ZduZZZ : роман-с про Машу - (Часть Любовно-Ностальгическая)

Голем был импозантным мужчиной, и природа Машиного ануса не обделила его достоинствами. Маша возжелала, с неистовой силой захотела Голема. Захотела как женщина, как мать и родительница, как творец и скульптор. Она не могла отпустить Голема в жизнь, не познав его. И Голем ответил на ее желание. Его объятья были несказанно теплыми – и понятно, он ведь только недавно вышел из кишечника – он крепко сжимал Машу в своих руках и оставлял на белой машиной коже вязкий коричневый след. «Говнюк, дерьмо!..» - так Маша ласково называла Голема, он не обижался – наоборот, с еще большей силой проявлял к ней чувства. Наконец-то Маша смогла сказать кому-то то нежное, что думала о мужчинах. Мухи – стали птицами любви Машиных с Големом отношений. Мухи сопровождали их повсюду. Мухи порхали вокруг и резвились. Черные и зеленые, они исполняли невероятные кульбиты в воздухе. Голем стал обращаться к Маше как «Муша», а Маша представляла своего темнокожего спутника знакомым не иначе как «мой МУШ». Пара вступила в ряды Гринписа, с целью зашиты этих насекомых от бесчеловечного обращения. С утра Муша с Мушем пикетировали заводы и фабрики, выпускающие мухобойки, липкие ленты и аэрозоли, а вечером выходили на балкон и, обнявшись, подкармливали своих жужжащих любимиц. Так продолжалось несколько дней, пока Маше не наскучили эти сраные вонючие нежности.
Маша не знала, куда девать Голема – с ним стало много проблем – он очень сильно вонял, отряхивался от излишних испражнений, говорил глупости. Он все искал врагов, вечно говорил про цены на нефть и требовал русских классиков призвать к ответу за то, что испортили своей рефлексией и бездействием русскую интеллигенцию. Маша не могла пройти и двух шагов, как слышала «И какова цена за баррель?» или «что там с нефтепроводами у саудитов?», порой ей в след неслось «небо им в алмазах!- а сами, что для этого сделали? Интеллигенция хренова!». У Маши стала болеть голова. Потом голова стала чесаться. Потом в голове образовался постоянный шум. Маша решила выкинуть Голема. Она положила его в деревянную посылку и написала адрес « Америка. Вашингтон. Белый дом. Президенту США».
- А чего это у вас так посылка воняет? – спросила женщина принимающая посылку.
- А это я тете в Америку растения специальные для мази шлю – они и пахнут неприятно. У тети ревматизм, знаете ли.
- А кто там в посылке у вас ругается на русских писателей? И говорит : нефть- нефть, баррель-баррель?
- Это я голос дедушки записала, что бы тетя слушала, видимо кнопка нажалась на магнитофоне. Он там промеж растений лежит.
- Хорошо. С вас два пятьдесят.
И посылка с Големом отправилась в Америку. Голем всем понравился в Соединенных штатах. Его приняли за своего. Он был рубахой парнем для фермеров, деловым и толковым партнером для бизнесменов, заботливым для детей и брошенных американских фемин, желанным принцем домохозяек и домохозяев, другом, «своим» для негров, и мечтой педерастов. Америка стала требовать сделать Голема хотя бы губернатором. Затем Америка уже уговаривала Голема занять кресло в Белом доме. Республиканцы и демократы готовы были перегрызть друг другу глотки, и заполучить Голема в свои ряды. Но в конце концов примирились, и в стране демократии осталась одна партия – Големская партия фекалий. Голем стал править Америкой - всех предыдущих президентов арестовали, посадили в подземные засекреченные казематы Аль-Катраса и пытали до самой смерти чтением в слух произведений русских классиков – президенты мучались не долго... Голема так полюбил американский народ - изменил конституцию для того, чтобы Машины испражнения могли править Америкой до самого своего конца. Конец Голему наступит внезапно – в тот момент, когда Маша вновь вдруг прошепчет, крикнет или скажет волшебное слово- имя ее детского Бога - «Пожалуйста». - Голем будет править Америкой очень и очень долго.
А Маша пела. Маша пела об Адаме. Маше пела желудком. Желудку вспомнился Адам – как он так теперь во мне и в Големе? Как он там?..
Первая песнь Машиного желудка.

Пропал мой мальчик, нет вестей от него.
Может, погиб он на фронте,
а может, волки каменных джунглей растерзали его на части.
И теперь он, кусками переваренной плоти,
удобряет тротуары текущей вспять зимы оттаявшего города, смешанный с пеплом окурков и смачных макротных плевков?
Мальчик мой сгинувши,
милый, место твое неизвестно,
время твоё сочтено ли?
Что мне останется, если тело твоё невесомым атомом в воздухе тает, -
лишь SMS'ные песни,
что от тебя прилетали ястребом ночи когтистым,
ядом кириллицы древней память мою отрезвляя,
жаром рифмованных текстов тело моё искушая.
Пропал мой мальчик, нет вестей от него…
Совсем нет вестей…
От него…
И не будет...

Маша лишилась самых близких людей. Самых родных – самых милых. Маша чувствовала себя осиротевшей. До чего же не справедливо. До чего же глупо и грубо. На кого ж вы меня..? Я ж без вас … Маша мурлыкала себе под нос слова ритуальных причитаний, и вертела в руках цветок фиалки. Это была особая фиалка скорби, выведенная ведущими учеными-генетиками, лучшими магами-селекционерами. Фиалку скорби можно было вырастить только под хвостом спящего ньюфаундленда в день весеннего равноденствия и солнцестояния. Фиалка вырастала в верхнем подхвостье, если растение стремилось к свету из среднего, или еще хуже – нижнего подхвостья, то это были низкокачественные цветы со слабым ароматом алчности, а не скорби, либо приглушенным запахом вожделения. Если использовались другие породы собак, то фиалка не вырастала, а в лучшем случае получался захудалый галлюциногенный гриб, которым и друзей угостить-то стыдно. Правда у такс можно было вырастить нарцисс или тюльпан охоты, а у шарпеев лютик тайны. Фиалки скорби продавались на кладбищах, в киноконцертных залах и библиотеках. Салат из таких фиалок подавали в Макдоналдсе и в школьных столовых. Запах фиалок совершенно отбивал чувства опустошенности, грусти, собственного достоинства, заставлял смеяться, видеть цветные сны наяву и читать между строк; он то раздвигал, то сдвигал время и ноги блондинок, заставлял звучать музыку ритмичнее, а прозу превращал в стихи поэтов имажинистов; он знал как заставить футболиста произвести гол в ворота соперника, а нерадивого студента написать курсовую, девиц заставлял расстаться с девством, а юношей произвести 40 поллюций подряд; он ведал тайнами перевоплощений актеров и скрипом занавесок на кухне. Цветок пытались запретить законодательно, но инициатива не прошла. Более того - ньюфаундленды стали самой дорогой и популярной породой - поэтому фиалки цвели и пахли. Цветок настроил Машу на лирический лад – она решила позвонить лучшей подруге. И предаться настоящему безоглядному дружеству. Дружеству с большой буквы «Б». Дружеству, где нет скользких тем и фальши, где нет лицемерия и лжи. Где можно плакать и смеяться без причины, где все бранные слова звучат лаской. Где можно напиться в стельку от горя ли, счастья ли, и потом вместе блевать в туалете или на балконе, не ведая стыда и неловкости. Где спрятано настоящее сокровище души. К сожалению, Маша забыла телефон лучшей подруги. К сожалению, Маша забыла и имя лучшей подруги. К сожалению, у Маши никогда и не было лучшей подруги. Ей некому было звонить… А если бы и было – да пошли все эти бляди на хуй! Еще звонить им, проституткам. Суки! Потаскухи вонючие! Звони им еще, тварям! Да перебьются все – уродки конченные! Бля – подруги… Придумают же люди всякое там говно, что бы оправдать свои фрейдистские лесбийские комплексы! Сколько раз они пытались отбить у меня Адама и уничтожить Любовь раньше, чем это сделала я! Прошмандовки дешевые! И тут раздался телефонный звонок…

(продолжение скорее всего следует)