловимо изменилось. Я не могу сказать, что он сильно поменялся внешне после того, как вылечился. Но в нем появилась какая-то внутренняя свобода, независимость, которой у меня нет. Я тихо завидую ему и думаю о том, что скоро я тоже буду таким. Мы сидим в «Катюше» и пьем пиво. Оно холодное, и мне это нравится – около часа назад я «ударился», и теперь любая прохлада мне приятна. Скоро должен подойти Серега: я хочу, чтобы он поближе познакомился с Шелестом. Между тем, Шелест рассказал мне о том, как его лечили – перегоняли кровь, плазму, какие-то беседы и еще что-то такое.
- А вообще, - продолжает он, - надо потихоньку начинать по-другому жить. Все равно со всей этой фигней рано или поздно завязывать придется: до добра это в любом случае не доведет, да и ненадежное это дело. У меня ведь откуда деньги для ментов нашлись – я на учебу откладывал, или чтобы дело какое-нибудь свое открыть.
Я с удивлением смотрю на Шелеста. Уж от кого, но от него такого я точно не ожидал услышать. Тем не менее, я решаю обсудить с ним его будущее попозже, а пока меня интересует другое:
- Ну, а ты что, там все время только в клинике сидел? Никуда не ходил? – я хочу все знать о том месте, куда скоро поеду.
- Да нет, почему же? Последние два дня там уже разрешали погулять немного… Я там скорешился с двумя пацанами местными – Леша и Вася – мы с ними в Харьков гоняли, - Шелест с удовольствием отпивает из кружки – видно, неплохо соскучился по пиву. – Я офигел, конечно, как они там живут. Знаешь, это просто детство, сколько мы здесь пьем. Они там от нечего делать, в натуре, просто реально дуреют. Например, там для девчонки выпить за вечер или за ночь литр самогона – нормальное дело. А сколько пацаны там выжирают! Мне они предлагали посоревноваться, я даже не стал выпендриваться, хотя ты знаешь, что я могу не хило бухнуть, да и с матерью там был – чего уж нажираться. Говорю тебе, народ там так живет, нам и не снилось. На все плевать, сами, знаешь, в своей каше варятся. Если девчонке есть уже тринадцать лет, то она сто пудов – не целка. Вот так, - Шелест улыбается, глубоко затягивается и рассматривает сигарету, о чем-то задумавшись.
Почти минуту мы молчим. Я пью пиво и наблюдаю за Оксаной, как она разговаривает с каким-то парнем за стойкой.
- А мы разве здесь не так живем? – спрашиваю я Шелеста. – Ну, бухаем меньше или еще чего-нибудь… По большому счету, тоже ведь в собственном соку варимся, а?
- Нет, - сразу отвечает он. – Понимаешь, пока ты этого не увидишь своими глазами, ты не поймешь. Этого не объяснишь, но они действительно живут совсем не так, мне кажется, даже думают не так, - он умолкает. – Не знаю, как это точно объяснить.
Он снова погружается в свои мысли.
- Знаешь, - продолжает он, - я потом в поезде сегодня ночью по этой теме реально прогрузился. И вот к какому выводу пришел, - он смотрит мне в глаза.
- Ну? – не выдерживаю я.
Он усмехается и вдавливает окурок в пепельницу.
- Все дело в том, что мы смотрим их Микки-Мауса, а не они нашего Леопольда. Именно поэтому мы так изменились. Просто мы стали такими, как все.
- Кого – «их»? – не понимаю я.
- А… Неважно, - Шелест машет рукой.
Мне надоедает эта тема. Я все для себя уже давно решил. Какая мне разница как там кто-то где-то живет и почему. У меня куча своих проблем и надо думать прежде всего о них.
- Я тебе говорил, как встретились, что там с Гришей кое-какие вопросы появились… - говорю я Шелесту. Он внимательно смотрит на меня. Желание философствовать у него улетучивается.
- Да-да, что там? Неужели опять не привез деньги и развел тебя еще на месяц? – он улыбается.
- Да нет, - я достаю из пачки сигарету. Увидев, что мне вовсе не до смеха, Шелест перестает улыбаться.
Я закуриваю и рассказываю ему, как произошла вчерашняя встреча с Гришей. Не забываю упомянуть и о разговоре со Славой. Пока я говорю, выкуриваю три сигареты и допиваю пиво. Закончив, я подзываю Оксану и заказываю нам еще по кружке. Шелест молчит.
- И сколько же это он там сидит? – спрашивает, наконец, он.
Я смотрю на часы: почти половина восьмого.
- Уже чуть больше суток.
- Так, - изменившимся голосом говорит Шелест. Я снова узнаю его: он опять становится прежним, целеустремленным, а не полупьяной мечтающей размазней. – Сейчас дождемся Серегу и пойдем его проведаем, заодно пусть и Серега к работе приобщается. Если он действительно нормальный парень, как ты говоришь.
- Нормальный, нормальный, - успокаиваю я его.
- Вот и замечательно. Какая же сука! – говорит Шелест о Грише. – Ладно. Пистолет отдашь мне, как выйдем или в гараже – не важно, но тебе он, по-моему, не нужен.
- Это точно, - соглашаюсь я. – Такие игрушки мне на фиг не упали. Тем более, что неизвестно, откуда вообще ствол.
- Да уж, - кивает Шелест. В это время в бар входит Серега и направляется к нам. Мы умолкаем. Серега садится рядом с Шелестом, напротив меня.
- Ну, как здоровье? - спрашивает он Шелеста, поздоровавшись с ним. Шелест щелкает языком, закатывает глаза и не отвечает.
- Нормально, нормально у него здоровье, - отвечаю я за него. – У тебя-то чего нового? Как вчера погудели?
- Погудели неплохо. Да как обычно – все нажрались. – Он достает из кармана куртки пачку “Chesterfield”, достает из нее сигарету, прикуривает, а пачку кладет на стол. Куртка у него мокрая: значит, на улице идет дождь. Шелест пристально смотрит на него. - У меня для тебя есть новости интересные.
- Такие уж интересные? – спрашиваю я с усмешкой.
- На самом деле, - говорит он. – Вот только пиво себе возьму. Вы какое пьете?
- «Семерку», - отвечает ему Шелест.
- Я тоже люблю «семерку». – Серега зовет Оксану, и она меньше чем через минуту приносит ему полную кружку. Он слегка дует на пену и пьет. – Так вот, - продолжает он наконец. – Как ты думаешь, Игорь, кто вчера еще ко мне в гости пришел?
- Что я следил, что ли? – Мне не нравится такое начало. – Откуда я знаю.
- Вот теперь слушай сюда. Вчера пришла ко мне Света. – Он выдерживает эффектную паузу. – И не одна.
Я молчу. Шелест тоже.
- А с кем же? – спрашиваю я трескающимся голосом.
- Ни за что не угадаешь! – Серега улыбается, но мне совсем не смешно. – С Мишей!
- С каким еще Мишей? – спрашиваю я, но тут же вспоминаю: - с ментом этим, что ли?!
- Угу, - мычит он, уткнувшись в кружку.
- Че за мент? – спрашивает меня Шелест.
- Да помнишь, я тебе рассказывал, у нее на дне рождения сцепился с одним…
- А…
- Ну и что? – пытаю я Серегу.
- Ну, они пришли, знаешь, явно не в шахматы играть.
У меня перед глазами плывут круги. Я крепко сжимаю ручку кружки. Рука сама лезет в пачку за сигаретой.
- Короче, он ее трахнул у меня дома, - его слова долетают до меня откуда-то издалека. - Сначала еще пока мы бухали, они ушли в мою комнату, а потом вообще на ночь остались.
- Что ж ты их не выгнал? – спрашивает Шелест ледяным голосом.
- А за что? С Игорем она рассталась, с Мишей у меня ровные отношения…
Я молчу. Я не знаю, что сказать.
- А как же эта его… Как ее… Оля?
- Да расстались, по ходу… Откуда я знаю.
- А где Светка вообще его подобрала? – вопросы я задаю почти автоматически.
- Да я поговорил с ней. Она говорит, ждала маршрутку у метро, а он остановился и предложил до дома ее подкинуть. Ну, а потом они ко мне и забурились.
- Так она что, ему в первый же вечер дала?! – я поражен.
Серега пожимает плечами.
- Выходит, так. Знаешь, я еще сам удивился: вроде Светка нормальной девкой всегда была…
- Менту дала… - роняет Шелест. Я по-прежнему не могу произнести ни слова.
- Да нет же, - возражает ему Серега. – Миша, хоть и мент, но парень ничего себе… В смысле как человек, - робко заканчивает он, напоровшись на мой взгляд. Шелест все понимает.
- Знаешь, Сереж, - голос его мягкий и нежный, как шерсть котенка. – Нам надо поговорить тут кое о чем. На пару. Мы с тобой потом встретимся, ладно?
Серега смотрит на меня. Я киваю ему. Пусть уходит. Он надевает куртку и выходит из бара. Я сижу, тупо уставившись на пепельницу.
- Ну чего ты загрузился? – спрашивает меня Шелест.
- Как это чего?! Это же… Это же… - мне не хватает слов. – Понимаешь, я ее тут встретил случайно на улице пару дней назад, мы перетерли, типа, я исправлюсь, она вроде не против… Понимаешь? И тут такое!
- Я не понял, ты что ее целкой взял, что ли? – удивляется Шелест. Я растерян.
- Нет, конечно… Но это было давно. Да и немного народу у нее до меня было…
- Ты чего, все еще любишь? – прищуривается он. – Времени уже сколько прошло, я был уверен, что ты ее забыл.
- Да нет, нельзя сказать, конечно, что прямо так люблю… Хотя, наверно, люблю. Но теперь… Это же чистое блядство!
Шелест смеется мне в лицо.
- Святоша какой нашелся! Морали читает! Ты вспомни, как мы с тобой недавно за ночь по две телки натянули, а потом рассуждай о нравственности.
- А при чем тут это? – обижаюсь я. – Ты не догоняешь, я ведь мужик, мне природа так велит, тем более мы к тому времени расстались.
- По-моему, вы и сейчас не встречаетесь. А насчет того, что ты мужик, так это уже устарело, милый мой друг. Сейчас есть бабы, что и похлеще мужиков трахаются налево-направо.
Я беру из пачки сигарету. Руки у меня мелко дрожат. Я до сих пор не могу прийти в себя. Жутко хочется уколоться.
- Так такие всегда были…
Шелесту весело. Он не перестает улыбаться.
- Э, нет. Быть-то были, но их все знали, некоторые осуждали, некоторые этим пользовались… А теперь – почти все такие, и это естественно: человечество, блин, цивилизация развиваются, а ты себя ведешь так, как будто только что об этом узнал! Почему я тебе вообще объясняю, как мальчику какому-то?
Я не отвечаю ему. Мне нечего ему сказать. Он во всем прав. Я только чувствую, что что-то у нас не так. Когда-то давным-давно мы все совершили какую-то неисправимую ошибку, и с тех пор все пошло наперекосяк. И мы всегда будем жить с этим. Хотя нет, придет время и яркие краски сегодняшних событий потускнеют в нашей памяти, а затем их и вовсе поглотит поток грядущих будней. Мы перестанем искать ошибки внутри себя и успокоимся.
- Давай-ка, знаешь что, - медленно говорю я, - дернем по сто пятьдесят да пойдем к Грише.
- Мысль неплохая, - соглашается Шелест.
Мы заказываем триста грамм водки и литр томатного сока. Быстро выпиваем водку, оставляем деньги и уходим. За все это время мы не сказали друг другу ни слова, каждый думал о своем.
Мы выходим на улицу. Уже давно стемнело, идет противный осенний дождь и дует холодный ветер. Вокруг очень тихо, слышно только, как шумит вода, падающая с крыш. После уютного и теплого бара идти никуда не хочется.
- Знаешь, что меня больше всего бесит, - говорю я. – Даже не то, что она с кем-то переспала, а то, что именно с этим Мишей. Это меня вообще выводит.
Шелест не отвечает и молча идет рядом. Мы решили сегодня слегка попрессовать Гришу, а завтра отправить домой – для осуществления принятых за две ночи в гараже решений.
Мы идем через дворы к автобусной остановке. Дождь такой сильный, что ноги у нас уже давно промокли. Хорошо, что мы надели кожаные куртки.
- Эй, ребята! - слышится сзади.
Мы не обращаем на крик никакого внимания. Вряд ли он относится к нам.
- Стойте, стойте! – повторяется снова.
- По-моему, это нас, - говорит Шелест, и мы останавливаемся. К нам быстрым шагом подходят пятеро парней примерно нашего возраста. Интеллект на их лицах отсутствует как таковой. Они улыбаются.
- Ну, что же вы? – говорит один из них, примерно моего роста, но шире меня в плечах. - Мы вас зовем, зовем…
- Чего надо? – угрюмо спрашивает Шелест.
- Деньги, ребят, давайте, - все также улыбаясь говорит он.
Я вспоминаю про пистолет, но тут же отбрасываю эту идею – не хватало еще, чтобы я в своем районе стволом размахивал.
- Ты че, братан, припух? – ласково интересуется Шелест. Я сжимаю в кулаке зажигалку. Драки не избежать.
- Деньги гоните, уроды, че непонятно?! – кричит парень, и я тут же бью его в челюсть. Он не падает, но зато я получаю сразу два мощных удара по ребрам от того, кто стоит справа. У меня перехватывает дыхание. Я еще три раза подряд бью его по лицу, и он, наконец, летит на землю, но увлекая меня вместе с собой. Я чувствую на своем теле новые удары. Все-таки пятерых слишком много для нас двоих. Шелест что-то кричит мне, но я ничего не могу разобрать. Мы падаем прямо в лужу, и меня начинают бить уже сверху. Воспользовавшись этим, мой противник тут же вскакивает и присоединяется к своим товарищам. Я лишь успеваю свернуться в клубок и спокойно лежу, чувствуя удары по спине, голове, ребрам, ногам. У Шелеста, скорее всего, дела не лучше. Они все не останавливаются. Еще несколько ударов по голове – и у меня перед глазами все плывет. Словно со стороны, я чувствую, как у меня с шеи срывают золоту цепочку, лезут в карман за бумажником, достают сотовый. При этом кто-то, выкрикивая ругательства, продолжает бить меня по голове. Пистолет выпал у меня из-за пояса при падении, и теперь я чувствую его своей спиной, но у меня нет сил его достать.
Потом все прекращается. Слышно их удаляющиеся шаги и шум дождя. Я переворачиваюсь на бок. Рядом со мной спиной ко мне лежит Шелест.
- Шелест… - зову я его. – Шелест…
Он не отвечает. Слабеющей рукой я трясу его за плечо. Он никак не реагирует. Наверно, потерял сознание. Все тело у меня болит. Я подползаю к Шелесту и кладу его на спину. Изо рта у него идет кровь, а глаза открыты. Внутри у меня все холодеет, а сердце, кажется, сейчас порвет рубашку и куда-то ускачет.
- Шелест! – кричу я и трясу его, пытаясь привести в чувство. – Шелест!! Женя!!!
Мои слезы и капли дождя падают на его бледнеющее лицо.

***

Пулемет неожиданно замолчал. Я бросился в его сторону – каждая секунда была дорога, потому что немцы были уже метрах в пятидесяти от наших окопов. Я подбежал к пулеметчику и увидел, что он сидит на дне траншеи и, всхлипывая, держится за грудь, а между пальцев у него течет кровь. Он посмотрел мне прямо в глаза, но, к сожалению, не было времени ему помогать. Я схватил пулемет, но тут же понял, что он тоже выведен из строя – был сбита защелка держателя диска. Немцы были уже совсем близко, ведь нам было очень трудно остановить их огнем из одних винтовок: в роте было лишь несколько трофейных автоматов. Тогда я поднял вверх правую руку, закричал «Ребята! Бей гадов!!!» и бросился на ближайшего ко мне фашиста. Он был значительно крупнее меня, но для него было полной неожиданностью, что русские будут выскакивать на них из окопов, поэтому я легко сбил его с ног и попытался придавить к земле. Но он был сильнее меня, и вскоре мы поменялись местами: он сидел на мне и душил стволом своего автомата. В глазах у меня стало совсем темно, я уже думал, что умираю, но сумел все-таки достать из кобуры свой ТТ и выстрелил ему в бок три раза. Он свалился с меня, и я быстро вскочил на ноги. Вокруг шла рукопашная схватка, и, хотя немцев было больше, мы все равно не отступали. На меня бежал с ножом еще один эсэсовец, но он не видел, что у меня в руке пистолет, и я просто застрелил его. Патроны закончились, а менять обойму не было времени. Я выхватил у умирающего фашиста нож и ударил в спину другого немца, который боролся с нашим солдатом. Тут же я почувствовал сильную боль в спине и затылке и упал на землю. Сквозь красный туман я увидел гитлеровца, замахивающегося на меня штыком, но тут он зашатался и стал падать – его ударили по голове саперной лопаткой, - но штык все равно вошел мне глубоко в плечо. Я очень закричал, а мертвый немец упал прямо на меня. Я был весь в крови, вероятно, поэтому меня уже не трогали – думали, я умираю. Я, превозмогая боль в левой руке, сумел поменять обойму в пистолете и попытался подняться на ноги, но запутался в полах шинели и снова упал. Тогда, встав на колени, я начал расстреливать почти в упор ближайших ко мне фашистов, занятых борьбой с другими солдатами. Помню, я кричал «Хер пройдете! Хер пройдете!», а потом меня схватили сзади за горло и ударили ножом куда-то в правый бок, после чего я потерял сознание.
Я очнулся уже на дне окопа, меня перевязывал один из бойцов. Он сказал мне, что немцы отступили. Я спросил его, что со мной. Он ответил, что ничего страшного, рана на боку оказалась не глубокой, а вот левой рукой шевелить я почти не мог – плечо было серьезно повреждено. Очень болела голова от удара прикладом, но мне повезло, что фашист промахнулся и больше попал мне по спине, чем по голове. Подошел Хлопенко и сказал, что меня нужно отправлять на медпункт, а оттуда в лазарет. Я запретил ему это делать.
В тот день мы еще два раза ходили в атаку и даже смогли выбить противника из Новой деревни, потому что нам оказывали поддержку приданные танки. Но силы все равно были слишком не равны, и нам снова пришлось отойти на исходные позиции. Наш батальон был полностью обескровлен. Я был уверен, что такая же ситуация и во всех подразделениях дивизии. Но никто и не думал об отступлении: мы знали, что мы сильнее нашего врага, просто на его стороне было техническое преимущество, вот и все. Мы по-прежнему, несмотря на потери, были готовы драться с ним на этом поле до конца.