Khristoff : Пронщик в армии (главка_1)

А я тоже служил в армии! У меня до сих пор сапоги где-то валяются армейские кирзовые, такие с подточенным каблуком и урезанным голенищем – под дембель делал. Чудесные сапоги. Я в них, как из армии пришел, сразу не снимая, на дискотеку с корешами отправился. А тогда как раз модно было всякие «казаки», «чопперы» носить, вот все и решили, что я в них. Спрашивали все:
- Где купил, браза?
- Самошит – отвечал я, презрительно щуря глаз.
Меня уважали и боялись.

А еще я привез с собой охуительный дембельский альбом. Килограмм пять чистого веса. Ручная чеканка, карикатуры, нарисованные армейские будни, и конечно, фотографии.
Вот я стою с автоматом и смотрю вдаль. На голове модно отутюженная кирпичом ушаночка с загнутой кокардой.
А вот я со сторожевым псом «Мухтар» - стою опять на сложных щах и типа охраняю что-то.
Вот я совершаю гимнастическое упражнение на турнике «подъем переворотом». Тут я должен признаться, что от меня там только рожа, а остальное – от Чижикова. Он у нас был большой любитель подтягиваться и вертеться на турнике, а я че-то как-то хуево себя чувствовал на этом спортивном снаряде.

В общем, так вот. Отслужил и заебись. Правда, заебись, было потом, а сперва мне в армии вовсе не понравилось.
Вот, как дело было.

***

В армию, я попал по недоразумению и по наводке родного папаши.
Я сидел дома и мял вялого под GBH, думая чтобы такого поделать. Я не работал, не учился, курил анашу и пил водку, а еще я слушал панк рок и носил длиннющий ирокез выкрашенный в зеленый цвет.
В октябре мне исполнилось 18 лет и уже на следующий день после днюхи, в почтовый ящик стали сваливаться одна за другой повестки в армию. Типа с вещами и хуе-мое. Я слал их на хуй, а маме говорил:
- Мама, ну какой из меня военный? Я последний раз на турнике висел в пятом классе и то – привязанным учителем физкультуры. Да я и стран потенциального противника кроме Польши не знаю.
Это было правдой. Физическое воспитание мое было в запустении, да и нравственное тоже оставляло желать лучшего. А про школьную военную подготовку говорить вообще не приходится.
На уроках НВП мы классом скидывались и выкатывали учителю бутылку водки, а он разрешал нам целый урок расстреливать в тире солдатиков.
Вообще, если судить по нашему Каскину, то в армию идти не следовало, хотя бы в целях безопасности за свой мозг. У него после двадцати лет безупречной службы, мозга не было. Только спинной разве что.
А я и не собирался, ни в армию, ни на работу. Мама меня любила, а потому куском хлеба никак не попрекала, к тому же я все время болел. В детстве перенес свинку, переросшую в менингит, потом подхватил воспаление легких, потом упал с горки, заработал сотрясение мозга, потом еще что-то. Так что, мама справедливо решила, что раз я такой мудак, то это ее с папой вина. Как говорится, это их крест им его и нести.
Жаль только, что папа почему-то так не думал. И всячески меня заебывал своим нытьем.
- Ты говно распиздяйское! – скулил он обычно придя с работы, - кодга на работу устроишься?
- Папа, перни в усы, вонять меньше соплями будет - парировал я.
- Как с отцом разговариваешь, дщерь?!
- Иди лучше макароны ешь, займи свой рот, старый клоун, - потом я запирался у себя в комнате и включал что-нибудь громкое.
Тогда папа приходил, что называется в неистовую ярость, и пытался штурмом взять мою комнату, но мама его успокаивала.
- Вова, не надо. Видишь – мальчику плохо, он смысл жизни ищет!
- Он у меня найдет! Он у меня отыщет, исследователь! – папа постепенно успокаивался и под вечер растворялся у себя в кабинете, созерцая телеговнище.

В общем, так это хуйня и длилась, пока папа окончательно не сошел с ума. Он догадался позвонить в военкомат и спросить, че там с его сыном, как они думают его использовать при обороне страны.
- А мы его дело в прокуратуру передали, - напиздели там, - на хуй нам такой задрот?
- Не надо его в прокуратуру - обосрался отец, - я его к вам завтра же приведу!

И ведь привел, сученок такой! Наебал меня, сказал, что надо просто бумажки забрать и хуяк – вручили мне там повестку и медосмотр заставили пройти и че-то еще. Кстати, про мой менингит, почему то никто не вспомнил.
Прямо в тот же день, устроили проводы, я нажрался до полуобморочного состояния, а на утро меня как был в порезанных джинсах, в косухе и с ирокезом отвезли в военкомат.

- Служи Родине, сынок! – сказал на прощание отец.
- Лешенька, если будет плохо, ты мне в письме напиши, - всхлипывала мать, - ты не прямо так пиши, что мне мама плохо, а для конспирации напиши, что вспоминаю, мама наше лето в деревне. Я все пойму и приеду к тебе.
- Хорошо мама, иди в хуй папа – отвечал я, стараясь не ебнуцца от усталости и пьянства.

Потом все было как у всех. Приехали на Плешку, потом сидели тупили, я баранки жрал и срал впервые на солдатском унитазе. Потом че-то пили, потом еще сидели и тупили.
А потом приехали типа покупатели. Меня взяли во внутренние войска. Прапор с усами, как у Чапаева повез меня и трех ебланов к месту службы в Калугу.

Приехали мы ночью. А утром нас уже увезли в какое-то другое место, какое-то КМБ, как я потом выяснил – Курс Молодого Бойца.
Я кстати, со своей причей уже стал знаменитым на всю роту. Хуле – там одни армяки служили да деревня навозная и парочку кибердрочеров из Ростова. Все они, конечно, не слыхали про панк рок и вообще про молодежную субкультуру.

На КМБ нас помыли и постригли, отобрали гражданскую одежду и выдали военное говно.
Ну и естественно, заставили пришивать подворотничек к воротничку. Это, наверное, главное развлечение в армии – смотреть, как молодые солдаты протыкают себе пальцы стараясь пришить полоску оторванной простыни к вороту гимнастерки. Охуенно смешно, все ржали и кричали:
- Вешайтесь духи, вешайтесь!
По итогу я пришил ее вообще не туда, и куча балбесов чуть не обоссалась от счастья, когда я одел гимнастерку с обшитым простыней воротником.

А потом нас начали всех дергать к замполиту полка подполковнику Шутову. Нормальный такой дядя с лицом как у Хазанова, только глаза навыкате. Он мне сказал, что можно его звать Борис Ефимыч, но лучше конечно товарищ подполковник. Потом он стал со мной тереть за жизнь.
- Кто папа твой, Алексей? Как мама, где ты учился, и что это у тебя за хуйня на голове была?
- Папа мой мудак, немного похож на вас, - степенно отвечал я, - мама у меня хорошая, хотя и плаксивая малость. А на голове я носил пиздатейший ирокез, самый клевый на всей «пушке», пока какой-то имбецил из ваших мне его не состриг. Я вообще-то панк если че.
- Панк? Интересно, это что же – религия какая или философское учение?
- Нет. Не тупи Ефимыч. Панки – это просто клево. Панкс нот дет, типа. Слыхал?
- Что слыхал?
- Ну песню, панкс нот дет?
- Нет, - замотал башкой военный.
- Понятно. Ну эта песня такая, пиздатая в общем, ее все панки поют. Вон, я вижу гитарка у у вас имеется, хочешь спою?
- Хочу. Ты на гитаре играешь? Это замечательно! – подполковник протянул мне гитару.
Я зажал три струны и влупил нетленку из Exploited. После первого куплета, военный меня остановил.
- Достаточно, спасибо Алексей. Очень интересная музыка. Ну, а скажи, а Родину ты любишь?
- Совок? Ну, Граждань люблю. Вот, - я опять начал играть на гитаре и петь «Все идет по плану!».
- Хорошая песня, - одобрил подполковник, - но я не об этом. Ты мне скажи, ты саму нашу Родину, Советский Союз любишь?
- Люблю, конечно.
- А постоять сможешь за нее?
- А вот хуй его знает. Может и смогу, а может и нет. Я, знаешь ли здоровьем слабоват.
- Ну, здоровье мы тебе здесь поправим, - тут Шутов как-то не по-доброму усмехнулся.
- Скажите, - спросил я в свою очередь, - говорят у вас здесь дедовщина и всякая хуйня существует?
- Да сказки все это! Ничего подобного, у нас здесь кухня народов – дружная семья из разных республик. Алексей, скажи, а ты как к самоубийству относишься?
- Хуево отношусь. Это хипари да всякие пидоры пусть вены вскрывают и все такое. Панки – они не такие.
- Да? Странно, - Шутов громко вздохнул, - а вот у нас в роте совсем недавно два таких же вот как ты панка вены себе ночью бритвой порезали.
- А как они выглядели?
- Ну как, как и ты – оборванные такие, волосы длинные, грязные, шнурком подвязанные….
Так это хиппари и есть! Они все такие – Обдолбанные чмыри, мы их всегда пиздили.
- А, хиппари, понятно, - Шутов немного потупил, потом мы продолжили.

Через час, когда его вопросы окончательно заебали и меня и его самого, он, наконец, прекратил этот допрос, вынеся странный и подозрительный вердикт:
- Вот что Алексей. Я думаю, что ты правильный панк и мы сделаем из тебя солдата!

И началось. Подъем, зарядка, туалет, завтрак, строевая подготовка, обед, строевая подготовка, зубрение устава и текста присяги, ужин, пришивание всякой хуйни, отбой. И так десять дней подряд. А потом нам дали по деревянному автомату и привели к присяге.
Я когда шел, немного подскользнулся, но устоял на месте размахивая руками.
А в целом все прошло гладко. Родители были, оркестр играл, короче, как в пионерском лагере.

***

В тот же день, возвращаясь в роту, я встретился с подполковником Шутовым.
- Здорово, Ефимыч! – поприветствовал я своего знакомого.
- Рядовой Пронщиков! – как то неестественно громко обратился ко мне подполковник.
- Че?
- Рядовой Пронщиков!! – Шутов как будто менял не узнавал.
- Я! – вспомнил я как надо отвечать по этому долбанному уставу.
- Два наряда вне очереди. Потрудитесь отдать мне честь, как положено!
«Вот мудак!» - решил я, но на всякий случай отдал ему честь и пошел дальше, но Шутов опять меня остановил.
- Пронщиков, знаешь ли ты что сегодня с утра произошло?
- Никак нет товарищ подполковник!
- Так я тебе скажу, Пронщиков. С сегодняшнего утра, ты подарил мне свою жопу и свою никчемную жизнь на целых два года, теперь понял?
- Так точно!
- Молодец, ступай. Как это у вас у Панков поется: юри ин зе еми нау!
- Это не у нас, это старперы какие-то поют.
- Наверное, наверное, вот иди сейчас к дежурному по роте и скажи ему, что тебе подполковник Шутов объявил два наряда вне очереди. Думаю, он тебе объяснит, что делать дальше.
Последующий месяц я чуть не каждый день вспоминал лето в деревне, но маме не писал, че зазря ее беспокоить. Папе же сообщил, что научился стрелять метко, как Робин Гуд, так, что пусть бронежилетом запасается, а лучше сразу пишет завещание.
Тут я конечно припиздил. Это может только в кино солдаты каждый день стреляют или в какой-нибудь другой армии. У нас же это было не принято. Полы мыть – да, снег кирпичиком укладывать и начинать в середине января операцию «весна идет» - это пожалуйста. А вот пострелять – хуй. Хорошо, хоть автомат показали и даже типа дали свой личный, только как дали – сказали что он типа есть, номер такой-то (кстати, номер хуй запомнишь - он длинный как хуй у кита), и все. Поставили его в КХО и заперли.
Каждый день после обеда нас заставляли чистить и разбирать его. На хуя, не сказали.

Наконец, в одно зимнее утро повезли на стрельбища. Мороз стоял, градусов тридцать, а стрелял весь полк, поэтому образовалась очередь. Чтобы как-то занять бойцов, командиры рот затеяли играть в войнушку. Нас заставили бегать в атаку на фанерные танки, орать «ура», лазить по стенам и прочим препятствием. Когда, дошла наша очередь, вся рота валилась с ног от усталости. Неудивительно, что отстрелялись мы крайне хуево. То есть, по одному, два попадания на бойца. Я, разумеется, вообще никуда не попал. К тому же забыл передернуть затвор, чтобы вытащить патрон из блять, патронника, а вот контрольный спуск не забыл осуществить. Гильза ебнула ротному в глаз и он мне сказал, что я пидораз. Потом я побежал с докладом все к тому же Шутову.
- Товарищ Подполковник, - рядовой Пронщиков закончил учебные стрельбы. Израсходовано двадцать четыре патрона, поражено ноль целей.
- Пиздато стреляешь воин, - заметил Шутов, - а что это за хуйня произошла с непроизвольным выстрелом?
- Не могу знать товарищ подполковник! – я уже научился включать армейский тупильник и, глядя в глаза отвечать «не могу знать», даже на вопрос: «посрал ли ты сегодня, солдат».
- Товарищ подполковник, это травинка зацепилась за курок! – ответил за меня ротный.
- Травинка? Вы хотели сказать, небольшая ветка? – поправил его Шутов.
- Так точно, небольшая ветка!
- Хорошо. Ваша рота остается после стрельбищ и почистит огневой рубеж, а то, видите - стрелять невозможно.
- Есть! – ответил ротный.
Стоит ли говорить, как мною были недовольны в тот вечер мои сослуживцы и командир.
***

Ну а еще через месяц я уехал в учебку, овладевать специальностью связист. Там было еще интереснее. Там я впервые жрал хлеб с конфетами, участвовал в массовой драке, сломал казенное оружие и впервые за полгода подрочил. За те полгода, что я учился, в части умерло три человека и еще несколько стали калеками. Один не без моего участия. Он со мной в одном взводе служил и че-то тосковал по дому как-то нереально. И вот он удумал заболеть.

Продолжение следует.