San Tec : Господа бомбисты!

- Господа бомбисты, позвольте представить, ротмистр Бурмистров, Аркадий Евстратович, из сочувствующих – запыхавшись, выпалил вбежавший в открытую дверь юноша. Тонкими морщинками на молодом лбу и горящими глазами, он походил на вольного слушателя технической академии.

Бурмистров, щеголевато щелкнув каблуками, резко кивнул.

Двое мужчин, в наскоро выкрашенной, зеленой краской комнате, сидевших на панцирных кроватях, покрытых застиранным, не свежим бельем, переглянулись.

- Артемий Альбертович, закройте дверь! – оборвал юнца, мужчина средних лет задвигающий картонную коробку ногой под кровать, опершись локтем на деревянный стол: - оставьте же, наконец свой юношеский энергетизм. Так не долго и посторонние уши привлечь, уважаемый.

- Нам всем стоит быть чуточку осмотрительней – подхватил второй, с мохнатыми бровями, сдвинутыми на большом округлом лбу с глубокими залысинами.

- Будьте покойны, я нарочно не сразу к Вам, выжидал, пока не убедился, что соглядатаев нету. Будьте уверены, окрест все спокойно.

- Однако мы отвлеклись. На сколько мне помниться, Вас «Лис» рекомендовал, давеча, сам даже обещался представить. Но, к сожалению, его теперь с нами нет – Обводя взглядом представленного Бурмистрова, тот что двигал коробку под кровать. Теперь он нервно теребил усы, то и дело обводя пальцами кончики губ: - меня называйте «Шустов», его Вам следует звать «Шмель» - вскинув руку в сторону человека с густыми бровями: - Ну, а с господином Ермиловым Артемием Альбертовичем, вы уже знакомы. Желаете в движение?

- Желаю-с! – опять тукнул каблуками Бурмистров.

- Полноти, любезный! У нас для этих глупостей времени нет! Вы должно быть в курсе, что сегодня ночь последних приготовлений – Сдвинув брови еще сильнее, стал нервно постукивать пальцами по столу Шмель.

- Позвольте метать мне, господа! – вытянувшись по струнке, предложил Бурмистров.

- Экий вы, однако, быстрый – усмехнулся в усы Шустов: - у нас и бомба-то еще не приготовлена, а вы уже метать собрались, к тому ж о плане не соизволили удосужиться.

- Ну, так давайте же к делу господа – заговорчески, пробормотал Шустов, доставая из-под кровати увесистую картонную коробку и ставя ее на стол у окна.

Шмель и шустов продолжали сидеть у стола на кроватях, Бурмистров устроился на придвинутый Ермиловым к столу табурет. Сам, Ермилов остался стоять, сделав лишь несколько шагов ближе.

Желтый свет одинокой тусклой лампочки, весящей под потолком, лениво разливался по комнате, отражаясь в запыленном окне. За окном стегал ливень, раскачивая ветку с алой гроздью рябины, жалобно скребущуюся в стекло. Всё остальное поглотила непроглядная тьма.

Шустов выкладывал из картонки содержимое: листы плотной бумаги, жгуты, моток веревки, складной перочинный нож, и пару бумажных пакетов с сыпучим содержимым.

Шмель замельтешил руками над столом, поправляя все с расстановкой, раскладывая ровнее, с неподдельной любовью.

Приготовления были не долгими и через минуту, Шустов уже стал смешивать содержимое двух пакетов на большом листе писчей бумаги.

Смахивая ладонью, крупные капельки пота с лица, Шустов часто отрывался, что бы сделать глоток остывшего чая, из серой алюминиевой кружки. Затем он снова возвращался к порошкам, пожевывая в уголке рта смятую папироску, пепел от которой падал на колени.
Щуря один, глаз от тонкой струйки дыма, Шустов добавил еще одну горсть порошка.

- С селитрой? – полюбопытствовал Бурмистров: - надо бы с селитрой.

Шустов недоверчиво кольнул его своим пронзительным взглядом, не скрывая сарказма: - я смотрю, вы весьма осведомленны технически, господин Бурмистров.

- Господин Бурмистров, сам из бомбистов. Ему даже собственноручно приходилось бомбу метать – встрял Ермилов.
- Да? – уважительно протянул Шмель.
- Да-c! Довелось!
- В кого же метали, ежели ни секрет? – с нарождающейся почтительностью, неподдельно любопытствовал Шмель.
- Известное дело, в узурпаторов! – гордо ответил Бурмистров.
- Однако! – почти восхищенно подытожил Шмель, на секунду даже раздвинув брови.

В комнате снова повисла тишина. Все с интересом наблюдали за работой Шустова.

- Господа, давеча сон прелюбопытнейший видеть довелось: - прервал тишину Ермилов, звонким голосом.

Шустов дернулся от неожиданности просыпав шепотку белого порошка на стол: - Избавьте, Артемий Альбертович, опять про курсисток?

- Будет Вам, отнюдь. Сон не крамольный, можно сказать, совершенно даже по делу. Только неприятный. Буд-то бы сплю я дома, а ко мне жандармы врываются и ну меня крутить. Я и сил вроде полон, а пошевелиться не могу. Ни как вырваться не получается. А жандармы сами странные такие, в ангелов переодеты и всё тащат меня куда-то. И вот удивительное дело, я спокойный такой, а мысль всего одна: хорошо, что не в чертей одеты…

- Тьфу, на вас Ермилов! Вы еще накаркайте! – не сдержался Шмель.
- Ей богу, Артемий Альбертович! – добавил Шустов.

Всё остальное время заговорщики дружно молчали, пока работа не была полностью закончена, и на стол не водрузился плотный сверток, перетянутый бечевкой.

- Ермилов, вы шнура достали? – наклонив голов, зыркнул на него Шустов.
- Помилуйте, где ж мне шнура теперь достать? – развел руками Ермилов.
- Бог Вам судья, Артемий Альбертович. И так обойдемся. Но поручить Вам, верно ни чего нельзя.
- Чего же это бог мне судья, словно дело богоугодное у нас. По мне, так бомбить божьего помазанника, дело совсем не богоугодное.
- Вы право слово нигилист, Ермилов!
- От чего же сразу нигилист?

- Тихо! Тс!– приложил указательный палец к губам Шмель.

В коридоре за дверью, послышалась приглушенная возня. Все замерли. Шустов медленно стал засовывать руку под подушку.

- Вроде тихо – прошептал Шмель.

- Позвольте господа, не иначе как для самого помазанника, бомба, для императора? Царя нашего, батюшку? Тогда настаиваю, бомбу метать следует мне! У нас с ним свои, давние счеты – котом, перемазанным в сметане, облизнулся Бурмистров.

- Какие же счеты могут быть у ротмистра с царем, любезный Аркадий Евстратович – ухмыльнулся Шустов.

- Дело сугубо личное – отрезал Бурмистров.

Шустов вопросительно посмотрел на Шмеля. Тот чуть заметно кивнул.

- Мы не против.
- Вот и ладненько, потирая руки, засиял улыбкой Бурмистров.

- Светает, господа. Время – не отрывая взгляда от окна, констатировал Шустов.

Последние подготовки заняли еще какое-то время, но в скорее все четверо революционеров-заговорщиков, вышли из комнаты в длинный серый и мрачный коридор.

Бурмистров прикрыл бомбу полой полосатого льняного пиджака и зашагал за соратниками.

От волнения, у него на лбу проступила испарина. Бурмистров шагал, тяжело дыша, различая впереди только спины товарищей. Всё остальное смазывалось и расплывалось, глаза щепал льющийся ручьями пот, время и пространство будто скомкалось. В голове стучал язык набатного колокола.

И когда Шустов скомандовал «приготовиться», Бурмистров не понимал, как долго они шли, и где находятся.
Но после крика Шмеля «смерть тирану!», Бурмистров словно проснулся, ожил и голова несказанно просветлела. Он схватил сверток, поджог шнур и швырнул его в открытую Ермиловым дверь, на мгновение встретившись взглядом с человеком в окладистой бороде.
- Я царь! Как вы смеете! Охрана! – донеслось из глубины комнаты.

И словно по мановению волшебной палочки, коридор стал заполняться бегущими в их сторону жандармами.

Последние, что видел Бурмистров, пока его не повалили на холодный каменный пол, это как Шустов и Шмель, встав плечо к плечу и вытянутым указательным пальцем, стали отстреливаться. Шустов, распахнул полосатый пиджак, пижамы и вытащил оттуда вторую руку с выпрямленным пальцем.
Шустов стрел сразу с двух рук, успевая только издавать звуки «Кх-кх!».

Скомканный сверток бумаги, перевязанный веревкой, так и не рванул, только тлея догорал, заполнив коридор дымом с резким запахом.

Сон, господа! Сон в руку. Жандармы во всем белом! В ангелов переодеты, вы видите, господа?! – кричал Ермилов, засунутый в смирительную рубашку.

- Надо было «революционеров» и «царя» в разных блоках держать, а то не дай бог получиться как в прошлом году с «Коперником». Кто ж знал, что его сосед по палате вдруг возомнит себя, «прокуратором инквизиции» – сетовал, торопливо поднимающийся по лестнице, Главврач седьмой психиатрической лечебницы: - А с другой стороны, как было в «ротмистре», распознать буйного. Маршировал себе по палате целыми днями, даже «боже царя храни» пел. А тут такое! Может он в столовой с «царем» чего не поделил?