Дрова : Табак и кофейные зерна

Ночь обнажает свое тело сосками многочисленных звезд. Под этим же небом до поры, до времени- влюбленные клянутся в «вечности» своих половых «однаразовых» друг для друга органах. Вокзалы из своих тоннелей вырождают в свет ново-рубежных, мечтающих о валяющихся у их ног светско-именно-столичных господ, мадЪмуазелей. Вот он, всего навсего для них, в их понимании-рубеж счастья. Такой наивный, недолго длящийся, проходящий после первого с дороги оргазма.

Пасмурно. Ночь в паранже приходит тысячатретьей шахерезадской сказкой, не дающей место в очереди за добротой. Словно гамблер, выигравший джек пот на последнюю «двадцатку», и, спустя несколько, до одурения нужных ему адренолиновых промежутков времени слышит крики ненакормленной семьи, ощущает озноб в жадно прокуренном, развратном баре-казино.

Тысячатретья сказка, открывающая горькую настойку правды.

Внезапно проходит «мад» у мадЪмуазелей, перефирийно-лаконично думающих о столицах, в которых кроме ненависти и зависти спешаших в гости к каждой улыбнувшейся личности нет ни толики рубежа счастья. Они превращаются в дешевых, на первых порах симпотичных шалав, иногда более дорогих блядей, менее в кукол распухших от безделия «мастеров» и, единицы ожиревших, с вечно безразличными глазами от постоянного допинга «девятой балтики» родительниц Дебилов-Иванов.

Все же, кто они?
Женщины.

Я ненавижу их, презираю, но, после опять, обожаю, живу с ними, в них; жадно откусываю от реальности глазами до, а после доедаю, облизывая каждый кусок, слизывая с предоставленного мне блюда сок.
Такие разные в общение, во взглядах разные краски, разные запахи желания ебаться, именно, менее угождать душевно и в постели, более трепать потертый кошелек.

Дешевые шалавы? Дорогие бляди? Родительницы Дебилов-Иванов? Выбирай по кошельку.

Двое. Этакие «разведенки». Изменили себе самим, своим клятвам в «вечности»половых органов, до поры до времени «одноразовых» друг для друга. Неудержались в своей вечности. Ничто невечно и никто.

Стоят в нерешительности, обдуваемые поменявшимися розами ветров. Стоят на парапетах миллионы этих мальчиков и девочек, смотрящих в бетонную точку. Там выход. Там их вечность. Делают шаг и сливаются со своими теломыслями. Их кризис проходит мгновенно, лишь души парят над городом, пугая домашних животных.

Я иду, по еще не отошедшему от сна городу, разбивая обувью уже не по зимнему, но еще не по весеннему тишину. Мне абсолютно безралично все и вся. Мое состояние безразлично. Ведь так правильно, так легче. Пью свой в однаразовом стакане, но хорошо сваренный кофе, вдыхая-выпускаю клубы дыма.

Невечно. Всё невечно. Лишь вкус кофейных зерен и табак, оставляющие приятные ощущения в самой глубине.