Сергей Минаев : ТАНЯ.

«…здравствуйте товарищи! Завтра, вся наша страна, весь Советский Союз, отметит Первомай. По случаю грядущего праздника, сегодня, на площади и улицы городов, сел и деревень выйдут миллионы трудящихся, чтобы провести общесоюзный субботник.
Столица нашей Родины – город-герой Москва, готовится к празднику, ударным трудом приближая день мира и труда. Работники фабрики « Свобода», взяли на себя повышенные…»
Татьяна любила просыпаться под звуки радио. Голос диктора сразу наполнял ее бодростью и необыкновенным радостным зарядом. Именно в этот момент Таня чувствовала, что ее ритм сливается с ритмом всей страны, что миллионы простых советских девушек, так же как и она просыпаются и начинают готовиться к новому трудовому дню. В Москве, Ленинграде, Киеве, Минске. Страна встречает новый день. И Таня встречает его вместе с ней. Наверное, это и называется «национальным единением в общем эмоциональном порыве». Татьяна не знала таких слов и определений. У нее просто было в этот момент как-то особенно хорошо на душе. И поэтому она всегда улыбалась по утрам. Той, открытой русской улыбкой, которую в 1945 году увидела вся Европа, весь мир. Улыбкой, которая не имела фальши и подлога, и была по настоящему приветливой и жизнеутверждающей.
Коммунальная квартира, тем временем, начала входить в ритм рабочего дня. На кухне уже сидел за своим необычайно крепким чаем дядя Коля Нестеров, фронтовик, потерявший руку на Курской Дуге, а теперь работающий в домоуправлении.
Его жена, тетя Маша, готовила бутерброды. У плиты возилась жена инженера Львова, Анна Владимировна. Сам инженер брился в ванной. Семью Львовых Таня, как и остальные жители квартиры, недолюбливала, за то, что они держатся особняком, а их сын, Тимофей, приводил домой компанию своих друзей мгушников, в брюках дудочках. Они громко смеются и часто слушают американский джаз на «костях».
Дядя Коля частенько делал Тимофею замечания, но тот всегда отшучивался и говорил, что пишет курсовик по истории музыки. В общем, семья Львовых была неправильной. Говнюки, одним словом.
Таня, подождала пока Львов - старший освободит ванну и, наскоро умывшись, пришла на кухню. Львовы, как всегда, ушли завтракать к себе в комнату. В этом проявлялось их презрение к остальным обитателям квартиры. Ну и что с того? Зато, теперь можно запросто поболтать с дядей Колей и тетей Машей за чайком.
- Ну что Татьяна, на фабрику сбираешся? - спросил дядя Коля
- Неа, у нас в детском саду субботник сегодня. Будем там порядок наводить.
- Подшефный что ли?
- Ага. Окна там помыть, стены покрасить.
- Дело. А завтра с утра с подругами на демонстрацию значит?
- Ну да, сначала на фабрику, за плакатами, потом на демонстрацию.
- Плакаты то сами рисовали?
- Ну да – ответила Таня, глотнув чая, - сами конечно, там очень красивые получились. Завтра, дядя Коль, сами все увидите.
- Ну, в добрый путь, посмотрим завтра на ваши плакаты – сказал Нестеров и по отцовски похлопал Татьяну по плечу, своей единственной рукой.
Чай допивали под обсуждение последних домоуправленческих новостей и рассказы тети Маши о том, что в селе у сестры в этом июне дочка замуж выходит, а за нарядами для нее сестра с мужем приедет в Москву аккурат после майских.
- Да и тебе Танька замуж пора, - с ходу продолжила тетя Маша, - 25 лет, не девка уже, неужто на фабрике хороших парней нет? Мы вон с Колькой…
Татьяна не дала ей договорить и встала из за стола:
- Вечером теть Маш, - пойду я в комнату. Собираться.

Таня переоделась у себя в комнатушке и выбежала в коридор. Надела легкий плащ из болоньи и вышла на лестничную клетку.
- Танька, бутерброды возьми с собой.
- Спасиб, тетя Маш, я на субботнике поем, - уже сбегая по лестнице, крикнула Таня.

***********

В детском саду уже собрались коллеги по работе. Девчонки сидели на лавочке и обсуждали готовящийся поход на день рождение к Кате Савостьяновой из 4-го цеха, мужики стояли вокруг начальника цеха, Петра Васильевича Артюхова и деловито покуривали.
- А я думаю, что ЦДКА без вопросов динамовцев вынесет. Никакая защита лейтенантов ни остановит – неспешно говорил Витька Дорохов, формовщик и игрок сборной фабрики по футболу.
- Здоров ты Витька рассуждать, это тебе не с Лучем на первенство профсоюзов тягать, Ванька заболел и вратаря не найти. Тут люди спортом на союзном уровне занимаются. Тяжело будет армейцам. Дай бог в ничейку сгонять. – доказывал Витьке Артюхов и энергично рубил ладонью воздух.
Завидев Татьяну, он запнулся и, посмотрев на нее, сказал:
- Танька, уже три минуты как все собрались, тебя ждем, ты нам субботник срываешь значится.
- Я Петр Василич не срываю, я просто…- начала было оправдываться Таня.
- Ладно, ладно – весело прищурился Артюхов – небось опять ночью книги читала, сказал он и лукаво подмигнул девчонкам. Те громко расхохотались.
- Значится так. Мужики с носилками и граблями за мной во двор, а девчата в помещение. Окна помыть, стены, а кое - где и подкрасить. Сами там распределите, кто где, а Татьяна Тяжлова, как передовичка и комсомолка мне объект сдаст.
Если что где будет плохо вымыто или подкрашено, сама, как опоздавшая все переделает до ночи. Потому как в понедельник детишки придут, а нам как шефам, в грязь лицом ударить нельзя. Дело серьезное. – Артюхов закончил и с деловым видом поднял вверх правую руку с выставленным указательным пальцем.
*************
Работали споро. За четыре часа, с отвлечением на легкий перекус, вымыли все окна и подновили краску на первом этаже. Перешли на второй. Татьяна со строительным малярком наперевес и ведром краски в руке, обходила детские спальни и смотрела где еще нужно подновить стены. В углу одной из спален, Таня заметила, что краска совсем облупилась. Она попыталась начать замазывать угол строительным малярком, но получалось не аккуратно.
Таня вышла из спальни, взяла в коридоре малярок с короткой рукояткой и залезла на стул, чтобы покрасить все как можно ровнее. Опустив глаза, она увидела, что ее короткие кирзовые сапоги все уже в подтеках и стул через минуту работы станет весь грязный.
Она снова вышла в коридор, дошла до пачки старых газет, вытащила одну и постелила на стул.
- Так гораздо лучше. А то, что я как лошадь в стойле. Тут дети, а я грязь развожу. – подумала Таня и увлеченно начала красить стену.
Мыслями, Таня была уже на завтрашней демонстрации. Представляла себе море народа на улицах, веселый смех подружек, последующую прогулку в Сокольниках.
Из размышлений Таню выдернул голос Артюхова, пришедшего проверять работу девушек
- Таня – начал он необычно тихим голосом – ты головой думаешь когда на стул забираешься. Ты на чем стоишь?
- На газете Петр Василич
- На газете? Ебенамать, на газете она стоит! А на этой самой газете, кто отпечатан!??
Таня опустила глаза вниз. Она стояла ногами на передовице «Правды» с портретом товарища Сталина и его обращением к трудящимся. – Ой..
- В жопе гной, дура итиеемать. А ну слазь быстро. Ты понимаешь, что ты щас наделала?
Таня спрыгнула со стула, подняла газету и стала лихорадочно отряхивать лицо вождя, но предательский след сапога с его лица не хотел исчезать. – Что ж делать то теперь, Петр Василич, что ж делать то, я ж не думала, я ж не хотела…
- Давай сюда газету, дура. Бери новую и продолжай. А эту я заберу от греха – Артюхов взял из ее рук «Правду», сложил и убрал во внутренний карман пиджака.
- Чо стоишь как столб? Бери новую, да продолжай красить. Только смотри, чтоб без портрета, а то на Трумэна встанешь, так мировой скандал будет. – Артюхов направился к двери, у порога обернулся и сказал оторопевшей Тане – Дура ты Тяжлова, ой дура, тудыть твою. – он улыбнулся и вышел.
До окончания субботника Таня работала, как с мешком на плечах. Вот если бы не Артюхов думала она, точно бы конец мне. Это ж надо на портрет Сталина встать. Воистину дура.
Таня, как под наркозом докрасила стену, спустилась вниз и села на скамейку. Субботник закончился, и Артюхов давал указания по поводу завтрашней демонстрации. Что он говорил она не слышила, потому как была оглушена своими мыслями. Увидев, что все начали расходиться, она тоже встала и пошла.
Всю дорогу до дома, в автобусе, она размышляла о том, как в понедельник она придет к Артюхову и скажет ему все свои слова благодарности.
- Вот какой золотой человек. Как отец родной. Другой бы на его месте… а этот!!
Подъехав к своей остановке, Таня уже почти успокоилась и, выйдя из автобуса, решила зайти в магазин. Не спеша, она направилась во двор, чтобы взять дома деньги.
Во дворе пацаны облепили какую то красивую черную машину, и приставали к водителю с вопросами. Водитель что- то, устало, вещал им про войну.
Когда Таня поравнялась с ними, из машины вышел молодой человек в сером костюме и направился к ней.
- Гражданка Тяжлова?
- Да..
- Вам необходимо с нами проехать
- Куда? Зачем?
- Вам все объяснят в машине.
**************

- А теперь Татьяна Игоревна, расскажите нам, каким образом вы оказались в шпионской группе, которую возглавлял Родионов. Чем вы там занимались и, что должны были делать во время демонстрации.
- Я никакого Родионова не знаю. Я с субботника шла, я в магазин успеть хотела.
- Блять, да хули тут с этой курвой разговаривать? Что вы с ней сопли разводите?
Не знает она. Как готовить покушение на товарища Сталина, это она знает, а инженера Родионова со своей фабрики она не знает. Говори сука, а то вместо лагерей под расстрел пойдешь – заорал на нее майор и наотмашь ударил по лицу тыльной стороной руки.
Следователей было двое. Один седой, в сером костюме и значком на лацкане пиджака, и второй, молодой парень в форме с майорскими погонами.
Сначала ее допрашивал майор. Целый час. И все время бил по лицу. Танины губы распухли, и правый глаз заплыл и ничего не видел. Потом в кабинет зашел второй, в сером костюме и тоже стал задавать ей вопросы, но уже не бил.
- Ты Вань, уймись, уймись. Девка вишь уже от страха съежилась. Может она и впрямь не виновная а так по ошибке.
- Я, Михал Борисыч, вам точно говорю, она сука шпионка. Все хитро законсперированно, все блять спрятано, а внутри гнильца. Не думала она, что на такой мелочи проколется. Вот она газета то. – с этими словами майор показал ей «Правду» со следом сапога на портрете Сталина – Она тварь не просто на портрет вождя встала. Она, сука ебаная, с подтекстом так сказать встала, под портретом то речь товарища Сталина, посвященная окончанию войны с немецко – фашискими захватчиками. Вот ведь блядь какая, она значит на нашу кровь, на нашу войну своими вонючими сапогами встала. Думала, не увидит никто. Говори, сука. Всех своих гаденышей нам покажи, а то тебе расстрел подарком покажется. Еще запоешь у меня.
- Ваня. Дай мне минут несколько. Я с ней с глазу на глаз поговорю. Выйди.
- Ну как хотите Михал Борисыч. Скажи спасибо сука. Я б тебя прям здесь кончил – сказал майор и вышел из кабинета.
Пожилой следователь налил Тане чаю, дал платок утереться, и начал разговор.
- Вляпалась ты Татьяна, по самое некуда. Я конечно не верю в то, что ты шпионка, происхождение у тебя наше, советское, характеристику на тебя дали хорошую. В передовичках ходишь. Только вот на портрет вождя вставать ногами это, девка не куда не годится. Это дело уже политическое. Ты ж понимаешь, Таня, мы тут не в бирюльки играем. Мы тут шпионов ловим и страну на последнем рубеже охраняем от врагов. Как внешних, так и внутренних. Ну, что скажешь?
Татьяна выпила чаю и немного успокоилась. Следователь этот, сразу видно, был мужик хороший, и Тане как - то сразу стало легко, стало ясно, что он то уж точно во всем разберется, и все в ее Таниной жизни снова будет нормально.
- Я на стул сапогами залезла, стену подкрасить. А обшивка пачкаться стала, так я первую попавшуюся газету и схватила, не посмотрев - всхлипывая, начала Таня.
Она говорила долго. О заводе, о том, что она передовичка, о кружке литературы, о секции плавания в которую недавно записалась, о хороших соседях по коммуналке (только Львовы говнюки), о всех своих радостях и тяготах.
Через какое то время следователь остановил Татьяну, и начал говорить сам.
- Видно мне, Таня, что ты ошиблась по молодости своей. Сделала неподумавши. Но на то мы здесь и сидим, чтобы во всем разобраться. Ты понимаешь, какое нынче время тяжелое? Страна после войны, кругом еще много недобитых врагов, которые крепко мешают нам наше дело делать. Молодежь, а ты вместе с ней, должны трудом своим показать миру, что СССР, великая страна. Мы это уже на фронте показали. А теперь трудом должны. Ты ж Таня обязана примером быть! В труде первая, а вот по политике недотягиваешь. На тебя должны люди равняться, как на молодую смену. Ты плакатом должна быть, а ты на газеты встаешь, не подумавши.
- Я, ой я готова…, запинаясь и всхлипывая, затораторила Таня, - я и в труде и в бою, и по политике готова. Я вот в прошлом месяце план… это я и в партию вот готовлюсь и плакатом буду.
- Плакатом говоришь? – улыбнулся следователь – ладно Таня. Вижу я, что разговор у нас получился. Крепко так получился. Иди и помни мои слава. Будь примером и плакатом для окружающих. Он что- то записал в блокноте и закрыл его.
************
Первомайское утро уже играло ярким солнцем в окнах домов. Всю улицу Горького запрудила масса людей нарядно одетых, с плакатами и транспарантами в руках.
Дядя Коля и тетя Маша стояли у метро «Маяковская « и жадно ели толпу глазами.
- Где ж Танька то, ее фабрика прошла уже иль нет?
- Да погоди ты Машка, смотри внимательней
Мимо них проплывали волны народа. Двигались таблички. «Кировский район», «Фрунзенский район», «Краснопресненский район». Люди несли плакаты - « Фабрика Большевичка – Сверхплана к Первомаю», «Завод Серп и Молот – навстречу Первомаю».
Вдруг, над улицей показался небольшой воздушный шар. К нему был привязан транспарант с профилем Сталина и надписью «Сталин – наш вождь и наставник». К концу троса, крепящего шар, в виде грузила, было привязано тело Татьяны Тяжловой, с уже посиневшим лицом. На груди у Татьяны был прибит плакат – «Фабрика «Свобода» - помнит заветы товарища Сталина.» . Чуть ниже было написано – «Мир. Труд. Май.»
- Вот это Танюшка – вымолвила тетя Маша
- Я всегда знал. Что она толковая девка. – ответил ей дядя Коля –а ты говоришь прошли, прошли. Смотреть надо лучше.
В толпе около метро, некоторые люди так же увидели шар с привязанным к нему Таниным телом. Они стали одобрительно указывать на него пальцами, улыбаться.
Некоторые зааплодировали.
Вероятно, это были Танины соседи по двору или сослуживцы, не попавшие в колонну.

© Амиго, 2003-05-18.