Спиди-гонщик : Долгая, долгая дорога

Мне предстоял недальний путь: восемь часов прослушивания вариаций на тему "Болеро" в исполнении колёс и рельсовых стыков. На перроне меня встретил помятый со вчерашнего похмела проводник. Его форменная фиолетово-синяя рубашка носила плохо застиранные следы давнишних трапез, лицо было одутловатое, а нос был украшен красноватыми прожилками. Не выходя из режима автопилота, он проверил мой билет и, с видимой неохотой подвинувшись, пропустил меня в тамбур. Ему было вообще впадлу двигаться.

Каждый, кто хотя бы несколько раз ездил поездами Российских Железных Дорог, безошибочно узнает тот запах, которыми вагон встречает пассажиров и которыми пропитывается каждый пассажир после многочасового пребывания в дороге. О, в этом запахе смешана и дорожная пыль, и ветер, и сыроватое постельное бельё, и подтухшие абрикосы-помидоры, и запах нагретого титана, и вечная копчёная курица, которую хоть один пассажир, но возьмёт в дорогу, и, пардон, запах зассаного сортира тоже вносит свои нотки. Когда спадает посадочная суета, и ты уже зашёл в купе, поставил чемодан в ящик под сиденьем и перевёл дух, тогда возникает некая пустота. Мозг перестаёт получать информацию от органов чувств в стрессовом режиме, но мгновенно остановить обработку входящих потоков он не может и поэтому с удвоенной силой начинает впитывать то немногое, что окружает пассажира в этот момент. Именно тогда запах вагона поглощает и перебивает все остальные ощущения, даже если до этого ты не обращал на него особого внимания.

Кое-кто не может остановить свою лихорадочную деятельность после того, как занял своё место согласно билету. Кто-то начинает стелить матрас, кто-то садится за журналы сканвордов с идиотскими псевдо-народными названиями типа "Тёщина пелотка", "Зятёк - маленький хуёк" или как-то так. Лично мне, предпочитающему, подобно Черчиллю, минимализм в двигательной активности, поневоле приходят мысли о тех пассажирах, которые здесь ехали до тебя. Что-то в этом есть от извращения и с жадным, кажущимся самому себе постыдным интересом, ты углубляешься в мысленное подглядывание в чужую жизнь. Особенно бывает прикольно найти забытый кем-то предмет. Тогда вокруг этого предмета выстраиваются вереницы вероятных историй его попадания туда, где ты его нашёл. Кстати, верите - нет, но один раз я нашёл в вагоне часы Картье. Женские, правда, и без ремешка, поэтому я их отдал в мастерскую, их почистили, поставили хороший кожаный ремешок и моя мама до сих пор носит их на руке.

В этот раз проводник, несмотря на неказистый вид, убрался на совесть, а может, попались аккуратные пассажиры. Например, какая-нибудь тихая интеллигентная семья, папа инженер, мама - клерк на госслужбе, двое детей школьного возраста. Родители, желая вырастить из чад достойных членов социума, заставляли детей аккуратно кушать, и выбрасывали мусор только в специально привязанный в откидному столику пакет. Завтракая, дети уронили йогурт на пол, были отруганы страшным шёпотом, и мама специально для таких случаев взятым с собой бумажным полотенцем тщательно убирала следы с казённого линолеума. А перед выходом на станции назначения они внимательно проверили, не осталось ли какого мусора по углам купе.

Ну, вот видите? Вот так всё и придумывается на ровном месте.

Я кинул рюкзак в ящик, опустил полку и сел на потрескавшийся дерматин. Я специально купил хороший туристский рюкзак со множеством карманов, потому что не люблю, когда чемодан а) наглухо выключает руку из движения и б) потому что рюкзак легче носить.

- Извините, я не помешаю?

На пороге купе стоял человек среднего роста в неброской одежде типа джинсов и какой-то лёгкой куртки. В руке его был достаточно большой и объёмный пластиковый пакет, и я тут же решил - вот она, копчёная курица и одновременно с этой мыслью пожалел сам себя, потому что ну надо же! из всего вагона копчёная курица, которую, как, наверное, понятно, я не переношу, досталась в попутчики именно мне.

- Нет-нет, что Вы! - сказал я и подвинулся к окну, закрытому несвежими занавесками. Острые края дерматиновых трещин всхрипнули.

Человек прошёл в купе и поставил на соседнюю полку свой пакет. Передо мной мелькнули заштопанные локти и здорово обтёртые и обтрёпанные понизу штаны. Нда, подумал я, неказистый же у меня сосед. Такой типичный младший научный сотрудник, аспирант на полставки в поисках незамужней девицы с квартирой. Средних, вроде, лет чувак, мог бы заработать себе на хлеб с маслом, если б захотел. Дай бог, чтобы не начал сейчас грузить про свою нелёгкую жизнь, про жену, ушедшую к другому, более удачливому, про «мало денег» и «всё разворовали», про жидов, которые, как всегда, выпили у русских всю кровь и из кранов всю воду и про то, что раньше эта самая вода была мокрее и сахар слаще. Скорей бы пришли другие попутчики, что ли!

Но тут поезд чуть качнулся, и перрон медленно поплыл за пыльным окном. Промежуточных станций мне предстояла всего одна, и та посреди ночи, так что других попутчиков я, скорее всего, не увижу, даже если они будут. Вот же блин.

Человек напротив первым нарушил неловкое молчание:

- Если Вы не против - давайте зажжём свет?

Действительно, за окном были сумерки и я однозначно не возражал. Щёлкнув выключателями, я озарил наше тёмное царство благословенными лучами имени Теслы.

При свете выяснилось, что попутчик мой может оказаться несколько более интересен, нежели я думал. Лицо его было тёмным от того характерного дорожного загара, который не приобретёшь ни на одном курорте. Только длительное нахождение на открытом воздухе может дать такой густой серо-коричневый цвет лица, без малейшего намёка на обильные алкогольные возлияния. Длинные светло-русые волосы были убраны в хвост, уголки тонких губ смотрели чуть вниз, тонкие линии носа плавно соединялись с открытым лбом, а светлые глаза внимательно и дружелюбно смотрели на меня.

- Ну, здравствуйте! - сказал он. Было в его произношении что-то неуловимое, непонятное, что не позволяло идентифицировать его принадлежность к какой-то конкретной местности. Я удивился такому церемонному началу и, удивлённо улыбаясь, сказал:

- Здравствуйте!

- Давайте, может быть, познакомимся? А то дорога дальняя...

- Ну, у кого дальняя, а кому и через одну выходить! - со смехом сказал я и, назвав своё имя, протянул незнакомцу руку.

- Очень приятно, а меня зовут Михаил! - сказал человек, пожал мою ладонь и серьёзно добавил: "Дорога у нас всех неблизкая". Рукопожатие у него была крепким, но не болезненным, как это часто бывает с простыми людьми, которым что шпалы заколачивать, что руку жать - один хрен. Уже неплохо. По рукопожатию, как правильно учат дубоватых менеджеров по продажам, можно многое сказать о человеке.

- Давайте, может быть, попьём чаю? - предложил он. Я согласился: время, в принципе, позднее, и чай как раз кстати. Заодно проведём время в интересной беседе, а если окажется неинтересно – в конце концов, сошлюсь на усталость и лягу спать. В этом плане моя совесть абсолютно спокойна.

Я сходил к проводнику, который дремал в своей конуре, сидя напротив пульта с кучей переключателей. Я постучал костяшкой пальца по столу, что привело это тело в некоторое подобие сознания. Проартикулировав, а затем и изобразив на пальцах иероглиф «ЧАЙ» я понял, что просить его сделать вообще что-нибудь, требующее некоторой координации движений сейчас, да и в ближайшие несколько часов бессмысленно. Поэтому просто забрал пару условно чистых стаканов с подстаканниками и ложками, сполоснул их в раковине, налил в них кипятка из титана и побросал туда казённые пакетики чая с красными как советский флаг хвостиками.

Успешно миновав раскачивающийся коридор вагона и зайдя в купе, я увидел, что Михаил тем временем расстелил на столе полотенце и разложил на нём нехитрый дорожный рацион: ванильные сухари и сухие галеты. Что ж, в любом случае это гораздо лучше, чем копчёная курица! Ещё один плюс моему спутнику. Я поднял полку и выдернул из кармана рюкзака плитку шоколада, который всегда беру с собой в дорогу.

Некоторое время мы просто прихлёбывали обжигающий чай под аккомпанемент раскачивающегося на стрелках вагона и грызли снедь.

- Скажите, чем Вы занимаетесь в жизни? – опять нарушил молчание пой попутчик.

- Ну… для простоты можно сказать, что я писатель.

- Писатель? – поразился Михаил, - надо же, я почти не встречал людей, которые могли бы назвать себя писателями.

Кажется, мне стало стыдно.

- Ну, строго говоря, я не тот писатель, который пишет романы и повести. Я технический писатель. Я пишу руководства пользователей, знаете, это описания различных программ, иногда пишу статьи в журналы… но уж точно не журналист, - со смехом закончил я свою оправдательно-разоблачающую речь.

По лицу Михаила было видно, что именно чего-то такого он и ожидал, хотя так же было видно, что он пытался скрыть свои чувства, поэтому я тут же оговорился:

- Ну на самом деле я пишу стихи. Иногда для работы, но чаще для себя, для души.

- М-м-м-м! – Михаил одобрительно кивнул, жуя печенье.

- Скажите, не могли бы Вы прочитать что-нибудь из своих стихов? Если Вас не затруднит? – продолжил он, отхлебнув чаю.

Я чуть не подавился. Вот же блин, угораздило. Дело в том, что я вообще довольно критично отношусь к своему творчеству, и уж тем более к стихам. Хотя, с другой стороны, незнакомцу, которого ты в жизни больше не увидишь, можно и раскрыть, так сказать, душу. Какая разница, что он обо мне подумает?

- Хорошо, - сказал я и изобразил на лице некоторое поэтическое страдание, отягощённое интеллектом. По моим представлениям, это должно помочь слушателям проникнуться идеей, что перед ними – настоящий поэт, а не кустарь-самоучка. Ха-ха.

Я выдержал паузу и нараспев прочёл:

- Сияющий ангел в ладони моей
Не жжёт, рассыпая сиянье огней
Он пламень и искры роняет во мглу
Меня сберегая от шествия к злу

Я знаю, не сможет меня он спасти
Когда я решу никуда не идти
Погаснет очаг и туманы болот
Затянут меня в мелочёвку забот

Сияние крепнет, когда я – творец
Когда ощущаю я пламя сердец
Пока я горю и пока я живой,
Я знаю – мой ангел пребудет со мной!

Повисла несколько затянувшееся молчание. По лицу Михаила было трудно понять, понравилось ему или нет. Да и хрен с ним, в конце концов. Не всё ли мне равно.

- Скажите, верите ли Вы в Бога?

Я чуть не поперхнулся чаем второй раз за последнюю пару минут – многовато для такого короткого промежутка времени. Блять, вот оно, началось. Мне что, пиздец, и это религиозный фанатик или того хуже - сектант? Это блять посильнее копчёной курицы будет! Я дожевал сухарь и ответил:

- Ну, как сказать... смотря в какого.

- Ну, а в какого верите? - спросил сектант и устремил в меня свой светлый взгляд поверх стакана.

Я аккуратно сказал:

- Ну, это в принципе долгий разговор, не думаю, что Вам будет интересно...

- Ну, отчего же? Я, некоторым образом, собираю представления различных людей о боге. Если угодно, это моё хобби! - сказал Михаил, и я немного успокоился: на сектанта такой мотив не походил - но мало ли, может быть, это такой хитрый заход!

Я немного помолчал, формулируя мысль, и выдал:

- Я верю в бога, как единую сущность, объединяющую всё мироздание. То есть, и живая, и неживая природа, и электромагнитные поля - всё это суть бог. И в каждом из нас есть бог, и бог есть всё сущее.

Михаил задумчиво жевал сухарь и я продолжил:

- Ну, можно сказать, что я такой нео-язычник. Бог в природе и всё такое, а мы в эту природу гадим и она нам за это мстит в меру своих возможностей. В этом смысле моё стихотворение, конечно, аллегорично.

Михаил отхлебнул из стакана и поморщился - видимо, хватанул горячего.

- Знаете, а Вы близки к правде в своём понимании Бога, - сказал он.

- Отчего это Вы в этом так уверены? - недоумённо спросил я.

- Ну... - начал Михаил, - я в принципе достаточно хорошо знаком с весьма широким кругом мировых религий. И знаете, подавляющее большинство из них похожи друг на друга, как близнецы, как две капли воды.

- Это чем же? - удивился я, - это чем же, к примеру, сибирский шаман похож на лютеранского пастора?

Михаил рассеянно поставил стакан на стол. За окном мелькнули станционные фонари, вновь сменившиеся темнотой, вагон подпрыгнул на очередной стрелке, и ложка в стакане звякнула.

- Ну, вот смотрите... как Вы думаете, что объединяет все религии? - спросил он.

- Ну, я даже и не знаю,- рассмеялся я. - Если бы знал - не задавал бы таких вопросов.

Михаил о чём-то подумал и вдруг посмотрел на меня очень пристально. Мне натурально стало не по себе - не, он-таки натурально ебанутый! Блять, надо поосторожней – а ну как ночью задушит нах!

- Вы, наверное, думаете, что я ненормальный? - Михаил вздохнул и отвёл взгляд, а я облегчённо, но с ещё большим удивлением перевёл дух. - Нет, уважаемый. Я просто очень много знаю... а во многия знания - многия печали.

Он откинулся назад, и теперь я не видел его лица, скрытого тенью верхней полки.

Некоторое время мы молчали и слушали, как колёса катятся по длинным магистральным рельсам. Болеро сменилось художественным свистом.

Я кашлянул и сказал:

- Михаил… скажите, а что Вы делаете в жизни? Интерес к религиям, как Вы сами сказали, это Ваше хобби. А что приносит вам доход?

Мне показалось, что он помрачнел, но, строго говоря, быть в этом уверенным нельзя – его лицо по-прежнему находилось в тени.

- Доход?.. Скажем так, доход я получаю от чтения лекций.

- О, так Вы профессор? А каких наук, если не секрет?

Михаил задумался. Странная реакция для профессора – не знать свою специализацию, нда…

- Психологических. Да, психологических. Это будет ближе всего.

- А где Вы читаете лекции? В университете?

- Эм-м-м. Ну да. Меня обычно приглашают в разные места, - Михаил снова запнулся.

Что-то меня всё-таки в нём настораживало. Какой-то он не от мира сего. Хотя с другой-то стороны – профессора нормальными и не бывают. К тому моменту, как они достигают вершины научной лестницы, ум у них обычно заходит за разум. Не могут вбить гвоздь в стену, но зато в состоянии в уме решить дифференциальное уравнение второго порядка.

Я успокоил таким образом сам себя и решил попытаться разговорить этого странного кренделя. Дальнейшая беседа обещала быть крайне интересной.

- Хорошо. Наверное, я могу сказать, что есть общего во всех религиях. Давайте заглянем с другой стороны. Вот смотрите: как Вы думаете, зачем люди распространяют свою веру? Ну зачем, скажите, апостол Пётр пришёл проповедовать в Рим? Чего ему не сиделось в Галилее? Там что, все сплошь праведники были? Зачем Мохаммед ходил войной на Мекку, которая сейчас считается святыней наравне, и даже больше, чем давшая ему приют Медина, по праву могущая считаться колыбелью Ислама? И это только в начале пути, а уж про конкистадоров, крестовые походы, католиков с гугенотами, мусульман и индуистов можно вечно беседовать. Так что мне кажется, что все религии объединяет то насилие, с которым распространяется вера.

Михаил по-прежнему молчал. Не дождавшись его реакции, я добавил:

- Единственное известное мне исключение – это, наверное, буддизм. Что-то мне неизвестно религиозных войн на этой почве. Хотя, может быть, конечно, насилие и там имело место.

- Шао-Линь, - Михаил нарушил мой монолог.

- Шао-Линь? Но ведь эти монахи не распространяли веру через насилие. Они были скорее врачевателями, знахарями, людьми, которые знали, как устроено и на что способно человеческое тело. Это практически доказано сейчас…

- Они просто были наёмниками, которым никакие запреты Будды не мешали убивать людей десятками.

- Михаил, послушайте, я не знаю, откуда у Вас такие данные, конечно, но мне кажется…

- Вот Вам кажется, а я изучал историю вопроса весьма детально!

Похоже, я задел его. Жаль, конечно, что про Шао-Линь я знаю только из колотушечных фильмов да статей в популярных журналах. Достоверный источник, ага. Сейчас он меня разорвёт, если захочет.

Михаил оттолкнулся спиной от стенки купе и рывком сел ближе. Я инстинктивно отодвинулся.

- Хотите, я скажу, что объединяет все религии? – сказал он, подавшись вперёд. Глаза его вперились в меня.

Я вновь испытал беспокойство, но волевым усилием подавил его.

- Сделайте одолжение, скажите.

Михаил некоторое время смотрел мне в глаза, затем снова откинулся к стенке. Лицо его снова скрылось в тени.

- Смерть.

- Простите, что? - мне показалось, я ослышался.

- Смерть. Не-жизнь. Прекращение существования белкового тела. Назовите как угодно.

Я недоумённо пожал было плечами, но Михаил объяснил свою мысль.

- Видите ли, когда человек приходит в этот мир – он чист. Само зарождение жизни, великая тайна, скрытая от понимания человека, покрыто тайной. Никто, ни один учёный не сможет сказать в момент зачатия, о чём будет думать будущий ребёнок, что его будет волновать, будет ли он художником, математиком, философом или спортсменом. Человек-родитель совершено беспомощен в этом – и слава богу.

Михаил помолчал и продолжил:

- Ребёнку не нужна вера. Ему не надо знать, что там, за тучкой, живёт боженька, который приглядывает за ним. Он подобен животному, которое существует в гармонии с природой инстинктивно, не думая о правильности того или иного своего деяния. Но затем родители дают ему костыли веры в абстрактно-конкретного бога. Абстрактного – потому что его никто не видел, на его волю можно только сослаться, причём в любой совершенно ситуации. Повернуть так, как в данный момент выгодно. Какая разница! Всё равно он ничего не скажет.

- А конкретного – почему?

- А потому, что родители всовывают детей в те рамки, в которых сидят сами, в которые их посадили их родители, и так далее и так далее. Если родители католики – будьте покойны, они захотят, чтобы их ребёнок также был католиком. Если они зороастрийцы – стоит их ребёнку принять ислам, как он будет изгнан из семьи. На самом деле даже не так важно, следствием чего явилось принятие той или иной веры – важно, что человек ходит на костылях вместо того, чтобы свободно бежать. Он перекладывает ответственность за свою судьбу на непонятно кого.

Михаил сел чуть удобнее и поправил свой пакет, который сполз на полку.

- Так вот, слушайте дальше. Видите ли, проблема как раз в том, что в какой-то момент ребёнок перестаёт быть чистым. Я долго пытался понять, как именно и когда именно это происходит – и знаете что? Я не знаю ответа. Это как с зачатием – тайна бога от людей. Невозможно сказать, как и когда ребёнок отдаляется от бога, но это происходит со всеми в своё время.

- Михаил, прошу прощения – но причём же здесь смерть?

- Мы почти подошли к сути. Обычно люди уходят из жизни в более-менее зрелом возрасте. То есть, к этому моменту у них складывается определённое представление о своей религиозной принадлежности. Он как будто бы знает, каков его Бог.

- И что же? – я был очень заинтригован.

- А то, что в тот момент, когда человек умирает, он не возвращается к истинному Богу только потому, что не знает куда идти!

Я был поражён таким выводом.

- Михаил, простите… но ведь если человек искренне верит в то… во что он верит – разве это не есть дорога к Богу?

- К сожалению, нет. Поверьте мне – все религии мира только мешают человеку познать истинного Бога и вернуться к нему. Все эти бесконечные запреты, ограничения, молитвы или отрицание поклонения идолам – неважно. Пока человек не найдёт свою, только свою дорогу к богу – он не вернётся назад.

Я разочарованно протянул:

- Михаил, но ведь это же даосизм чистой воды!

Михаил серьёзно посмотрел на меня.

- Я рад, что Вы знаете про Дао. У даосов не бывает учеников, как вы, наверное, знаете. Даос может указать лишь начало долгого пути, но каждый проходит его сам. Без дальнейших подсказок. И то, о чём Вы сказали, то, во что Вы верите – это очень близко к правде. Я рад, что Вы сами прошли свой путь к истинному Богу.

Мне стало как-то неуютно. От тёмного окна как будто повеяло холодом.

- Михаил, погодите… что значит – прошёл свой путь?

Михаил печально взглянул на меня.

- Это значит, что Вы скоро умрёте.

Нихуя ж себе. Это кто ж из нас тут ебанутый-то?... он, который несёт хуйню, или я, который во всё это готов поверить?!

- Михаил, простите – а Вам не кажется, что это несколько перебор?

Михаил покачал головой.

- К сожалению для Вас – нет. Не кажется. Я даже могу сказать, отчего Вы умрёте.

Я похолодел. Видимо, он заметил перемену в моём лице и поторопился продолжить:

- У Вас повышенное внутричерепное давление – Вас ждёт обширный инсульт.

- К-к-к-когда?...

- Прямо сейчас…

Михаил встал и вдруг оказался гораздо выше ростом, чем казался раньше. Он заполнил собой всё пространство вокруг меня и положил мне на голову свою руку. Его светлые, сияющие глаза печально и спокойно посмотрели сквозь меня, я почувствовал, как тепло мягко и непреодолимо разливается под черепом и упал на бок перед тем, как закрыть глаза.

***

- Нам пора.

- Что… что происходит? Где я?

- Вы были готовы, и я помог Вам вернуться к истинному Богу. Хотя, по правде сказать, Вы были готовы и сами.

И тут я познал Бога. Я ощущал всё, что происходит в этом мире, во всей Вселенной. Разум мой отказывался вмещать в себя Бога, но кто-то шепнул мне сквозь рёв бесчисленных потоков материи и времени: «Стань Богом, просто стань им, не частью, но целым»

И я стал.