ЛУНАЛУ : БИОМА

12:37  26-11-2025
Он появился тихо — как появляются те, кто потом будет орать громче всех. На презентацию его никто не звал, но он уже сидел в первом ряду, чуть поодаль: пузико, тёмная водолазка, глаза, натренированные смотреть свысока даже на потолок. Если коротко: жирный, потный, лысый очкарик.

— Ну что, новое дарование, — сказал он после чтения, перекатывая слово «дарование», будто пробует на зуб тухлое мясо. — Текст сырой. Я такое тридцать лет назад… да что там, в черновики бы не взял.

Он не спрашивал, что я хочу, о чём пишу, зачем вышла. Уже всё знал. Такие всегда всё знают заранее.

— Ваша проблема, — продолжил он, — что вы уверовали в собственную значимость. Интернет, лайки, восхищённые подружки. А литература — она вот… — и он задумался, куда себя ткнуть, чтобы не потревожить свой жир. — А не в ваших социальненьких сеточках.

Я молчала. Не потому что согласна — просто ясно увидела: передо мной не литератор, а биологический мусор. Тот, кто ничего уже не создаст, но яростно пасёт чужие попытки. Не пишет — мешает. Не поддерживает — помечае. Не рекомендует — объявляет.
— Тебе надо помолчать лет десять, — вынес он щедрый вердикт. — Почитать классиков. Посмотреть, как надо. А потом… если не передумаешь, вернёшься.
Вокруг него седела мелкая свита — таких же недописанных, недолюбленных, зависших между третьим местом в клубном конкурсе и вечной обидой на мир. Кивали. Им нравилось. От удовольствия даже перешли на немецкий ахтунг.
Смотрела на них, слушала, что они хором понесли в онисон, и думала: как они вообще нашли друг друга? Какие силы свели этих людей в одну, пусть и не большую, но удивительно могучую кучу? Что это за химия между ними, какая субстанция так уверенно булькает? Откуда взялась эта тёплая, липкая жижа, в которой им так хорошо орать одним голосом? Может… мразь? Мразь всегда тянет к мрази: так теплее. Так уютнее в их тухлом бульоне, где никто никого не осуждает, потому что все одинаковы. У них постоянное ощущение «правильности своего круга», расползающегося как плесень и размывающего границы допустимого — и приличного, и человеческого.
В этой их самодельной реальности женское достоинство — первое, что можно втоптать в грязь. Не обсудить, не оспорить — именно втоптать, чтобы хрустнуло, чтобы брызнуло унижением, чтобы всем было ясно: вот их язык, их валюта, их способ ощутить себя.
Им это нравится. Это их тайная страсть, их способ снова чувствовать. Унизить — значит пройти инициацию, стать «своим». Унижение — их рукопожатие. Их клич.

Это не просто жест.
Это ритуал сближения.

Тупой, древний, примитивный, как стук палкой по земле. Объединяет сильнее слов, потому что каждый боится быть тем, кто вдруг окажется «человечным». Молчание — уже предательство, поэтому надо громко и грязно — чтобы стая приняла.
Поодиночке каждый — культурный лапушок, дрожайщий комментатор, который в одиночку даже не пискнет. Зато вместе — стая. Громкая, уверенная в своей силе только потому, что стоит плечом к плечу с такими же импотентами духа.
«Придумаем правила», — говорят они.
«Установим мораль», — шипят.
«Разрешим себе всё, что хочется», — думают.
В их мире нет ни презрения, ни наказания, ни ответственности. Зачем, если можно спрятаться друг за друга? Кивнули — и уже не виноват. Уже «так принято». Так они узаконили собственную мразь.

Я вышла на улицу. Дышалось легко. Слишком легко для человека, которому только что «предложили» молчать десять лет.
Достала блокнот и сверху страницы аккуратно написала: «Мразь».
И сразу вывелось определение:
«Ничего не делать.
Не писать.
Не рисковать.
Не жить на нерве поиска слова.»

Они только сторожат проход, которого больше нет. Интернет, самиздат, рассылки, маленькие сцены, читки в барах, тихие чаты, где молодые авторы честно пишут друг другу: «мне нет, но вот тут — круто». Там рождается новая литература. Не под их печатью и не под их надзором.
Мразь не знает главного: у власти больше нет ключей. Есть только привычка ходить с этой вязанкой и звенеть при каждом удобном случае.
Снова посмотрела на слово «Мразь» и дописала ниже:
«Рассказ. Основан на вымершем виде».
А потом пошла домой — писать. Не спрашивая разрешения.