Хир : Командировка. Часть - I.

03:35  29-03-2006
Первая в моей жизни долгосрочная командировка состоялась на закате времени повального «исполнения тем», когда вагоны с сахаром или другим ликвидным товаром «угонялись» лишь с помощью пейджера и офиса с секретаршей, когда директора периферийных заводов млели от ожидающих их перспектив в связи с долгожданным избавлением предприятия от налогового бремени – иногда превышающим стоимость самой организации, когда проведя лишь одну «сделку», люди получали билет в другую жизнь, но воспользовались им лишь единицы, когда многие засыпали и просыпались с лихорадочным блеском в глазах– шепча магическое слово «зачет» в предвкушении перемен, а теперь вспоминают с тоской и ностальгией об упущенной возможности, когда вчерашние «бригадиры», успев сменить «ошейники» на галстуки, но не отвыкнувшие еще от слэнга – вместе с сигаретами начали покупать «Коммерсант». Да, то была вторая половина 90-х.

Звонок Влада застал меня, пребывающего в эйфории после «сделки» с текстильным комбинатом. Я третий день пропивал выручку от продажи одеял и философствовал на тему - «как хорошо жить в Росси» с соседом, который «мусолил» в это время газету с предложениями досуга, предвкушая яркое продолжение субботнего вечера. Суть звонка состояла в том, что нужно было ехать в регион и проследить за заготовкой и отгрузкой партии леса. Крупный стекольный завод «задыхался» под тяжестью фискальных претензий, был согласен прибегнуть к помощи по «списанию» долгов, а рассчитаться предложил лесом, который руководство пообещало «выбить» у местной администрации, но спилить и отгрузить нам надо было самим, дабы получить товар по ценам ниже низких, а я должен был помочь в организации процесса парню, который находился там уже больше месяца Лень уже начинала парализовывать мою волю и я хотел было отказаться, но посмотрев на ставшую ненавистной мне багровую рожу собутыльника быстро согласился.

Влад отдал мне деньги на расходы и большой почтовый конверт с документами по сделке, сказав, что на месте меня встретят, а посылка должна быть там послезавтра утром. Купив билет, я уже через четыре часа сидел в отъезжающем поезде, надеясь на необременительную поездку.

Довольно занимательно - ехать накануне выходных дней в российских поездах. Как правило, основная часть публики – рабочие, начинатели «вахтового движения», охватившего ныне всю страну, отбывающие с заработков домой. Через пятнадцать минут после того, как состав тронулся обстановка в вагоне стала напоминать балаган. В проходах валялись куриные кости и уже опорожненная тара, жалобно завывавший щенок, успевший ненадолго омрачить хозяина тем, что обоссал сиденье, но видимо инстинктивно поняв угрозу: «- Если еще так сделаешь, выкину нахуй в форточку!» затих до окончания поездки. Запах многодневного перегара, давно нестиранного белья и сигаретный дым наполнили помещение и если бы не возможность открыть окна, то ехать было бы невыносимо. Люди одержимые необходимостью снять недельную усталость вином, с лихорадочным блеском в глазах от осознания того, что в их карманах лежат деньги – невиданные для села, а неделя рабского труда позади - стали стремительно напиваться. Атмосфера разнузданности, дополняемая виртуозной руганью и сальными шутками в адрес проводницы, начинающей привыкать к такого рода пассажирам, остальных заставила в ужасе забиться по своим местам и сделать вид, что они сладко спят.

Как водится - в подобных ситуациях часто возникают конфликты. В разгар веселья раздался звук оплеухи, перекрывший даже радио – из динамика которого резала слух песня типа: «Эх, зона зона, как я по тебе скучаю». Здоровенный детина бил немолодого мужика, а тот терпеливо сносил побои. Вмешавшийся в избиение парень получил такой ответ: «-Это мой брат, и мы сами разберемся, может я сейчас в тамбуре его в жопу выебу, это наше дело, а ты не лезь» - и с этими словами полез обнимать пострадавшего, который видимо привык к подобным выходкам и с готовностью принял братские объятия. Опешившему от такого объяснения заступнику ничего более не оставалось – как запить свое недоумение полным стаканом водки.

Вежливо отказываясь от предложений присоединиться к застолью, я - с одной стороны испытывал чувство глубокого превосходства над ними – потешая свое самолюбие, а – с другой мне было брезгливо и жаль этих людей, которым до отчаяния осталось совсем немного, а их радостные моменты продолжались лишь, пока ехал поезд. Увиденное поразило меня довольно сильно, я не мог сосредоточиться на страницах книги, размышляя о людях, ставших быдлом, сравнивая их с крепостными крестьянами, притом, что эти не были очевидными отбросами общества, найдя в себе силы подняться с места и попытаться изменить судьбу.

Конечно банальность… но мерзость которой именно из-за своей обыденности и безысходности очень болезненно воспринималась в то время. Хуле... максимализм юности - скажете вы, и будете правы, хотя до сих пор не понимаю, почему его (максимализм) записали в пороки, ибо у меня люди, его проявляющие ОТКРЫТО - вызывают Уважение, если конечно это не закамуфлированное самодурство. А ведь лежавшие в пьяном угаре на голых матрацах, сэкономив на постельном белье Степаны, Коляны, - бывшие скотники и свинари, жившие человеческой жизнью до последнего времени никак не ожидали, что им уготовано стать выпущенными из загона скотами и свиньями буквально, что есть нечестно по отношению у ним. Просто им наверное не повезло, так как всю тяжесть вновь введенных правил естественного отбора они приняли первыми, а перестроиться на новую волну уже не было времени и сил. И именно тогда у меня зародилась мысль о том, что «Хорошо, когда есть те – кто хуже меня, пусть не по сути, но хотя бы по форме». Теперь мне поебать на других, то есть я спокойно принимаю законы подобия современного общества и понимаю никчемность и корявость этих строчек, однако, по иному передать свои впечатления не могу.

Наконец, станция, вздохнув с облегчением, едва уловив замедление движения состава я принялся рассматривать вид из окна, и надо сказать, что по сравнению с пережитым – выведенное метровыми буквами на заборе трансформатора слово «ХУЙ» выглядело довольно приветливо, а привокзальная вывеска «Кафе» на изнуренном от многолетней смены погоды здании вообще привела в восторг. Представляете, эти неотесанные мужланы перед тем как уйти - попрощались со мной, крепко пожав руку?! Но я все равно был рад, что избавился от этого общества и убедившись, что меня никто не встречает – отправился в то самое кафе. В это утро сидя за липким столиком я поел самые вкусные в своей жизни сосиски с гречкой и зеленым горошком и выпил сто граммов самой классной водки, куда уж там до нее вашей «Белуге».

Насытившись первый раз за много часов, ощущая приятно разливающееся по организму тепло от выпитого я стал ждать Оскара. Еще до отъезда, когда Влад сказал, что меня будет встречать Оскар я подумал, что человек с таким именем должен быть незаурядным. Через сорок минут ожидания, когда мои восклицания «Где же этот ебаный Оскар!» стал перебивать сон, за столик сел мужчина лет тридцати пяти, почти неприметный, с многодневной щетиной, одетый в простую рубашку и «колхозные» треники. Типичный селянин, подумал я, пока тот не посмотрел на меня пронизывающим «волчьим» взглядом, женщинам такие глаза нравятся – выразительные, ясные и в то же время бездонные, в глубине которых будто электроплита нагревается и жар ее заставляет тебя отвести глаза прочь. Бровь его пересекал явно не бытовой шрам, заканчивающийся на переносице. Тут я вспомнил, что когда выходил на перрон, мне уже встречался этот взгляд, выходит, он давно здесь и по какой-то причине не подошел сразу? «Детективщик хуев», с раздражением подумал я, однако не без доли уважения.

«-Привет, я Оскар, ты от Влада» - тем временем крепко пожав мою руку утверждал, а не спрашивал сидевший напротив.