о. Неграмотный : Серый город

Серый город

Серый город огромен. Наверное, бесконечен. Надрывается линия горизонта. Она беременна костистыми хребтами уродливых зданий. Рвется линия горизонта, и выпадают из нее прямо в космос расплавленные телебашни, суровые постановления мэрии и разноцветный мясной фарш – стайки юрких самоубийц.

Город огромен по своим размерам, но в сущности своей устроен просто и мудро как поселение каменного века.
В каждом квартале, на перекрестке стоят тотемные столбы – на них кверху ногами туши нарушителей. Гадливые голуби, пижоны, сибариты и куртизанки. Вот раскинув длинные бритые ноги циркулем, висит свежеосвежеванная проститутка. Витиеватые петли ее кишечника – будто древняя письменность. Это суровый социальный мэссидж. Это алая буква справедливости.
Не возбраняется подойти и понюхать ее еще теплое влагалище – оттуда пахнет оружейным порохом и персиками. Оттуда пахнет вечностью.

Городом управляют мужчины с крестьянскими лицами, в простой одежде, на которой удобно закатывать рукава, в фундаментальных сапогах и ботинках с подковками.

Вооружившись дубинками из твердого дерева акации, моторизованные отряды мужчин-мэров передвигаются по бесконечному городу в поисках справедливости. Мужчины-крестьяне едут на такси. Символ праздности, неги и блядства – такси, теперь служит правому делу. Блядские, хитрые шашечки такси теперь на знамени справедливости. Наркоманов, алкоголиков и фантазеров-люмпенов оптом грузят в багажник такси. Ненужные надписи на стенах соскребаются, ненужные люди, подпирающие стены, соскребаются и грузятся в багажник.

Задыхаясь в багажнике вражеского такси, я слушал разговор двух мужчин с крестьянскими лицами. Они обсуждали килограммы говядины, спрятанной внутри меня. Вели степенные, крестьянские, говяжьи, разговоры.

Раньше, в незапамятные времена эти сильные крестьянские мужчины жили в пригороде. Они были земляным базисом, для золотой сибаритской надстройки. Крутили на многочисленных фермах коровам хвосты, кушали землю и в редкие праздничные дни напившись фруктовой браги выходили на охоту на своих хитрых крестьянских женщин. Они не подозревали о прогрессивных социальных учениях. Они не делали разницы между внутренностями коров и своих хитрых крестьянских женщин.

Они отправляли в город молоко по трубопроводам для ванн сибаритов. Они отправляли в город по трубам плазму своей крови для хитрых косметических кремов сибариток.

Они вырезали у своих коров и своих женщин груди и отправляли это интимное мясо в город – на потребу гурманам извращенцам.
Крестьянские сиськи с прожилками глядели мариновными сосками с полок супермаркетов на капризных гурманов. Витамин кондовой крестьянской жизни, возможно даже САМ СМЫСЛ ЖИЗНИ в своем облегченном маринованом виде смотрел на капризных городских сибаритов, но они ничего не поняли.

Счастливо трудились крестьянские мужчины. Счастливы были крестьянские мужчины, ибо так сказал бог. А бог работал рядом на соседней ферме, своей гнутой спиной в пропотевшей ситцевой рубахе он подавал пример передовикам сельскохозяйственного производства. Бог был в помощь. Прозрачен был взгляд его ультрамариновых с легкой слезинкой глаз. И веселы и задорны были его молитвы-куплеты славящие мирный созидательный труд. В рифму с богом трудились крестьянские мужчины и тлела и дымилась от усердия их простая грубая одежда.

Но однажды некий старый крестьянский мужчина, горбатый от работы, с морщинами глубокими как марсианские каналы на натужном лице, разгребая навоз на своей ферме, наткнулся на каменные скрижали, и на медные таблицы, и на полуистлевшие древнейшие берестяные грамотки.

Так говорилось что бог – это тварь. Там говорилось, что бог – это животное подлежащее дрессуре. Там говорилось, что бога можно запрячь в свою надежную крестьянскую бричку. И уехать далеко. В поисках справедливости. Ухать в город. Уехать сквозь город. В космос уехать.

В космос и там уже разгребать звездный навоз не ежедневно, но только по настроению и по большой блажи. По большим праздникам разбрасывать по вселенной звездный навоз, кокаиновую звездную пыль и доить из золотого вымени солнца бешеное радиактивное молоко. И разливать по граненым стаканам бешеное молоко. И разливать по граненным стаканам красное молоко смертельных приговоров. Всегда-всегда. Вечно-вечно.

И пришли в город мужчины с бурыми крестьянскими лицами, закатав рукава на рубахах, подбив сапоги и ботинки звонкими стальными подковками.