onownik : История одного оружия. Тати. Часть 2 (Концовочная)

часть нумбер уан

IV. Лето 1864

В опиумокурне, на главной улице Киото, парил в воздухе аромат свежего опиума. Невысокий самурай спал за столиком в углу. В центре зала за огромным столом из сакуры, несколько самураев играли в сёгу. Игра явно доставляла им огромное удовольствие, они редко осматривались по сторонам, громко смеялись и что-то друг другу убедительно доказывали. В помещении было мрачно. У дальних столиков у окна тихо спали гейши. Вход охраняли 2 самурая в черном. Сквозь маленькие пожелтевшие окна едва пробивались лучи. Было примерно 4 часа дня. Но в заведение почти не было свободных столиков. Спящий самурай привстал, осмотрелся по сторонам, докурил еще дымящуюся трубку и слегка прихрамывая пошел к выходу.
Открыв тяжелую металлическую дверь, он вышел на улицу, под палящее июльское солнце и слегка прищурился. Мимо проходящий европеец ускорил шаг, ему показалось, что у вышедшего воина нет глаз. Да и то что это воин, он и то догадался уже оглядывая и увидев на поясе(оби) катану. Очень трудно было представить в этом человеке настоящего самурая. Невысокий рост, длинные черные волосы убранные в пучок, белое, удлиненное лицо делали его более похожим на женщину, чем на самурая. Хотя самураи женщины, давно перестали кого-либо в Японии удивлять. За последние 100 лет их стало очень много. Женщин-самураев, кстати, называли онна-бугэйся.
Каваками улыбнулся, закрыл за собой тяжелую неподатливую дверь и облокотился на стену у входа. Сложил руки на груди, слегка опустил голову и задремал.

Учитель стоял возле храма, молодой и юный Каваками держал в руках свою первую катану. Неловко держа ее двумя руками, он с трудом удерживал ее в воздухе. Наставник сделал резкий выпад в его сторону и хлестким, быстрым ударом бамбуковой палкой выбил катану из его рук. Лицо юного самурая приобрело недовольный прищур и он нехотя поднял катану.
- Помни, Каваками, катану держать нужно в расслабленной руке. Ты должен ощущать ее как продолжение своего тела. Ты должен чувствовать ее от самой рукоятки, до кончика лезвия. И только когда ты ее будешь воспринимать как часть своего тела, никто не сможет выбить катану из твоих рук.
Прошло время. Уже окрепший Каваками стоял босыми ногами у подножья храма на белом как гребень волны снегу. В белом кимоно в свои 18 лет, он смотрелся еще как мальчишка. На глазах была белая повязка. Он услышал позади шорох и тихо развернулся. В правой руке была катана, подаренная ему год назад одним кузнецом из Киото. Его ухо дернулось от разрезающего воздух звука, Каваками выкинул руку вправо и раздался скользящий звук. И через мгновенье он получил подкосивший его удар по ногам. Упав на левое колено, он сделал выпад вперед, правое колено погрузилось в снег, рука очертила полукруг и кончиком меча он почувствовал стоящее перед ним тело учителя. Сняв повязку посмотрел вперед. В черном как токийская ночь кимоно стоял старик. В руках была половина бамбуковой палки, вторую часть он нашел лежавшей у своих ног. Наставник смотрел его в глаза и улыбнулся
- Ты готов, сын мой, — сошла речь с его губ. – Пора.

Каваками открыл глаза, покачал головой и увидел идущего по улице господина в белом кимоно. Он шел не спеша. Каваками отлип от стенки и быстро посеменил ему на встречу. Взгляд был устремлен на правую руку господина. Сакум Седзан, а это был именно он, с прищуром посмотрел на солнце, и обратил внимание направо, в его сторону мчалась девчонка. Лишь с расстояния 5 метров он увидел что рука бегущей женщины лежит на катане, он невольно потянулся к своей. Но было поздно. Каваками уже подпрыгнул вверх, рука дернула из оби клинок и улицу озарила вспышка. Свет был настолько ярким, что проходившие мимо люди, не могли разглядеть даже силуэты людей в ореоле этого зарева. Луч света в руке Каваками упал на голову Сакуме и опустился до пят. По мостовой хлынула кровь, а Каваками побежал дальше укутав меч обратно в ножны.
На главной улице Киото, лежали две половинки великого политика и философа Сакуми Седзана.

В августе 1864 года во время восстания Киммон в Киото Каваками Гэнсай присоединился к военным силам княжества Тёсю, но вынужден был отступить вместе с ними, когда попытка империалистов захватить власть потерпела поражение. Гэнсай вступил в ополчение Тёсю, Кихэйтай, и сражался против карательных отрядов, посланных сёгунским правительством с целью усмирить бунт в Тёсю. Однако в ходе битвы при Кокуре произошло столкновение войск Тёсю с отрядами из Хиго, члены которых убедили Гэнсая вернуться в родную провинцию. По возвращении он был заключён в тюрьму — за то, что покинул свой хан.
В 1867 году, с приходом к власти империалистов и началом эры Мэйдзи, Гэнсай был освобождён из тюрьмы. Он сменил имя на Кода Гэмбэй и через два года был назначен командиром оборонного гарнизона в Цурусаки, небольшой области, принадлежавшей провинции Хиго, но располагавшейся вне её основных владений.
Приблизительно в это же время был расформирован Кихэйтай. Среди его членов нашлись недовольные таким поворотом событий. Желая выступить против нового правительства, они просили Гэнсая присоединиться к ним, однако тот отказался. Тем не менее, он предоставлял убежище трём бывшим воинам Кихэйтая. Недовольные совершили два вооружённых выступления против новой власти, но оба они были подавлены. Вскоре после этого властям Хиго стало известно, что Гэнсай укрывает людей из числа бунтовщиков, и они известили об этом столицу. Гэнсай был арестован, отправлен в Токио и в январе 1872 года казнён по официальному обвинению в антиправительственном заговоре.
Катану, осветившую улицу Киото, так и не нашли

V. Наследие

- Серега, сбегай еще за бутылкой пшеничной, а я тебе с аванса деньги отдам.
- Костик, а ты не охуел? Уже пятый день на мое бабло пьем.
- Бля, тебе впадлу чтоли? Говорю же с получки верну.
- Знаю я тебя, у тебя зимой и снега не выпросишь, жидяра гваделупская.
- Серый, не охуевай. Отвечаю что верну. Сгоняй. Будь человеком. И еще купи полтараху «охоты крепкой», а я пока обход сделаю.
- Хуй с тобой, но до аванса это в последний раз.
- Все беги уже, заебал.
Костя, взял в руки фонарик и связку ключей, открыл Сереге дверь. Посмотрел на хмурое питерское небо. Поймал на нос пару дождевых капель и спрятался обратно. «Ну теперь пора в обход», — промолвил Костик и пошел в зал.
Косте было примерно 50 лет. Он работал ночным сторожем в кунсткамере уже 30 лет, в его поколение сменилось уже 48 вахтерш. 1345 экспонатов. Трижды менялась дирекция. И один раз государство и город в котором располагался его музей. Из постоянного в его жизни были только треники под штанами и отсутствие переднего зуба, который он потерял еще в 1981 году в Армии. Тогда его застукал со Светкой, продавщицей из чепка, Серега. Ну и огрел его чайником в челюсть. Ростом Костик был почти два метра, весом около семидесяти килограмм, а на худом лице имелась уже поседевшая борода.

Вернувшись с обхода, он понял что в дверь стучат.
- Бля, ты откроешь или нет, я уже заебался тут мокнуть, — скулил Серега из-за двери.
- Да подожди ты, — ответил ему Костик, и прогремел ключами.
Открыв дверь, он впустил в музей немного свежего воздуха с Невы, каплю освещения дворцового моста и старого армейского друга Серегу. Тот был на десять сантиметров ниже, но весил на двадцать килограмм больше оппонента.
- Ты блядь совсем охуел? Я тут уже 15 минут стучусь. Промок весь блядь. Ты что пить не хочешь? – Злобно простонал Серега и стряхнул воду со своего ежика на голове.
- Заебал плакать, пошли на склад, там хоть камер нет. – Ответил ему Костя
Спустившись на склад музея. Они сели на пыльные пластиковые стулья, пододвинули стальной ящик накрытый старым клетчатым покрывалом и поставили на него пластиковые стаканы.
- Слушай, а что за вахта сегодня была? Милая такая, улыбнулась мне даже, когда я входил. – после стакана замечтался Серега
- О, это Нюра. Она всего третий день тут работает. Ее на пенсию погнали, она раньше в школе работала, литературу преподавала.
- По глазам, бля буду, видел что баба образованная. А ты к ней уже подкатывал небось?
- Да ты охуел? Я в жизни только колобка читал, и то в картинках. Куда мне к ней. Ей ведь небось вино надо, хуе мое. А у меня и на водку то не хватает.
- А можно ей присуну?
- Не, ну если на вино хватит, то конечно, присунь.
- А я тебя в долг поить больше не буду.
- Охуел? Друга на бабу променял? Какая то курва с учебником в руках, тебе дороже дружбы длинною в тридцать лет?
- Шучу, бля. Успокойся, выпей.
Серега разлил водку по стаканам, раздался пластмассовый звон и они выпили еще. Спустя час, Костик уже сидел на комоде а перед ним вогрузил на стул свое тело Серега. Они передавали полтараху друг другу, делали глоток и возвращали обратно.
- Ты мне ща на пидора отвечаешь, что после армии и Светки ты не одну мою бабу больше не трахал. – размахивая руками кричал ему Серега
- Да ты охуел во мне скотину видеть? Со Светкой тогда вообще ненароком получилось, мы еще тогда толком и знакомы не были. А теперь ты мне, бля, недоверие высказываешь. Я за тебя пасть порву. И за бабу твою пасть порву. Хули ты взбеленился.
- Тогда объясни мне, с хуяли, когда ты ко мне приходишь. Моя Нинка так радуется и борщ варит? Мне блять ей сорок раз лизнуть надо чтоб она борщ мне захуярила. Мне, бля, проще тебя в гости позвать. У меня так шансов борщ увидеть больше.
- Я ебу чтоли? Твоя жена ты сам у нее и спроси. Хули ты с меня спрашиваешь?
- А ты вот скажи, она тебя вообще не прикалывает? Стремная для тебя, старого трахаря?
- Да что ты приебался, никогда бы я не позарился на бабу друга. Нахуй она мне нужна?
- А нахуй тебе тогда моя Светка сдалась?
- Ну ты бля сравнил. Я тебе еще раз говорю. Я тебя толком тогда и не знал. Я виноват что Светка одной бабой в части была. Или ты думаешь только я, ее вместо тебя трахал? – спросил Костик и сделал еще глоток полируя пивом водку.
- Бля, ну остальным я это готов простить, но мы же с тобой друзья, так?
- Да что ты приебался то?
- А ты че, меня не уважаешь?
- Да как ты уже заебал. Уважаю я тебя. И Нинку твою уважаю. А со Светкой тогда косяк вышел. Бром не помогал. Да и сдалась мне твоя Нинка когда у меня тут вон какой цветник на вахте. Лермонтова с Пушкиным читает, а не готовит прокисший борщ и не украшает жопу татуировкой в виде синей розочки, которая уже расплылась по толстому заду превратившись в чернильное пятно.
- Чо?
- Ой, бля, — всхлипнул Костик и попытался привстать.
Глаза Сереги уже закатились от ненависти. И он хуком справа уебал в челюсть Костику. Тот завалился назад опрокинув ногами ящик на котором до этого сидел, у того открылась крышка. Серега уже запрыгнул поверх Костика и ебашил его по лицу.
- Убью суку! Не спал он блядина конская с Нинкой. А про татуху откуда пидор старый знаешь?
Костик пытался защищаться. Но Серега был тяжелее, да еще и с армии был сильнее. Только что и оставалсь делать попытки уворачиваться. Примерно на тридцатом ударе Костик понял, что начинал терять сознание и понимал что кровь из сломанного носа запачкала весь пол и его новую форму.
- Получай сука. Жену мою трахать он вздумал, — орал Серега и что есть силы пытался попасть Костику в длинный шнобель.
Костик же рукой начал шарить по полу в поисках чего-нибудь, чем можно дать отпор Сереге. Пометавшись рукой по напольной плитке рука почувствовала легкий холодок. Он схватил нечто стальное и удлиненное и со всей силы приложил Серегу в висок. Тот вскрикнул и опрокинулся на бок. Костик понял, что терять ни секунды нельзя, перекатился через левое плечо и привстал, теперь он был сверху. Теперь с радостью и вкусом уже Костик стал ебашить куском железа Серегу по голове. Наращивая обороты и силу удара на его лицо начали попадать капли мутной и вязкой жидкости. Через пять минут силы ослабли, кусок стали выпал из руки, со звоном упав на каменную плитку. Серега не шевелился. Костик обессилено встал и подошел к бутылке.
«Вот сука. Нос сломал» подумал Костик и допил «охоту». Обернулся, и в темном освещении кунсткамеры увидел что на месте головы Сереги проруб от макушки до шеи. Лицо как веточка расслоилось на две части. У Костика подкосились ноги. Он присел, облокотившись на упавший ящик, и потянулся к куску стали. Взяв его руки он увидел заточенную саблю. На саблю правда это оружие мало походило. Выглядела катана как стальная палка с легким изгибом, толщина ручки была ровно такой же как и толщина лезвия. И лишь то что это ручка можно было понять по более округлой форме. Лезвие было все покрыто трещинами и сколами. Костик аккуратно провел пальцами по лезвию. «Им еще можно резать колбасу», — подумал Костя. Его взгляд упал на ящик. На нем была пыльная табличка. Сдунув пыль, прочел: «будущему российскому императору Николаю II, 1891 год». Он уронил оружие, уперся головой в крышку и уснул.

- Открывай блядь. – кричал Костик стучась в зеленую дверь.
- Что там опять стреслось?, — раздался недовольный голос из-за двери, — кого тут принесло?
- Это я Семеныч, открывай.
- Костик? Опять в музее чо спер?
- Ну так а хули? Сколько дашь за это? — сказал Костик и протянул ему кусок стали.
Семеныч, взял в руки оружие, осмотрел и опять повернулся к Костику:
- Две бутылки, и в следующий раз хоть кровь смывай, а то мало ли кого им убивали.
- Давай хоть три, чо жмешься? Это исторический меч. Его из Японии привезли.
- Катана это, бля, упырь. Еще и в музее работает. Катану от меча отличить не может. Две бутылки, значит две. На держи и проваливай.
Костик получил две бытулки «Пшеничной» от Семеныча и улыбнулся, посмотрел на рассвет и отправился в сторону дома Сереги.
- Хоть Нинку напоследок выебу, — сказал он солнцу и пошел на трамвайную остановку.
Семеныч же, в своей коморке сел на плетеный стул и в руках начал вертеть оружие. Руки его завибрировали, он почувствовал что энергия тела, начинает покидать его тело, начинает задыхаться, выронить оружие не может, а катана медленно начинает освещаться.

Безжизненное тело Семеныча упало на пол, рядом упал кусок света, при ударе о пол издавший стальной звук.