Немешев Марат : возвращение или начало

Часы попросили снять. Ну, конечно, о времени здесь не будет времени и подумать. Блин, до чего же холодно. Бросаю часы на мокрый песок. Затем поднимаю, заворачиваю в носовой платок и вновь ложу на землю. Улыбаются. Что еще? Мобильный телефон. Никакого общения. Я понимаю, они хотят проверить, могу ли я совершить это в одиночестве, без шанса на поддержку. Телефон на песке. Не нагибаясь, стягиваю кроссовки. Песок не только мокрый, но и холодный. Холодный песок, холодный воздух, холодные взгляды. Если это розыгрыш, то все, я уже поверил, теперь покажите, где вы спрятали камеру. Но нет. они молчат. Расстегиваю пояс и молнию на джинсах. Складываю и их тоже на песок. Пояс отдельно. Старая привычка. Футболку тоже снял. Оказывается тонкая футболка все равно спасала от ветра. А теперь... становлюсь на свою одежду. Чувствую под левой ступней. Там. В заднем кармане Ливайсов. Как же я мог забыть. Меня просят отойти от моих вещей. В заднем кармане синих брюк из денима осталась моя последняя надежда.

Начинаю злиться. Может улететь? Но на небе от них не спрятаться. Они везде. Снимаю белье. Зачем мне последняя одежда, если я потерял последнюю надежду. Действительно, очень холодно. Все? Теперь в воду? Один из них качает головой. Подпрыгивает ко мне и тычет двойным хвостом в грудь. Ага. Он прав. На серебреной цепочке еще осталась маленькая вера. Пальцы замерзли и я никак не могу расстегнуть ее. Пытаюсь снять через голову. Расцарапав мочку уха, все же побеждаю. Вера летит в компанию к надежде. Какая то зловещая тишина наступила. Всего на секунду. Опять порыв ветра, деревья наверху сцепились ветвями, раскачиваются, наклоняются одновременно. Сошедший с ума ансамбль народного танца, исполняющий сиртаки, стоя вверх ногами. Меня начинают бить. Я даже не могу понять почему и за что. Недолго. Но очень больно. Последний удар по печени. Падаю на левый бок.

Выпучив глаза дышу, много коротких вдохов и один длинный выдох. Били по всему телу, но чувствую лишь холод песка. Боль они тоже у меня забрали. Еще несколько их десятков появляются из огромного камня на берегу. Совещаются с остальными. Я смотрю на это, но не могу анализировать. Лишь записываю на пленку памяти. Один из вновь прибывших подходит ко мне и бьет по голове огромным камнем. Уже не больно. Я смотрю на него. Кто это? Что-то с памятью. Какие-то тени на берегу. Я почему-то лежу раздетый на холодном песке.

Небо. Какое небо? Я не могу вспомнить какое. Просто небо. Кружочки какие-то ползут. Ну, если хотите знать, какое было небо... синее. Небо было синее как небо. Не синее как море или как джинсы, а именно как небо. И я на него смотрел. А оно никуда не смотрело – у неба нет глаз. А подо мной деревянные деревяшки. А на щеках почему-то слезы. А они.... Я все еще не могу понять, кто это и почему они меня связали. Везут куда-то. Я лежу на полу большой лодки, они ходят и не очень то старательно перешагивают. А потом они все исчезли. Я закрываю глаза, но это не останавливает качку. Пытаюсь приподняться и посмотреть вокруг. Лодка плывет по небу. По синему небу, отражающемуся в синей воде. И тут только понимаю, что море синее, лишь когда над ним синее небо. А когда небо черное, то и вода черная. А если бы небо было красным или салатовым, то и море тотчас стало бы.... или наоборот?

Может, это море отражается в небе. Море. Небо. Меро. Нобе. Мебо. Норе. Мобе. Неро. Я перебирал в голове варианты. И когда дошел до последнего, вдруг почувствовал острое жжение в груди. Долго до этого тлевшая там любовь, вспыхнула, осветила и небо, и море умирающим светом и погасла. Все погрузилось во мрак. Я лежал на дне лодки. Один. Небо сорвалось вниз и утонуло в море, больно ударив меня по лицу. Начался ливень.

И много дней лил дождь. И ночей. И рыбы выпрыгивали из воды и я ловил их. Но не поймал. Днем за тучами пробегало солнце, ночью луна и звезды. я их не видел, но знал, что они там. Было ли за тучами небо я не знал. И меня это в общем то не очень и интересовало, за эти дни я столько раз употреблял это слово «небо», что уже не очень то и понимал, что сочетание этих четырех букв означает. У меня не осталось ничего, тогда какой смысл называть столько вещей? Я могу называть небо пивом. Что от этого изменится? Так вот, было ли за тучами пиво, я не знал.

Я рассматривал свое тело. На нем были какие то царапины и порезы, синяки и ушибы. Меня били? Удивительно, даже мочка левого уха была чуть разорвана. Я копошился в лодке и что-то бормотал. А потом слова стали складываться в какие-то сочетания. И я запел.

Из-за острова на стрежень
На простоооор речнйо волны
Выплывали расписные
Острогрудые челны....

Дальше слова стали складываться как то не так, как я ожидал

На переднем Степан Разин
Молодой сидит Тинькоф
Свадьбу с Балтикой справляет
Среди белых медведёв

Из Очаковской губернии
Да из Клинского села
Рвется к Рэдстару сквозь тернии
Бочкаревская жена

На востоке красном солнце
Подпевает «Миллер тайм»
Левенбрау речкой льется
Bear Beer-ов слышен лай

Позади их слышен ропот
Нас на Карлсберг променял
Только ночь им напивался
Сам на утро Невским стал

И так еще с десяток куплетов. Неужели все, что со мной осталось это пиво? Ах, да...это же небо. А что такое небо? Вот море. Я понимаю, это вода, заполнившая огромные впадины на земной поверхности. Земля – это вот та, другая часть, которая не покрыта водой. Воздух я тоже понимаю. Земное притяжение удерживает возле поверхности планеты смесь газов. Огонь – результат горения, быстропротекающей химической реакции при участии кислорода. А небо?... Это ведь космос, который мы видим сквозь воздух. Или скорее – не видим из-за воздуха. Это одежда, которая скрывает обнаженное тело. Слова, искажающие мысли и чувства. Реальность, прячущая гиперреальность. И мы не можем обходится без одежды, без слов, без неба. И вот тут, в одну единственную секунду, которая и секундой то не была, я вдруг почувствовал.... я лежал без одежды, заменяя слова, теряя их. И вот на это самое мгновение, когда я лишился всех слов я проникнул взглядом сквозь небо. Как будто раскрыл ставни в старинной усадьбе и золоченая мебель впервые согрелась солнечным светом. Раскрыл створки жемчужной раковины.

Я увидел что-то, чего не описать словами, не показать жестами, что я сейчас уже не могу представить. Я увидел лицо. Неизвестное и очень знакомое мне. как младенец впервые смотрящий на мать, широко раскрытыми глазами, впервые видящий ее лицо, хотя до этого был девять месяцев неразрывно с ней связан. Изображение перевернутое как и весь мир, но он смотрит на нее и реагирует на ее улыбку! Как?!? Ведь, он еще не может понимать, что это улыбка. Что есть такое слово «улыбка». Что это один из мимических символов. Он пропускает ее в себя без слов. Так и я. Увидел лицо, которое мне «улыбнулось». И я «улыбнулся» ему в ответ.

Лодка наткнулась на что-то и замерла на месте. Я приподнялся на локтях. Мы были возле берега. На белом песке лежала моя одежда. Я спрыгнул в воду. Теплую, прозрачную воду. Вышел на сушу. Белый песок был мокрый и теплый. Возле одежды и вещей были следы. Только мои следы. Я начал одеваться. Никого из «тех» рядом не было. Впрочем их и раньше не было. Я придумал их сам, когда пытался лишить себя веры, памяти, надежды, стыда, любви. У меня никто ничего не отбирал, я ничего не терял и не забывал. Мои же собственные мысли с раздвоенными хвостами воевали с моим сознанием и разумом. Я оставил все на берегу, чтобы улыбнуться Ему. А теперь вновь одевал это на себя. Ко мне вернулась боль и нежность, джинсы и время, вера и необходимость называть небо небом, а не пивом. И я продолжил жить. Или начал.