Lindt : скачки

- Поехали! Тебе там очень, ну оооочень понравится! Ты же так любишь лошадей!
Конечно, в ленивый вечер пятницы мама вспомнила о моей любви к лошадям. Зато когда несколько лет назад я молила и ныла круглые сутки о том, что единственное мое желание – заниматься конным спортом - мама категорическим тоном говорила: «Нет – и точка».
- От лошадей развивается астма, так что нет – и точка.
Астма - один из немногих доводов в нашей семье, против которых не спорят и которые не обсуждаются. Тема была закрыта, и я занялась танцами.
Но в тот вечер пятницы мамина настойчивость была слишком заразительна, и я согласилась. Хотя и без энтузиазма. Мамина подруга пригласила нашу семью на «Кубок Завидово-2005» где-то в Подмосковье (где-то… Полагаю, что в Завидово). Сказала, что будет замечательно, будет заезд с самыми лучшими лошадьми России, что мы должны обязательно приехать и прочее-прочее по списку. Был конец июля, неделя до моего отъезда во Францию. Самыми насущными проблемами на это время было отыскать любимую зубную пасту со вкусом малины и купить книжку с неправильными французскими глаголами. Не самые тяжелые проблемы, которые мне приходилось решать в жизни, так что я подумала: «Впрочем, можно и на кубок успеть съездить».
- Ладно, мам, передай Наталье (той самой подруге) мое спасибо.
На том и остановились.
… Ехали мы туда четыре часа. Дважды по пути заехали в Мак’дональдс, так как, имея моего пятилетнего брата, не заехать нельзя. После десяти минут езды моя бэйби-братец состроил страдальческое выражение лица, схватился за живот и прохрипел: «Я больше не ма-а-агу!.. Мне так нужна еда!»
Слово моего брата – закон.
Закрыв глаза на то, что ровно десять минут назад дома уже был второй завтрак, наши любящие родители отыскали Мак’дональдс, где брат заказал два мороженых, коллу и игрушку - хэппи мил, стандартная приманка детей на «счастливое блюдо» и родителей – на последние деньги. Из всего этого он съел шоколадный сироп с мороженого и убежал в машину играть в игрушку. Я, как заботливая старшая сестра, собрала с пространства вокруг нашего столика испачканные мелким салфетки, опрокинутое мороженое и разлившуюся коллу. Да, я весьма далека от понятия «культурная девушка» - я выкидываю жвачку на край дорожек, сижу на скамейках с ногами и кладу локти на стол в ресторане. Но при всем считаю, что не убрать за собой поднос в Мак’Дональдсе – исключается. Там работают ребята моего возраста, которые устают побольше. И неужели я сломаюсь, дойдя с подносом до мусора? А девушке, работающей там, хотя бы на одного человека легче…
Never mind.
Мы продолжили наш путь. В течение следующих трех часов в дороге мой брат: сломал игрушку, разорвал книгу со стихами, так как ему не понравилась белочка на картинке («Мама, у этой белки слишком злые глаза и вообще это не белка, так что ты не ругайся, ладно, я ее чуть-чуть поломала. Что? А кусочки белки на полу валяются, ага. Нет-нет, мамуля, ты не волнуйся, кто-нибудь соберет») и выкидывал косточки винограда в закрытое стекло. Я сидела на переднем сидении, заткнув уши наушниками с «Bugsy Stomy» (очередная рэп-группа), так как не могла в двадцать восьмой раз прослушивать запись отвратительных детских песенок. Параллельно пыталась не обращать внимания на жестокие удары ног брата в спинку моего кресла. «Мне все кажется, мне все только кажется. Вдох-выдох», прибавляя громкости в плеере и закрывая глаза.
Конечно же, прежде чем доехать до нужного места, мы объездили все близлежащие деревни-поселки-речки-стадионы-местные магазины и обветшалый кинотеатр. Просто потому, что Наталья сказала: «После тридцать восьмого километра сверните направо и упретесь в лошадей».
- Мама, мне кажется, что в самом словосочетании «упретесь в лошадей» - что-то подозрительно-неточное, - раздраженно, сквозь зубы, проговорила маме, меняя номер песни.
- Дорогая, меньше мнительности, - ответила мама.
… Вот мы и объезжали медленно и постепенно все Подмосковье, задавая всем подряд прямой вопрос: «Простите, вы не скажите, где здесь могут быть лошади?»
То есть к тому моменту, как мы прибыли (после пятьдесят восьмого километра, к слову), нас, в общем-то, никто уже и не ждал. Наталья вручила нам три наклейки «VIP-площадка 2», показала новый выпуск журнала «Буржуазия» (по причине того, что она – главный редактор этого никем не покупаемого творения) и убежала в непонятном направлении. Мои родители с братом также скоро тоже куда-то исчезли.
«Потрясающее начало вечера» - с ненавистью подумала я, пытаясь выдернуть шпильку туфли из глины.
Да, насчет глины. Конечно же, никто и не подумал сказать о том, как следует одеться. Конечно же – конечно же, говорить о наряде в контексте трижды важного забега лошадей – просто святотатство. Тем более, видимо всем, кроме меня, было понятно, как надо выглядеть. Наверно, это многовековая традиция – одеваться на ипподромы так, как были одеты всем в тот незабываемый субботний день.
Все, кроме меня.
Все до единого девушки были в шляпках – красных, желтых, с широкими полями и без полей, с перьями-вуальями-искусственными фруктами и прочей чертовщиной. Все до единого были в удобных тапочках, так как в тапочках гораздо проще пробираться по глине и песку. Все были шикарны до отвращения. Публика была «Золотой вершиной» общества.
Я была в безобразных шпильках, в которых я хожу в клубы, ужасных рваных джинсах (которые при моем просыпании находились ближе всего к кровати) и, как обычно, мне было лень причесывать волосы. Итак, я почувствовала себя именно так, как, видимо, чувствовала себя Бриджит Джонс, когда пришла на официальную вечеринку в костюме кролика. Но в моем случае я не нашла места, куда мы мне спрятаться. В моем случае – не было выхода. Я оглянулась, пытаясь быстро прикинуть, где пути отступления. Лошадей я, к слову, не наблюдала. На выбор у меня было: шатер с бесплатным алкоголем, лавка с воздушными шариками, лавка с шляпками (конечно же, я решила не ужасать окружающих моим окончательным видом – шпильки-джинсы и еще плюс шляпку с огромными искусственными грейпфрутами или чем-нибудь еще) и трибуны. Людей было – просто тьма. Бросив грустный взгляд в сторону шатра с алкоголем, я здраво рассудила, что там его еще много, и добросовестно направилась в сторону трибун. Лошади, как-никак, хоть кто-то же должен за ними понаблюдать.
- Ооо, вот ты где! Пойдем-ка со мной, пойдем, покажу тебе людей! – Наталья, в черной шляпке с вуалью, став еще больше похожей на старушку Шапокляк, схватила меня за локоть и потащила к трибунам. Еще большей, потому как Наталья была маленькой худощавой армянкой, с глазами, обильно обведенными черным карандашом и жесткими длинными волосами. А тут еще и шляпку… Осталось только дать клюку и направить Наталью всех ею тыкать.
Еще у нее были тонкие пальцы Дорогой женщины и дешевые камушки на шее. Женщина-противоречие. Женщина-сексапил. Та, которая была для меня чуть ли не кумиром детства.
До трибун мы неслись так, словно пропускаем самое значительное событие двадцать первого века. Но стоило нам только войти, как Наталья почти сразу же остановилась, гордо приподняла подбородок и, покачивая бедрами и обмахиваясь веером, пошла вдоль трибун. Словно бы – и в жизни не гналась сюда.
- Мужчина с сигарой – вице-президент «Газпрома», - быстро прошептала Наталья, поправляя вуаль и еще сильнее раскачивая бедрами. Я со страхом чувствовала, что дальше – хуже. Деться мне было некуда. На всякий случай, скрестила указательный палец со средним.
- Не желаете увидеть новый номер «Буржуазии»? – сладким голосом произнесла из-за вуали, окутывая вице-президента обжигающим армянским взглядом.
- И новый номер тоже желаю увидеть, - выпуская дым колечком и беззастенчиво ее разглядывая.
- Что ж, вот номер, было приятно с вами пересечься, - приблизившись к курящему человеку весьма преклонного возраста. Но – какое значение возраст? Вице-президент, какое тут «кроме».
- Мне бы хотелось оставить память об этом пересечении на вашей шее, - приблизившись в ответ. Кольцо на мизинце, легкий шарфик Kenzo, взгляд с поволокой.
«Бог мой!» - и я унеслась в первую попавшуюся трибуну. Какой кошмар, нет слов… Нет слов. Ведь я ей на даче помогала мариновать шашлык. А четыре года назад она ходила с нами колядовать. Я рассказывала стишок про каких-то безумных животных, ее сын, Макс, нес коробку для конфет, которые нам давали за стихи, другие ребята были за нами… Наталья пела под гитару. Этой зимой предсказала мне быть осторожной с молодыми людьми. МНЕ! Да с моей святостью я могу свой монастырь открывать!
«Запечатлеть пересечение на шее» не выходило у меня из головы.
- Что-нибудь желаете? – Нет, спасибо-пересечение на шее. Точно не желаете? А то, возможно, кофе скоро уже – пересечение на шее – кофе скоро уже не будет, так как мало – пересечение на шее – горячей воды. Точно не желаю, благодарю.
«Запечатлеть пересечение на шее». Но не так же дешево, в самом деле…
Не поняла? В таком месте – нехватка горячей воды? Что за бред?!
А как же respect yourself?
Нет. К чему?
Секс-драгс-рок-н-ролл.
С трибун я смогла кое-как увидеть бегающих лошадей. После десяти минут я была в некотором удивлении – казалось, что я пришла на кубок самых уставших, замученных и полупогибших лошадей в мире – все они непременно сбивали все палки, пытаясь через них перепрыгнуть (возможно, они плюс ко всему были еще и слепыми. Не то, что бы они пытались перепрыгнуть через палки... Они решили, что гораздо разумнее просто в них врезаться, чтобы они упали – и бежать дальше).
Устав разглядывать несчастных лошадей – занялась разглядыванием публики. Рядом со мной сидела дама лет пятидесяти. Очки – Chanel, жемчуг настолько крупный, что каждый принимал за бижутерию, сумка – барбарис. Настоящий барбарис, а не клетчатая клеенка с рынка. Слева от меня проходило обсуждения покупки дачи (Рублевка или все же два дома на Истре? Думаешь, Рублевка? Да нет, у меня там пока только два дома, а ты сам понимаешь, как тяжело жить в таком малом количестве… Ну да, ну да. Ты понимаешь, буквально, на мели. Вот и думаю).
Дрожащими зубами вцепилась в яблоко. На полном серьезе проверила, нет ли внутри яблока колечка из белого золота в качестве утешительного сюрприза для тех, кто не получил внутри яблока бриллиантового колье. Яблоко было со вкусом яблока. Прищурилась, заподозрив что-то не то. Может, эти яблоки полагалось кидать отсюда на поле с лошадьми? Может, это тоже – многовековая традиция?
- Ах, вот ты где, мы тебя обыскались, - мое семейство (поразительно! Мое семейство все же решило уделить и мне некоторую часть этого прекрасного вечера) село рядом со мной. Натальи не было, но была еще одна старая мамина подруга в шелковой шляпке (впервые видела шелковую шляпку!) и с десятью колечками на пальцах.
Буркнула приветствие из-под яблока.
- Представляешь, только что видели Собчак! Она покупала шляпку! – братец радостно крутился на стуле.
- Эй, мелкий, ты хоть знаешь, кто такая Собчак? – оторвалась от яблока. Брат есть брат.
- Конечно, знаю! Она в восьмом канале дом строит. И у нее такие же белые волосы, как у меня!
- М-да, - интересно, кто перед этим ей это сказал?..
Посмотрела на часы. Шестой час. Не пора ли двигать домой? Так резко захотелось своего любимого простого чая из старой чашки с овсяным печеньем…
- Милая, мы только пришли! Ну что тебе скучно? Чем тебе тут не нравится? Вон – там группа твоих ровесников стоит! Иди, поговори. Сидишь, как будто непонятно откуда. Всем нравится, ты одна тут. Еще сядь и начни читать, как ты любишь, - мама показала мне рукой на группа ровесников.
«Группу ровесников» я уже заметила ранее. Она была небольшой, совсем небольшой, но удивительной по своему составу. Начну недолгое перечисление…
Сын зам.директора очередного чего-то очень важного – джинсы Дольче-Габанна, белая рубашка в полоску, кудрявые черные волосы. Даже очарователен. Как типичный обеспеченный гей.
Рядом с ним, нежно ему улыбаясь, стоял его друг. У друга было колечко на левом мизинце, идиотская манера хихикать и розовая рубашка.
С ними же – сын Натальи. Плюс ко всему – мой бывший мальчик. Не самым красивым образом, я оставила его в августе того года (то есть, почти год назад) по причине того, что меня начала убивать крайняя обыденность наших отношений – встретил, кино рядом с домом, его валяющееся тело на диване у телевизора перед сном. Испугалась за присутствие ощущения, что мы уже двадцать лет вместе, и перестала брать трубку, видя его имя на звонке. Не слишком вежливо, конечно, но я разве претендую на вежливость? Он разве претендовал на что-то, устраиваясь на диване по вечерам? Сын Натальи зачем-то стал косить под Ивана Урганта, натянул на себя солнечные очки (к слову, почти начинался ливень) и, естественно, поздоровался со мной с максимальным презренным равнодушием. Равнодушие не может быть презренным? Нет, вы просто не общались с поклонником Урганта.
Завершающим звеном «группы подростков» была молодая секретарша журнала «Буржуазия» - рыжеволосая краса выше ростом, чем мой бывший друг (он – метр восемьдесят). Они составляли очаровательную пару флиртующих любовников, не нуждающихся ни в ком более.
Тем более, в какой-то бывшей девушке на ужасных шпильках.
Итак, мама, к кому бы мне подойти? Внаглую мешать идиллической нежности двух геев или кинуться с распростертыми объятиями к бывшему и его нынешней? Определенно, все будут ну о-о-очень мне рады!
С левой стороны какой-то турок в золотых кольцах нервно мне подмигивал и облизывал языком губы.
Мне начало казаться, что у меня паранойя. Впереди – «группа ровесников», сбоку – облизывающий губы турок. Я бы не удивилась, если бы откуда-нибудь справа выполз из бутылки джинн с алмазным ножом, прошипел мне: «Ага, попа-а-алась!» и пырнул бы меня в сердце за то, что мне тут почему-то не нравится.
Я вскочила с кресла и поковыляла на шпильках с трибун. Мне казалось, что я нахожусь в сундучке фокусника, который с разных сторон протыкают ножами, а я только и ношусь в этом замкнутом пространстве, чтобы успеть увернуться.
Лошади продолжали размеренно сбивать палки (все же так и чувствую, что у этих «палок» есть какое-то особое, профессиональное название).
Увидела за трибунами ряд био-туалетов. Задумалась, что будет, если я просижу там до конца этого ужасного мероприятия. Био-туалеты казались единственным настоящим, что тут было. Я имею в виду, они не были вылиты из золота и там даже можно было самой открыть себе дверь, не визжа на всю окружность о том, что «Что это такое? Даже никто не откроет дверь! Почему я должна марать свои руки?!». Подумала – интересно, эти туалеты – и для Собчак тоже? Или только для рабочего персонала и подобных мне – почему-то не понимающих прелести этого места?
Теперь у меня была уважительная причина пройти к шатру с алкоголем. У меня не было выхода. Еще раз вырывая из глины шпильки, я все же прошла сто метров. Аккуратный ряд стаканов был оазисом в пустыне.
- Виски, пожалуйста.
Протянули виски. Виски с виски. То есть, виски – и ничего более.
- Простите, а у вас виски ничем не разбавляется? – нахмурила лоб.
- Это коллекционное виски, - бармен посмотрел на меня с презрением. Мне показалось, или его рука дрогнула, собираясь забрать стакан обратно?..
- Ну и что, что коллекционное? Вы водку тоже не разбавляете? – на всякий случай схватила рукой стакан. Чтобы хоть это не забрали.
- У нас не бывает водки, - повернулся ко мне спиной, начав вытирать стакан.
Я тоже люблю тебя, дорогуша. «Наверно, у него проблемы с женщинами, вот он и злой такой», - успокоила себя. Сморщив нос в сторону его спины, взяла стакан, вытащила из-под стойки, пока он не видел, литровую бутылку вина и ушла.
Никто не позаботится о тебе, кроме самой тебя.
Непомерными усилиями я нашла себе маленький уголок газона, загороженный ото всех детской площадкой, бросила на траву сумку и улеглась, разглядывая небо. Справа – виски. Слева – вино. Рай? Набрала Сереже. Сказала, что нахожусь в затворничестве среди самых ужасающих и пафосных людей, которые, вероятно, считают, что Дон Кихот – автор «Сервантеса». Что разбавляю виски вином и устраиваю самой себе романтику, разглядывая небо.
- А что ты там? Приезжай сюда! У нас шашлык, травка и три альбома регги.
- Ага. А у меня ни копейки на дорогу, так как все деньги потратила на воздушные шарикибрату.
- Какая удачная покупка! И как шарики?
- Прекрасно. Летают в небе, брат отпустил их сразу же, как я их купила – сказал, что спас их от заточения у дяди – «шаровщика».
- В общем. Достанешь деньги – приезжай.
Я не стала доставать денег, а продолжила методично допивать вино. Так что.. Не все так плохо.