Лев Рыжков : Пьянь (часть II)

Часть I
Спустя почти три года, Кирилл обнаруживает себя в зале суда. Шумном, наполненном какой-то суетливой истерикой. Люди, которые теснятся в зале, Кириллу большей частью не знакомы. Они целятся в Кирилла объективами фотокамер, тянут к нему диктофоны. А вон и телекамеры. На штативах и на плечах ко всему равнодушных, припанкованных операторов.
Какая-то не то особо наглая, не то просто тупая журналистка так себе запросто идет к решетке, за которой цепенеет Кирилл.
Он ерзает на жесткой скамье. Журналистка очень толстая. Она рассматривает Кирилла. Выражение ее лица – как у энтомолога, целящегося булавкой в пузико букашки.
Журналистку оттесняют полицейские. Та орет что-то о свободе прессы. Но Кирилл почему-то полицейским благодарен.
Судья похожа на упитанную стрекозу. У нее большие и водянистые глаза под не модными очками. Гладкие волосы собраны в конский хвост. Выражение лица – нервное, недоброжелательное.
- Встать! Суд идет!
Кирилл встает, рассматривает зал. Среди сияния объективов и прожорливого любопытства журналистов он видит и знакомые, родные лица. Вот Валера Поподыр, а вот Люда с детьми. «Подросли!» — отмечает Кирилл. На другой стороне зала – мамуля. Кирилл улыбается ей, но она лишь смотрит встревожено.
Пока судья скучно и официально бубнит, что положено, Кирилл пытается вспомнить, как он сюда попал. И не может. Что-то внутри мешает ему сосредоточиться. Воспоминания словно акварель, размазаны бледным слоем.
Допрашивают потерпевшего – неопрятно одетого пузатенького коротыша, с плешью, как у актера Леонова, с меленьким личиком.
***
СУДЬЯ: Ваша фамилия?
ПОТЕРПЕВШИЙ: Хламс. Эдуард Евгеньевич…
С.: Знакомы ли вы с подсудимым?
П.: Нет, ваша честь. Но я его, суку, видел! Видел!
С.: При каких обстоятельствах?
П.: В метро он меня рассматривал. Я его еще запомнил. Ага… Я с бодуна злопамятный. Еду на работу. И понимаю: следят за мной. Вон тот мужик следит! Это он сейчас стоит, типа, с книжкой. А вообще так он ничего не читает. А меня, сука, рассматривает. Ну, а я стою, делаю вид, что ничего не происходит. Но глазами так вбок – рраз! А этот хрен, подсудимый, сразу-то глаза и отводит. Ну, я что думаю: гомосек привязался…
Журналисты хохочут. Судья стучит молотком.
П.: Ну, а на Павелецкой, где я выхожу, подходит этот хрен ко мне. Ну, я думаю: «Если пидор… то есть, простите, ваша честь… гомосек, то я его в лоб отоварю!» А подсудимый мне записку протягивает.
С.: Что было в записке?
П.: Печатный текст. Распечатанный на принтере.
С.: Можете пересказать?
П.: Конечно. Там было написано: «С этого момента твоя жизнь превращается в ад». И все. Ну, я прочитал это, захотел подсудимому по роже двинуть. А смотрю, он уже в толпу ввинтился, и не догонишь его. Не протиснешься. Ну, я тогда постарался в голову все это не брать. А на следующий день начались странности.
С.: Какие?
П.: Пошел на работе в обед за пивком. А я всегда в обед пивко дул, умеренно…
Выступление потерпевшего прерывается криком какой-то женщины: «Ты хоть суду-то не ври! Умеренно он пил, ага…» Судья колотит молотком по столу.
П.: Ну, и подходят ко мне какие-то пацаны. Толкают так. И говорят: «Ты, сука, жиртрест, всё! Попал, нах!» Я такой: «Что случилось, ребят?» Ну, а они мне – нецензурно: «Все, мол, попал. Жизнь твоя в ад превращается». Вот тут я сцыкнул, конечно. А они мне объясняют, что теперь я о пиве должен забыть. У них все пивняки типа записаны. Если меня с пивом увидят, то изуродуют. И рожи мрачные. Точняк – не шутят. Ну, а сам я, естественно, запаниковал. Думаю, что за нафиг? Меня – преследуют? Вернулся на работу, а все из рук валится. Отпросился у начальника, пошел к метро. Ну, смотрю: этих архаровцев, вроде, нет. Покупаю бутылку пивчанского. И вдруг – раз! – идут ко мне. И с такими рожами, что дятлу понятно: уродовать будут. Ну, я пиво бросил и – дёру! На следующий день с работы вышел, пошел к дальнему ларьку. И снова два урода стоят. Ну, очканул я.
С.: Сколько продолжалось преследование?
П.: Ну, недели полторы, наверное. А потом так получилось, что перестал я за пивом ходить. И вообще пить бросил. А через месяц, примерно так, думаю: «Дай-ка судьбу испытаю?» Пошел пивка дернуть. И тут вижу – опять стоят эти двое. Ну, короче, я с тех пор и не пью.
***
Показания дают все новые и новые потерпевшие. Сведения, которые они сообщают, однообразны. Все они получали от Кирилла записки зловещего содержания, а потом их начинала прессовать неизвестная гопота. Все потерпевшие страдали алкоголизмом. Все бросили.
В показаниях потерпевших разнятся разве что детали. Например, процесс получения записки. Один из потерпевших утверждает, что человек, похожий на Кирилла, подошел к нему на остановке маршрутных такси и, лизнув почтовую марку, прилепил ее ему на лоб, после чего скрылся.На марке были написаны угрозы.
С.: Вы уверены, что это был подсудимый?
П.: Нет, ваша честь. Пусть он… это… язык высунет и марку лизнет…
Судья объявляет перерыв. После перерыва секретарша суда протягивает Кириллу почтовую марку и заставляет ее лизать. Кирилл волнуется, нечаянно глотает крохотную бумажку. Журналисты хохочут. Судья стучит молотком.
С.: Потерпевший, теперь вы узнаете человека, вступившего с вами в контакт на остановке маршрутных такси.
П.: Да, ваша честь.
***
Один из потерпевших рассказывает, как два гопника сначала преследовали его по ларькам и магазинам. А потом, когда он пошел в спортбар – культурно отдохнуть с друзьями, выволокли на улицу и «насовали по щам».
С.: То есть нанесли телесные повреждения средней степени тяжести?
П.: Ага.
Еще один потерпевший утверждает, что гопники-«трезвенники» избили его прямо в ночном клубе.
Третий – вспоминает побои, нанесенные ему в сортире ресторана, во время корпоративной вечеринки, на которой потерпевший пил, по его словам, шампанское.
Один из череды потерпевших также рассказывает историю своего протрезвления.
П.: И вот бросил я бухать. Вообще, напрочь. А через год жена мне – возьми, да и проболтайся. «Вот, — говорит, — если бы не я, не бросил бы ты керогазить!» — «А ты-то тут при чем?» — интересуюсь культурно. А она мне рассказывает про какого-то чудо-экстрасенса, у которого все мужики бросают бухать. Гарантированно. И без гипнозов там, кодирования, зомбирования. «Пиздотерапия» это называется… В смысле, из-за того, что пизды дают…
С.: Я бы вас попросила…
П.: Но так его методика и называлась, ваша честь. Я-то при чем? Так и суть методики, как жена мне рассказала, состоит в том, что сам алкоголик вообще не знает, что его кодируют. Не знает, что его заказали, короче. А заказывают, типа, жены или начальство. И вот посылают алкашу «черную метку»: тебя, мол, преследуют. А потом жлобы за ним начинают ходить. И только захочет мужик пивка там, водочки накатить, так сразу жлобы его начинают… обрабатывать. И эффективная методика, все бросают. Ну, я и возмутился, как узнал.
Вальяжный адвокат Кирилла с густой гривой седых волос интересуется у потерпевшего: изменилась ли его жизнь в худшую сторону после того, как его принудили бросить пить? Потерпевший отвечает, что неважно, в какую сторону изменилась его жизнь. Но по отношению к нему применялось насилие, и он этого не может одобрить.
Судья объявляет перерыв до завтра.
***
Камера у Кирилла, как ни странно, комфортная. У него всего один сосед: Юрка, торговец наркотиками. Паренек молодой, общительный. Доказательств по его делу совсем не много. Все обвинение основано только на показаниях. Есть шанс получить оправдательный приговор.
- И у тебя все хорошо будет, — говорит Юрка. – Ты же – типа знаменитость.
Кирилл не может припомнить, когда же он умудрился стать знаменитостью. Он проваливается в черный сон, без сновидений. Его снова, как много лет назад, мотает по темным трубам. Потом во сне, он бежит куда-то, в темном лесу. Рядом с ним бегут чуть ли не все потерпевшие. Рожи у них – перепуганные, трусливые.
***
Следующий день начинается с опроса свидетелей. Выступает Валера Поподыр.
ПОПОДЫР: Бухать Кирилл, короче, с того дня и бросил. Некомпанейский стал. Зазнался. Раньше квасил хорошо так, хотя и пьянел быстро. А потом, как в рыло получил и клофелина попробовал, в завязку пошел.
СУДЬЯ: Предпринимал ли подсудимый попытки заставить вас пить?
П.: Нет.
С.: А где я могла вас видеть?
П.: Не знаю.
Судья смотрит на Поподыра и вдруг издает смешок. Судья закрывает лицо руками, пытаясь сдержаться, скрыть внезапный смех, но тот вырывается наружу – громкий и какой-то хрюкающий.
Журналисты ржут. Судья стучит молотком.
Мрачный Поподыр стоит, молчит.
Судья вытирает платочком выступившие от смеха слезы. На нее нападает новый приступ смеха.
Перерыв.
***
После перерыва продолжается допрос Валеры Поподыра.
Секретарь суда демонстрирует на экране фотороботы «сообщников» Кирилла – тех самых зловещих гопников. Рожи действительно жуткие. Один из них – тот самый сосед, которого Кирилл затопил почти три года назад.
СУДЬЯ: Эти люди вам знакомы?
ПОПОДЫР: Да, ваша честь. Вон тот, справа. Это из-за него Кирюха квасить бросил.
Судья вызывает следующего свидетеля.
Кирилл замирает.
К трибуне выходит Люда, его бывшая жена.
***
Кирилл понимает, что, пожалуй, именно сейчас умрет его последняя надежда.
Что хорошего может наговорить о нем Люда? Ничего! Одни гадости.
Кирилл обхватывает голову ладонями. Душой его завладевает черное отчаяние.
***
СУДЬЯ: Вы – бывшая жена подсудимого. Что можете сообщить по сути предъявленных обвинений?
ЛЮДА: Сообщить? Ох, дайте собраться…
Кирилл съеживается еще больше.
Л.: Это – прекрасный человек. Вот если бывают золотые люди, то Кирюша – как раз такой…
Кирилл смотрит на бывшую жену расширенными от удивления глазами.
Л.: Да, мы ругались, когда он пил и ничего не зарабатывал. Даже развелись. Но Кирюша все равно – заботился о детях, ухаживал за ними, опекал, воспитывал. А как пить-то бросил, так и вообще… Заботой нас окружил, квартиру нам с детьми купил, двухкомнатную, отремонтировал. Говорил: «Я вас любил, люблю и буду любить!»
У Кирилла в клетке отвисает челюсть.
Л.: Заботливый он, добрый, безотказный. Всем добра желает. И алкашам этим, отродьям. Он их спасает, а они на него – в суд! Да если бы все были как Кирюшенька, коммунизм бы уже построили!
Люда переходит на крик, который с готовностью поддерживают тетки, которых в зале суда оказывается неожиданно много. Некоторое время женщины орут сообща. Из общего визгливого звукового фона можно вычленить слова: «семья», «отец», «вот это я понимаю», «нравственность» и т.д.
Судья колотит молотком.
Л.: И самое главное! Я никогда Кирюшеньке не забуду, как она за бабулечкой моей заботился! Она больная была, знобило ее все время! А Кирюшенька ее к себе в кровать поселил, телом согревал умирающую! Своим теплом! Теплом тела! И души! И вы его еще судите! Отпустите Кирюшку, дорогие судьи! Кирюша – примерный семьянин. Он нам нужен!
Всеобщий галдеж. Тетки рыдают. Одна из них берет на руки Лизаньку, которая тут же радостно отливает на благодетельницу.
Младенец выбегает к клетке, ускользает от полицейских, прорывается к решетке.
МЛАДЕНЕЦ: Папа! Папа!
КИРИЛЛ: Сыночек!
Полицейские оттаскивают младенца. Тетки шумят и рыдают одновременно.
***
Что Кирилл чувствует по отношению к бывшей жене? К Люде, которую называл «мегерой»?
Нежность он чувствует. Немного благодарности. Душу Кирилла полощет радостный, возвышенный катарсис. Грязная, закопченная душа омывается очистительной струей. Короста ненависти слезает с души бугристыми кусками.
Кирилл вспоминает ту любовь, ту радость, которую они дарили друг другу до того, как их отношения разладились. Потом вспоминает, каким он был идиотом, когда стал все портить. Какой свиньей неблагодарной, каким чмом, право слово.
- Люда, Людочка! – воет Кирилл сквозь прутья. – Люблю тебя!
Он рыдает. По лицу текут слезы.
Картинку плачущего Кирилла передают в прямой эфир телекамеры.
Рыдающие тетки начинают аплодировать. Вскоре овация охватывает весь зал.
Кирилл рыдает и думает, что вот он – тот самый главный момент жизни, ради которого, в общем-то, и стоило жить.
***
Процесс движется к концу.
Выступает прокурор, который говорит, что даже не смотря на высокую социальную задачу, которую ставил перед собой подсудимый, преступления – налицо. Среди них нанесение телесных повреждений, угрозы жизни и здоровью, организация преступной группировки, незаконное предпринимательство, наконец. Если нашему обществу важно торжество законности, приговор станет обвинительным.
Бла-бла-бла.
Густогривый адвокат просто протягивает к прутьям клетки ухоженную ладонь и хорошо поставленным баритоном провозглашает:
- Перед вами – новый герой России!
Адвокат вспоминает слова Высоцкого, что «пророков нет в Отечестве своем». Что тех, кто стремился к общему благу – всегда распинали, сжигали на кострах. Что хороши законы, если они оправдывают зло и слабости, а добро – садят за решетку. Что Кирилл – прекрасный семьянин, заботливый отец…
Бла-бла-бла.
***
Судья читает приговор. Читает долго, снотворно.
Сон витает вокруг головы Кирилла, обволакивает, мягко пытается прикрыть ему веки. Кирилл лениво борется со сном.
Судья бубнит монотонную протокольщину.
Кирилл же знает, что тюрьма пошла ему на пользу, зажгла в нем погасшее пламя любви. И теперь Кирилл – совсем другой человек. Новый, чистый.
- …суд постановил: оправдать! – провозглашает судья.
Зал взрывается овацией.
Кирилла выносят из клетки на руках. Менты рыдают.
На выходе – рябит в глазах. Множество вспышек. Сотни, тысячи людей встречают Кирилла у здания суда.
- Качать его! – кричат люди.
Кирилла качают, поливают шампанским.
Потом на него налетают журналисты, тычут в лицо поролоновыми швабрами.
И лишь затем Кирилл падает в объятия Люды. На спину ему с прытью молодой мартышки залезает Лизанька. Торжественно мочится.
Такси увозит Кирилла и семейство на новую квартиру Люды. Детей отправляют спать.
Кирилл и Люда исступленно занимаются любовью до самого утра.