nekogda : Кириллова пустота

Снег остался ещё в темных провалах подворотен. Лежал там почерневшими островами, из-под которых разбегались тонкие ручейки ожившей воды. Проходя мимо такой пористой мертвой кучи, Кирилл только сейчас заметил - наступила весна. Встал и смотрел, как расползается осьминогом черная глыба. Вдруг, сию минуту услышал, как громко галдят громады грачей в ветвях парка, как взъерошены суетливые воробьи. Проживая день за днём ничего этого он не замечал
После того, как Кирилл устроился на работу, жизнь его превратилась в однообразную маяту. Каждое утро знал, чем закончится наступивший день: кого увидит на работе, что будет делать, что говорить. Сколько чашек кофе выпьет, сколько выкурит сигарет в дымной курилке. Когда уйдёт домой. Такое постоянство раздражало, но Кирилл не находил в себе сил разорвать этого ритма. Засыпая, давал себе слово, что завтра всё будет по-другому, но ничего не менялось.

Вначале, правда, его все устраивало. Люди, деньги, появившиеся перспективы, воплощение мечты. Что может быть лучше работы, которая тебе нравится, и за которую платят большие деньги? Что может быть лучше возможности осуществлять все свои желания, покупать и получать то, что хочешь? Кирилл ни в чем себе не отказывал. Квартира на Петроградской стороне, где жил последние одиннадцать лет, была завалена всяким хламом: одеждой, костюмами, игровыми приставками, плеерами, дисками, ноутбуками, вышедшими из моды моделями телефонов. Со временем Кирилл стал чувствовать себя лишним среди этих вещей.
Иногда ночью он просыпался и долго не мог понять, где находится. Комната пугала его нагромождением холодного, неживого пластика. Узнав свой дом, Кирилл успокаивался, дав себе в очередной раз слово разобраться с вещами. Но, утром понимал, что времени на уборку у него нет. Разогрев в микроволновке синтетическую лапшу или мясной бифштекс шел в ванную. Брился электробритвой, принимал душ, одевал костюм, галстук, брал портфель и снова шел на работу.

Душ Кирилл принимал два раза в день. Мытьё стало для него ритуалом, почти необходимостью. Стоя под струями прохладной воды, он пытался смыть с себя налипшую, словно грязь, усталость. Это помогало на короткое время, но, уже вытираясь, снова чувствовал эту липкую пленку, которая покрывала всё его тело целиком. Смыть он её не мог, и не помогали никакие энергетические гели и ароматические масла, которыми были завалены все ящики в ванной. Усталость, которая обволакивала его, была и внутри. И от неё не могли избавить водные процедуры. Но дважды в день, - утром и вечером, - он вставал под душ.
Таким же ритуалом было для него ожидание пятницы. Встречи с людьми, общение, друзья – всё это вселяло в него надежду на то, что жизнь изменится, что-то произойдёт, как-то всё сложится и совпадёт, станет просто и понятно. Легко. Но, в конце концов, он просто напивался. И все попытки искусственно наполнить жизнь содержанием и смыслом лишь ещё больше опустошали его, а желание отдохнуть и забыться утомляло. Но, всё равно, каждую пятницу списывался по icq с некоторыми из своих приятелей. Они тоже где-то, кем-то работали, тоже получали какие-то деньги, тоже ездили отдыхать на каникулы в Египет или в Прагу, писали какие-то тексты, которые называли «крео».

Работа, которой они все занимались, была возможна, только если есть электричество. Однажды в его офисе отключили свет. Пять часов сотрудники сидели, ходили в курилку и не представляли, что им делать. Потому что без компьютера, без телефона, смысла в их работе не было. Тогда Кириллу это показалось смешным: получать образование, куда-то спешить, чтобы потом остаться сидеть перед мертвым, обесточенным компьютером.

Так вот, в пятницу они встречались где-нибудь, может быть в «Достоевском», может быть в «Толстом». Там до утра пили, курили дурь, выходя на улицу. Когда Кирилл начинал пить, ему было весело. Он оказывался на волне праздничного настроения. Его несло и казалось, что все не плохо, а скорее наоборот. Непрерывно говорил, улыбался, смеялся, что-то доказывал своим друзьям. Малейшая заминка, остановка в разговоре, вызывала ощущение пустоты. И, стараясь опередить эту пустоту, Кирилл громко кричал, наливал и стукался рюмкой с такими же: молодыми, веселыми, благополучными людьми. Казалось, что они - вместе, что так и надо, и все отлично. Иногда с девушками ехали в гости к кому-нибудь из друзей. Там снова пили, курили. Иногда занимались сексом. Либо все вместе, либо кто-то это делал в соседней комнате, ванне, на кухне. Потом наступало утро. Кирилл ехал домой. С красными глазами, пустой головой.

За окном такси проплывали сонные субботние улицы – пустые и грустные. В такие минуты он был равнодушен ко всему. Ему хотелось только одного – исчезнуть. Дома принимал душ и ложился спать, проглотив пару таблеток феназепама. Вечером в субботу снова ехал в какой-нибудь клуб – «Толстой» или «Достоевский» и там все повторялось, как и вчера, как и неделю, месяц, два назад.

Воскресение проходило как в бреду. А в понедельник снова работа.
Перед тем как пойти работать, Кирилл учился, преодолевая отвращение к институту. Долго терпел поучения матери и даже почувствовал какую-то иллюзию свободы, когда она с мужем уехала в Канаду. Мать стала далёкой и какой-то шаблонной, как и его ответы на электронные письма, которые она присылала ему каждую неделю. Отца своего он не знал. И даже не чувствовал потребности в нём. Хотя, может быть раньше, в детстве, чувство пустоты было в Кирилле, но мать пыталась заполнить его иностранными языками, танцами, теннисом, музыкой. Но теперь всё это было выметено, выброшено, как всё, что навязывается насильно.

Кирилл жил скучной, невыносимой для него жизнью и ничего с этим поделать не мог. Просто не знал, что нужно сделать. Уже два или три года Кирилл жил в постоянном ожидании перемен.

Сначала ему казалось - просто устал. И все вокруг так говорили: «Стресс, много работы, ответственность» и т.д. Он брал отпуск и ехал в Египет, или во Францию гулял, спал, пил, курил, трахался с проститутками или с девушками, которые были рядом с ним, в гостинице или знакомился с ними на пляже, на улице. Старался не о чём не думать в такие моменты. Поступал, как все его знакомые, оправдывая себя стремлением избавится от стресса, усталости. И первое время получалось отдохнуть. По крайней мере, тоска становилась какой-то далёкой. Притуплялась. Возвращался из поездок и погружался в работу. Снова ждал пятниц. Но потом что-то произошло.
Это было в Брюсселе, полгода назад. Кирилл зашёл в какой-то бар в центре города и заказал себе водки. Рядом с ним сидели его ровесники, бельгийцы, тоже отдыхающие после работы или просто убивающие время. Разговорился с ними. И всё повторилось как в Питере. Курили гашиш, потом он обнимал какую-то худую, но красивую брюнетку. Она что-то шептала ему. Искал презерватив. Но когда открыл пачку, то желание пропало. Посмотрел на бледное тело девушки, на прокуренную комнату, на мерцающий экран телевизора и понял, что всё это уже было с ним и не обязательно было лететь в самолёте, толкаться в аэропорту, чтобы оказаться здесь. И главное незачем.
Он перестал ездить за границу в отпуск. Когда было желание развеяться, брал выходной и ехал за город на электричке. Смотрел, как мелькают за окном неизвестные ему пейзажи. Долго ходил по берегу Финского залива и смотрел в сторону горизонта до боли в глазах. Он как-то внутренне замирал в такие моменты и наслаждался тишиной и одиночеством. Но эти поездки приносили лишь временное облегчение, и были ещё мучительнее тем, что нужно было возвращаться.

Застывая на загородных платформах он смотрел на живущие не спеша пейзажи и ловил себя на мысли, что пейзажи вызывают в нём труднообъяснимое чувство. Покой и неподвижность полей и перелесков дарил какое-то мучительное облегчение. Мучительное от того, что в этом покое и тишине он вдруг явственно ощущал себя песчинкой, каким-то комком, оторванным от целого. Что вся его настоящая жизнь не стоит ничего, и ничего не значит. Но облегчение в осознании своей беспомощности и никчёмности было приятным. Он со стороны смотрел на себя. На платформу, на железнодорожные пути, на лес, на стоящие вдалеке дачные домики, пустые в осеннее время, и радовался тому, что это всё правда, это всё есть. И значит, он может стать частью этого мира, испытать покой и поющую тишину. Кириллу нравилась эта его попытка прислушаться к себе.

Этим весенним днём, по дороге на работу он стоял и смотрел в небо. Окна домов, - стены гулкого холодного колодца, - отбрасывали звонкие блики. Наступила весна, а он не заметил. Кирилл постоял еще немного в полумраке двора и пошел в арку, к Лиговке. Был четверг.