Сэмо : Битье безответных кукол в форме

11:19  01-03-2006
Я думаю, каждому, кто проходил пешком по улице Ленина мимо бара «Желтая подводная лодка», обращал внимания на куклу английского полицейского. Манекен в рост человека, в полной форме, этакий бобби, прикованный к стене цепью, чтобы не уперли.
Ясное дело, коп этот поставлен возле входа затем, чтобы с порога создать, так сказать. атмосферу Ливерпуля, ведь бар этот – для истинных битломанов (хотя там, летом и воняет мочой, но это я так, к слову).
В общем, по идее кукла английского полицейского должна привлекать внимание, настраивать на позитив.
Но не тут-то было.
Мент на цепи, даже если это кукла, превратился в объект жестокого глума.
Стоял бы вместо него волосатый хиппан, не было б ни капли агрессии, уверен. Вот, к примеру, куклу-старушку при входе к магазину «Бабушкин комод» никто пальцем никогда не трогал.
А здесь, менит одетый по всей форме, что главное – безответный, на цепи.
И получает он регулярно каждый вечер тумаки народной неприязни. Скажем, вчера с него вообще сбили его шлем и куда-то унесли. Неизвестные вандалы. Ага.
А все потому, что он – мент. Он в форме. И это главное. Он – объект неприязни ко всем без исключения ментам, в которой нет ничего из области общечеловеческих отношений.
Все люди разные, все люди – братья. Но – до того момента, пока не обозначат себя. Пока не наденут форму.
Военный, мент, врач, монах – без разницы, униформа, какая бы она не была, накладывает отпечаток, объединяет людей в группы, причем не по интересам, а по сферам деятельности.
Все это напоминает кастовость.
Так вот, к касте ментов неприязнь сильнее всех.
Причем можно их не любить как систему, общность и при этом бухать с отдельно взятыми из-из этого класса людьми. Может, и с оглядкой на их пофессию, но уж точно без косых взглядов. И в этом нет противоречий.
Неприязнь же кроется в строчках известной песни: «Моя милиция меня бережет, сначала сажает, потом стережет». Корни негатива, не столько в шансон-подкладке, засевшей в мозгах так, что и не вытравить, сколько в том ощущении, что мы и они – все-таки по разные стороны баррикад. От ментов редко ждешь чего-то хорошего, скорее сразу – плохое. Человек в форме, серая жаба, если не враг, то чужой это уж точно.
И никакой кособокой социальной рекламе – «Участковый, от слова участие» – это не перебить.
Мы с ними разные, но они – сторожа и охотники, вот в чем прикол. Они сильнее. Их право – запретить, наше – нарушить запрет, научится «дышать порами кожи», если «затянуть петлю потуже».
Все дело в форме.
- Молодой человек, можно вас на пару минут? – обращается ко мне фигура в сером бушлате.
Мне по хуй на его семенное положение, вероисповедание и хобби. Я смотрю на его значок, и знаю, что по правилам игры я не могу не подойти. Ну, что ж, по правилам, так по правилам.
Я подхожу.
Чист, трезв, но в голове вертится злая штука заплечных дел мастеров: «если вы у нас не побывали, то это не ваша заслуга, а наша недоработка».
- Ваше документы, пожалуйста, - обращается ко мне ДПС-ник.
- Будьте добры, представьтесь по форме, имя-отчество-звание, предъявите корочки, - с вежливой наглостью прошу я. Глаза – щелочки. Ненависть как она есть. Ненависть слабого зверя.
Он удивлен. Называет себя, показывает удостоверение. Я записываю его данные в свой блокност, бормоча: «на всякий случай». Мент удивлен еще больше. Наверно, я веду себя дерзко. По хуй.
- Вы не могли бы пройти со мной? – говорит серый бушлат. Сержантские лычки, чуть старше меня, лет двадцать пять, двойной подбородок, крепкие зубы, цепкие, наглые, голубые глаза.
Я кажусь ему подозрительным.
- Вы меня приглашаете или приказывайте?
- Приглашаю, конечно.
Я играю по правилам:
- В таком случае, я отказываюсь. Вот мой паспорт. Если хотите, можете проводить свой осмотр на месте, - отвечаю я, едко прибавив в конце фразы его звание и имя отчество. Ненависть душит меня.
Мы подходим к патрульной машине, на капот которой я выкладываю из сумки свой нехитрый скарб. Никакого палева. Уцепиться не за что. Я пресекаю его попытки шмонать меня своими руками без понятых. На это по закону нет оснований. Чувствую, как ему хочется забрать меня, как его тодже трясет. Но забирать – не за что. Я трезв, играю по общим правилам. Между мною и им – напряженное перемирие как между Плаестиной и Израилем. Перемирие и вражда.
- Оружие, наркотики – есть? – спрашивает он.
- Никак нет, - широко и облегченно улыбаюсь я, а сам думаю, ага, ты думаешь, буь у меня какой стаф на кармане, разговаривал бы я сейчас с тобой? Хотя… Тьфу-тьфу-тьфу. Черт!
- Куда направляетесь в столь позднее время?
- Отдыхать. В гости. Я могу идти?
- Да, можете.
- Удачной смены, - прощаюсь.
Меня потряхивает. Я понимаю тех, кто лупцует безответного Бобби, куклу, английского копа, который стоит у дверей бара «Желтая подводная лодка». Был бы он рядом, я б тоже ударил ему под дых. В этом мало от вандализма, зато много от наивной веры в религию Вуду тех, кто по другую сторону баррикад. Волею случая ли по разумному выбору.
- Эй, городской партизан,
Как там, пришел караван?
- Все гут, браза, пришел.
– Ахуеть! Хорошо…