Пьянь (часть I)

Автор: Лев Рыжков Кириллу снится заснеженное поле, по дальнему краю огороженное лесом. Снятся траншеи. Под ногами чавкает мерзлая грязь.
Кирилл вместе с бойцами стоит в подобии строя, слушает командира.
- Ну, что бойцы? – грустно говорит майор. – Бой предстоит тяжкий, неведомая хуйня рассвирепела, получила подкрепления.
Откуда-то вылетает крылатая тварь, что-то среднее между птеродактилем и летучей мышью. Визжит на лету, пытается схватить майора за горло зубами.
Воздух вокруг бойцов заполняется тварями. Кирилл отмахивается от них прикладом автомата. Липкий пот нахлынувшего страха хлещет из открывшихся пор.
Кирилл просыпается, рывком садится на постели.
Впрочем, старуха все так же спит, глубоко, основательно храпя.
Кирилл выходит из комнаты, одевается. Брюки, свитер, куртка, ботинки.
Появляется мегера:
- Ну, и куда пошел?
Ей любопытно.
- Три часа ночи. А он куда-то, видите ли, пошел.
Мегера вполне может работать прокурором. Синяя форма была бы ей очень к лицу – выгодно подчеркивая прожилки на щеках.
У Кирилла несколько вариантов действий:
1) Капитулировать и вернуться в кровать (именно на этот результат мегера и рассчитывает).
2) Прикинуться лунатиком (вряд ли сработает, поскольку прием уже использовался).
3) На ходу придумать что-нибудь убедительное.
- Там кричит кто-то, — говорит Кирилл. – Во дворе.
- Ой, оно тебе надо?
- Да по башке настучу пойду, — бубнит Кирилл, стараясь придать своим словам как можно больше агрессивности.
Теперь надо было прорываться к выходу, отодвинуть (или обойти) мегеру.
- Смотри, чтобы тебе не настучали. Ой, Кирюш, может, не пойдешь? Никто уже не орет. Тихо во дворе.
- Сейчас-то – тихо. А только заснешь – орать начинают. Вот по башке им – чтоб раз и навсегда…
- Да кому ты там по башке давать собрался? – Это появляется из комнаты мамуля, зажигает свет.
Мамуля глуховата, потому и разговаривает оглушительно, на грани крика. Сама тоже понимает в основном крик и жесты.
Из комнаты мегеры доносится младенческий вопль.
- НУ, СПАСИБО, ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА, РАЗБУДИЛИ МНЕ РЕБЕНКА! – язвительно орет мегера и уходит к себе.
Мамуля смотрит ей вслед.
И это — шанс!
Кирилл мчится к двери, распахивает дверь. И вот он, наконец, в подъезде!
«Фуф! – мысленно отдувается он. – Первый этап выполнен».
Во дворе паршиво. Наверное, все минус тридцать. Кирилла тут же пробирает до костей. Надо двигаться. Быстрей, быстрей!
Кирилл сбегает по ступенькам на коварную наледь. Колючая, пронзительная метель заключает в свои объятия похмельного человечка. Вот только объятия не ласковые. Так может обнять боксер Кличко, перед тем, как дать вам пиздюлей.
Конечно, Кирилл погорячился, измысливая гопников, тусующихся при такой погоде. Хотя вымысел этот находится не очень далеко за гранью правдоподобия. Лавочки перед подъездом, в котором живет Кирилл, обладают необъяснимой притягательностью для люмпенов района: самые прискорбные, угрюмые, отвратительные ушлепки, живущие в радиусе ближайших двух-трех километров считают нужным приходить именно к этой лавочке, желательно ежедневно, и в совершенно любую погоду. Потом перетаптываться, развязно гоготать. Мол, смотрите, какие мы альфа-самцы. А вовсе не убогие неудачники, у которых нет денег на то, чтобы посидеть в кафешке.
Кто-то гопников боится. Но эти вечно замерзшие отродья и паралитика не напугают. Гопников Кирилл презирает, здоровается исключительно издалека.
Дотопав до ларька, Кирилл понимает, что не чувствует ног. Да и то сказать – джинсы тонкие, подштанников не надевал. А теперь Кириллу кажется, что он стоит на пустоте. Ужасное ощущение.
- Два джин-тоника по ноль-пять, — телеграфирует Кирилл зубовным стуком в окошко ларька.
Мог бы и не говорить. Нерусские ларечницы знают Кирилла, и прекрасно понимают его без всяких слов.
Скрюченные пальцы Кирилла принимают алюминиевые банки.
Теперь обратно.
Если по пути к ларьку замерзших путников обнимает всего лишь кто-то из братьев Кличко, то на обратном – уже Валуев. В лицо летят ледяные пощечины. Белесая хуйня, с неба даже не падает. Ею, мнится, кто-то стреляет. Притом, целясь в глаза случайному человеку.
Посмотрев на лавочку, Дима замирает. Там – тусуются. Два обледеневших, замерзших идиота. В минус тридцать. В три часа ночи. Весельчаки.
- Здаров, Кирюх! – сипит один из этих печальных недоносков.
- Здаров! – Кирилл в ответ сипит точно так же.
Машет рукой.
Тут же выпадает банка, гранатой летит к гопникам. А утратившая чувствительность ладонь –скрючилась, будто все еще эту банку держит.
Кирилл хочет пойти, подобрать банку. Но ее уже подхватили гопники.
- Пивком балуешься, Кирюх!
- Да не пивком…
- Угостишь?
«Сука!» — думает Кирилл.
Вслух произносит:
- А то, блять…
- Домой спешишь, или постоим?
- Да не. Давайте, пацаны…
Теперь в подъезд.
После лютой, завывающей улицы подъезд кажется курортом.
Из квартиры доносятся вопли, поверх женского ора надрывается младенец. Нет, нечего пока дома делать. Вот когда успокоятся, тогда и обратно.
Оценив обстановку, Кирилл спускается этажом ниже, располагается на ступеньках, дергает за колечко обледенелой баночки.
Ледяная прозрачная влага испускает парок, фонтанирует веселенькими пузыриками. Джин-тоник – напиток малолетних школьниц. Дурной лимонадик. Однако как же хорош, чтобы снять похмелье!
Мутное, вязкое и тряское – это похмелье нападает, как медведь из кустов. Когда это происходит, Кирилл начинает потеть, но, что хуже всего, забиваются какими-то вязкими соплями ноздри. Эти ебаные сопли появляются как раз тогда, когда нужно выпить. И тогда Кирилл начинает надсадно кашлять – но не от простуды, а вот от этого, залепившего носоглотку, говна. Иногда и блюет. Что это такое, откуда эти сопли – Кирилл не знает.
Но сейчас это пройдет. Один глоток, всего лишь один глоток холодненького лимонадика гарантированно убирает и сопли, и потливость, и трясучку. По телу пузыриками разольется блаженство. Кирилл закуривает и позволяет себе недолго поплескаться в добытом плевочке нирваны.
***
Почему-то считается, что трехкомнатная квартира в столице – это хорошо. Но на самом деле чаще всего именно они, эти трехкомнатные обиталища, представляют собой некие срезы преисподней. Они населены чудовищами, алчными, крохоборствующими. Обитатели квартир с повышенным метражом выплескивают всю свою ненависть в основном друг на друга. Если бы вся эта злоба хлынула в мир, Гитлер показался бы младенцем.
Трехкомнатная квартира, в которой обитает Кирилл, исключением, увы, не является. До поры до времени здесь располагалось уютное семейное гнездышко. Однако затем, по версии мамули, произошли подряд две трагедии. Первая – от инфаркта умер папа. Вторая – Кирилл женился.
Последствиям второй оказались куда фатальней.
Избранницу Кирилла звали Людой. В Москву она попала из Саратовской области. В родне имела прижимистых крестьян. Кирилл поневоле ездил к новой родне. Обнаружил, что новые родственники – люди, в общем-то, веселые. Но в хорошее расположение духа их приводит совсем не то, что, скажем, жителя крупного города. Саратовскую родню бодрили и веселили выражения, типа: «копеечка к копеечке», «свой глазок – смотрок».
Голос разума (в лице мамули) нашептывал Кириллу: «Беги! Спасайся! Под любыми поводами!» Но голос тупости (собственный Кириллов) вяло отбрехивался: «Да все будет хорошо!»
Кончилось в итоге не просто не хорошо, а самым чудовищным из возможных образов. Между мамулей и Людой тут же разразилась война. Тем более опасная, что велась на территории одной квартиры. Уже с первых дней замужества Люда честно заработала от свекрови однозначную характеристику – «мегера».
Нрав у Люды оказался скандальный, крикливый. Алчность от своей родни она тоже унаследовала в полной мере. Вскоре родила дочку Лизаньку. Сейчас Лизаньке — четыре года. Она любит папочку – то есть, Кирилла. Во всяком случае, при его возвращении с работы, кидается к нему на шею и торжественно отливает папе на рубашку, свитер или пиджак.
Примерно через год после рождения Лизаньки военные действия между мамулей и Людой достигли стадии максимального озверения, когда пенных уже не берут. В квартире разве только баррикады не стояли. Обе женщины почти одновременно предъявили Кириллу ультиматум: «Выбирай! Или я, или она!» Победила мамуля.
Люда подала заявление на развод и спешно убыла в Саратовскую область для дальнейших консультаций. В квартире царило ликование. Мамуля – наивная душа, полагала, что вражина навсегда изгнана в степные ебеня. Как же она заблуждалась.
По возвращении рассвирепевшая Люда заявила, что жить она будет только в этой квартире. И плевать, что они с Кириллом в разводе. Посмеет ли он выгнать на мороз собственную жену с собственным ребенком?
- Посмей! – умоляла мамуля. – Выгони!
Но Кирилл даже не пытался. Хотя, наверное, стоило бы.
Люда с Лизанькой обосновались в одной из комнат. Никакой разницы между семейной жизнью и разводом Кирилл не чувствует. Мегеры в его жизни теперь даже больше, чем раньше.
Люда проводит очень умную и тонкую политику. Она, например, не дает Кириллу хоть сколько-нибудь расслабиться. Оружием является бессмысленный, слюнявый, вечно в мокрых колготках ребенок. При помощи ребенка Люда умудряется контролировать и личную жизнь бывшего мужа. Стоит Кириллу привести домой бабу, как в его комнату тут же врывается Лизанька, залезает остолбеневшей «тете» на колени и мгновенно обоссывает ее.
Один раз Кирилл пытался предотвратить уринодиверсию, оттолкнул девочку. Но вышло еще хуже. Лиза упала, стукнулась головой (или сделала вид – шишки потом не было) и подняла грандиозный вопль. В комнату ворвалась – когти вперед – Люда, принялась полосовать гостью маникюром.
- Ребенка моего бьешь, блядь такая!
Кончилось слезами, истериками, катастрофой.
Сама же Люда личную жизнь устраивает как раз таки успешно. К ней ходят мужики, нечасто, но ходят. Насмешливо смотрят на Кирилла.
Однажды Люда забеременела. Отец был неизвестен. Впрочем, им мог быть и Кирилл. Иногда, в моменты благодушия, мегера допускала его до себя. А Кирилл, измученный сексуальным голодом, не пробовал отказываться.
Младенец, которого назвали Сергеем (в честь дедушки с маминой стороны) Кирилловичем (понятно, в честь кого), стал еще одним козырем в той войне, что вела мегера против Кирилла и мамули.
В момент, когда эмоции накаляются сверх всякой меры, Кирилл грозится генетической экспертизой. Но это, конечно, всего лишь слова – экспертиза стоит очень дорого.
Мегера уже чувствует себя победительницей и полновластной хозяйкой жилплощади.
Однако одна из финальных пакостей Люды и ее хваткой родни даже превосходит по цинизму все прочие.
Откуда-то из Саратовских ебеней оказалось привезено существо восьмидесяти семи лет по паспорту, совершенно глухое, в полнейшем маразме. Мегера называет существо «бабулей».
«Бабулю» привозят в столицу лечиться сразу от всего. Коновалы в глубинке от бабки давно уже отказались. И действительно, в первые дни вокруг старой перхоти еще суетятся какие-то люди в белых халатах. Потом исчезают. И «бабуля» прочно оседает в столице. Хотя вернее было бы сказать «олегает».
Селится она – правильно! – в Кирилловой комнате. И даже на Кирилловой кровати.
Мамуля селить к себе в комнату старую рухлядь отказалась. Мегера грозится вызвать Малахова и рассказать ему все, как есть, о бесчеловечной родне.
В принципе, старуха — не вредная. Правда, иногда внезапно усирается. Ну, и храпит. Но даже и с учетом этого она — самый безобидный член саратовской семьи.
Попробуй тут – не забухай.
***
На работе пьют все. Большинство напивается от одного раза в год (на Новый год) до нескольких (Новый год плюс дни рождения). Кирилл хуячит на работе каждый день.
Путь на работу пролегает из Южного Бутова к ВДНХ. Путь долгий, с пересадками. Аккурат на две банки джин-тоника. Конечно, если хуярить шипучку прямо из алюминия, можно и попасть в полицию. Но годы семейной (и постсемейной) жизни сделали Кирилла очень изворотливым. Шипучку хитрый Кирилл переливает в пластиковые бутылочки из-под минералки.
И в транспорте на него почти не обращают внимания. Ну, едет какой-то дядька. Ну, водичку пьет. Ну, и подумаешь, что жадно. Сушняк у человека!
На ВДНХ Кирилл приезжает уже порядочно набравшимся. И вот тут-то надо начинать зажевывать.
Традиционно считается, что помогает жвачка. Но, по собственному опыту, Кирилл знает, что жвачка не может скрыть перегар. Перегар непобедим. Вполне возможно, что каким-нибудь школьницам когда-нибудь помогали шарики антиполицая или пластинки «Eclipse», но Кирилла они не выручили ни разу.
Было время, когда Кирилл жевал всухомятку чайные пакетики. Но это оказалось неприятным и бессмысленным занятием.
Чуть-чуть лучше, может быть, работал лавровый лист. Но перемалывать его зубами было очень погано. Края сухих листов были острыми, впивались в язык и в десны. Случалось, что после лаврового листа Кирилл плевался кровью, а недопережеванные темно-зеленые куски застревали между зубов.
Конечно, Кириллова конспирация не работает сколько-нибудь долго. Начальство на работе всегда все знает. Кирилла часто увольняют, но найти новую работу обычно не составляет труда.
Работодателей располагает то, что Кирилл безгранично далек от карьерных амбиций. К тому же время от времени начальникам среднего уровня необходим образцово-показательный долбоеб в штатном расписании. На долбоеба можно без проблем списать все провалы, все неудачи.
Да и рядовым членам коллектива бухой долбоеб необходим, как свежий воздух из кондиционера. Появление душки-алкаша разряжает склоку, выпускает пар. И, главное, насыщает жизнь коллектива событиями, впечатлениями. Долбоеб, часто сам того не ведая, сплачивает коллектив. Как дружно офисные дамы бегают стучать на долбоеба! Какая энергия пробуждается!
***
Свой порок Кирилл ненавидит. Но и трезвость ненавидит тоже. Она просто невыносима для него – трезвость, ясность ума. Прояснившийся ум тут же начинает трубить тревогу, принимается фиксировать многочисленные катастрофы, и Кириллом овладевает паника.
Но если выпить, то какой-нибудь крохотный лучик света в империи кромешного ужаса непременно разрастается до сияния. И этим сиянием Кирилл любуется.
Кирилл не единственный офисный алкаш. Встречались ему и другие мужики, и даже женщины – матери семейств, с которыми можно выползти в скверик, на лавочку, или (что редко) в пивнушку, да и поговорить от души и за жизнь.
Но все эти люди, подавляющее их большинство, не являются такими уж бойцами. Они могут остановиться. Они почему-то не нуждаются в ежедневной лакировке окружающего кошмара.
Впрочем, настоящие бойцы тоже встречаются. Супермастера, берсерки алкогольного фронта.
Например, Валера Поподыр. Прозвище его не связано с противоестественными склонностями (приверженцем которых Валера и близко не является). Этим прозвищем его наградили циничные телевизионщики из программы «Окна».
В этой гнусной программе Валера как-то снялся не от хорошей жизни, лишившись работы и маясь без денег. Какой-то знакомый сказал, что заработать можно на «Окнах». И действительно оказалось – можно. Но сначала был кастинг. Минуты две пообщавшись с Валерой, телевизионщицы отдали ему «лучшую» и самую дорогостоящую роль. Уже потом Валера понял, что дорого роль стоила не потому, что была такой уж сложной или требовала какого-то уникального типажа. Сыграть это мог любой. Но даже за особо высокий гонорар играть ее не хотел никто. Кроме Валеры. Которому не терпелось выпить.
По сюжету Валера был директором сельхозпредприятия, которого городские шалавы заманили в баню, но потом смылись, вместе со всей его одеждой, оставив лишь латексный костюм зайца – с ушами и дырой в виде сердечка на заду. Однако коварные бляди каким-то образом оставили след, по которому «председатель» якобы понял, что искать их надо в телецентре на улице Цюрупы.
Когда Валера похмельным вихрем ворвался в студию, зал взвыл от хохота. Смех не мог сдержать даже привычный ко всякому Нагиев. Когда девки, игравшие роль проституток, стали обзывать Валеру «Поподыром», человек в костюме эротического зайца не на шутку рассвирепел. Дал кому-то в студии по ебалу. Впрочем, чего-то подобного от него и ждали. Расплатились телевизионщики щедро – дали не просто пять тысяч, но еще и накинули на такси до «Кантемировской».
Деньги кончились быстро, а позор остался. Валеру стали узнавать на улицах, показывали пальцем в метро: «О, это же тот самый Поподыр!» Узнавали его и до сих пор, хотя прошло, казалось бы, уже много лет.
Сам Валера не считает себя ни телезвездой, ни даже просто алкашом. На самом деле он — блогер. Любит, ёбнув водочки, путаным языком порассуждать о политике, выборах и прочей конспирологии. В человеческом общении, таким образом, он совершенно не нуждается.
Огорчить Валеру способен только ютюбовский видеоролик с эпизодом «Поподыр», который рано или поздно отыскивают оппоненты сетевых дискуссий. В таком случае Валера сжимает зубы, по рубленым скулам начинают медленно ползти желваки, само лицо багровеет, а Валера принимается хуярить кулаком по клавиатуре.
До мастерства, которое ежедневно демонстрирует Валера, Кириллу — как рядовому шао-линьскому послушнику до длиннобородого наставника.
Валеру Поподыра Кирилл впервые увидел в офисной столовке. Кажется, было это на «Кожуховской» или на «Подбельского».
Впрочем, по внешности Валеры трудно сказать, что он действительно – мощно закладывает. Мрачная его физиономия не выражает совершенно ничего. Но тогда, в столовке, эта физиономия показалась Кириллу смутно знакомой.
Через день или два Кирилл столкнулся с этим смурным типом в курилке. И вдруг память воскресла, и выдала эпизод из программы «Окна».
- Слышь, чувак, ты же тот самый Поподыр! – К числу достоинств Кирилла не относилось умение держать язык за зубами. Впрочем, навык думать перед тем, как что-то говорить, тоже использовался редко.
На мрачной физиономии человека, расхаживавшего перед всей страной в костюме эротического зайца, заиграли желваки. Сигарета переместилась из одного угла щелеподобного рта в другой. Сжались кулаки.
- Да ладно тебе! – примирительно произнес доброжелательный Кирилл. – Пойдем лучше ёбнем?
- А пойдем! – ответил Поподыр.
Бухать с Валерой оказалось непросто. Он хуярил в основном водку. И в чудовищных количествах. Не пьянел. Зато цепенел, как рептилия.
Ни одного сколько-нибудь внятного разговора за годы знакомства Кирилл не может припомнить. Все общение начинается с: «Привет, ну, как дела?», затем перетекает в не очень-то веселые прибауточки. Затем начинается взаимное оценивание: кто насколько опустился.
Валера Поподыр в изыскивании признаков падения и кончелыжности – настоящий Шерлок Холмс. Примечает все – заляпанные брюки, дырки на куртке. Радуется своим открытиям.
За этим следуют маловнятные жалобы на жизнь. После собеседники принимаются совершенно неискренне утешать друг друга (а они, наверное, все-таки друзья):
- Да ладно, старик! Все у тебя еще заебись будет!
Произносящий сказанному, естественно, не верит. Слушающий тоже знает, что такого не будет никогда. Оба знают друг про друга, что они – всего лишь бездарные, обреченные на пиздюли и прозябание, офисные чмошники. Но заблуждаться так приятно!
В том, первом офисе Валера долго не продержался. Начальство быстро выпиздило его по собственному за какую-то провинность. Впрочем, увольняют Валеру всегда очень быстро и отовсюду. Вопиюще асексуальный и некомпанейский алкаш Валера возбуждает ненависть в офисных женщинах практически на всех местах своей службы. Ненависть, которую порождает своим присутствием Валера, совершенно особого свойства. Если таких алкашей, как Кирилл, офисные дамы ненавидят, но в принципе не боятся, то Поподыр — опасен, непредсказуем, и это порождает ненависть, которую человеку дано использовать, может быть, раз в жизни, да и то – в отношении смертельных врагов.
Однажды Валера зовет Кирилла бухать в стриптиз-клуб, расположенный где-то в Медведково или на Бабушкинской. Кирилл едет, удивленный тем, что его обычно прижимистый друг, завсегдатай лавочек и сквериков, оказывается, ходит в какие-то заведения общепита. Впрочем, выяснилось, что у Валеры – день рождения.
В стриптиз-клубе Валера мрачно бухает за столиком, сосредоточенно глядит на танцовщиц, потом начинает заталкивать им в трусы купюры (некрупные, заранее разменянные). Хотя фаршировкой трусов занимаются здесь все, Кирилла не оставляет впечатление, будто он наблюдает за очень интимным процессом. В какой-то момент, остатками капитулировавшего перед водкой сознания, Кирилл понимает, что таким дурацким образом Валера, пожалуй, и получает сексуальное удовольствие.
***
Наступает лето, и обитатели трехкомнатной квартиры разъезжаются кто куда.
Сначала переезжает в больницу старое отродье, которое спит в одной кровати с Кириллом. Переезжает, конечно, не насовсем, но достаточно надолго. Кирилл теперь спать с открытой форточкой, наслаждается свежим воздухом.
Затем уезжает мамуля. Недалеко, но на все лето – к старинной подруге, на дачу.
Следом собирается и мегера. Ее путь лежит на детский курорт Анапа. Уезжая, она берет с Кирилла обещание непременно приехать, ибо:
- Дети должны отдыхать с отцом! Они видеть тебя должны! Иначе они развиваться не будут!
- Ребенок, — поправляет Кирилл.
- Дети, — стоит на своем Люда. – Не валяй дурака, Кирюша. Младенец тоже твой. Он тоже тебя любит. Да, масенький?
«Масенький» уже умеет стоять на рахитичных ножках. Изо рта у него течет вязкая слюна. Наверное, это выражение любви.
В переводе на русский, мегера хочет, чтобы Кирилл взял на себя детей, пока она будет заниматься курортным блядством.
Конечно, есть в Анапе и свои плюсы. Вино, опять же. Но минусы, конечно, перевешивают.
Вечером, вернувшись из аэропорта, Кирилл мерит шагами пустую трехкомнатную квартиру, и обнаруживает, что он кристально счастлив. Впервые в жизни он не бежит в ларек за баночкой. Он включает телевизор, усаживается в кресле, не опасаясь, что на колени к нему вскочит, обоссавшись при этом, Лизанька. Что не завопят из кухни женщины. Что никому от него ничего не нужно.
Это восхитительное ощущение.
***
На работе Кириллу дают неожиданно щедрые отпускные.
- Смотри, не пропей, — напутствует генеральный директор.
Отпускных значительно больше, чем рассчитывал Кирилл, и чем могла предполагать мегера. На конверте написано: «Не пропей! Или твоя жизнь превратится в ад!»
- Очень смешно, — ворчит Кирилл.
Впрочем, настроение почти хорошее. Если бы не завтрашний полет, все было бы вообще отлично.
Вечером, перед отлетом, Кирилл обкладывается баночками с джин-тоником и принимается успокаивать себя: «Все будет хорошо. Деньги есть. На море клево».
Однако настроение не улучшается. Кирилл знает, что от назойливых, визгливых детей ему никуда не деться. Да и секс, имея на руках дебильный выводок, – не светит. Даже в Анапе, где блядством пропитан сам воздух. Кирилл знает, что вместо отдыха ему предстоит скучное, геморройное времяпровождение. К тому же связанное с риском, поскольку отродья могут утонуть даже на мелкой водичке.
Кириллу снятся кошмары: какие-то траншеи в мерзлом поле. В одной из них трясется Кирилл. Он смотрит на заснеженный лес и знает, что оттуда должно появиться что-то плохое. И плохое появляется. С визгом и устрашающими криками к траншее несутся блевотного вида твари: с перепончатыми крыльями, шипастыми клювами, мелкими свинячими глазками. Все разные, но все – выглядят поганей некуда.
На Кирилла топает тварь с жирным хоботом, из-под которого торчат, выпирают клыки.
Кириллу страшно. Он кричит, жмет на спусковой крючок старинного автомата. Но ветхий ППШ лишь пусто лязгает.
Кто-то сзади подает Кириллу пожарный топор на длинной рукояти. Кирилл сталкивается взглядом с этим человеком. Это тот гопник – лавочный тусовщик, который как-то увел у Кирилла баночку.
Кирилл бьет топором по бронированной шкуре. Лезвие отскакивает. Задорным, охуевшим от ужаса кузнечиком прыгает и Кирилл. Один удар оказывается удачным. Лезвие топора прорубает глазницу. Чудище падает, разбрызгивая фонтаны слизи.
- Фу, бля! – переводит дух Кирилл. Но куда там! С неба пикирует какая-то тварь на перепончатых крыльях!
Кирилл замахивается топором, но тут звонит будильник. Кирилл машинально, не открывая глаз выключает телефон. И ныряет обратно, в кошмар, как в болото. Пиздиться с перепончатой тварью.
Сон не дает отдыха. Когда Кирилл наконец заставляет себя подняться, уже полседьмого. Похоже, что на самолет Кирилл опоздал. Чисто теоретически можно успеть к окончанию регистрации. Если повезет. Но фактор везения Кирилл давно уже не учитывает.
Наскоро умывшись, подхватив дорожную сумку, Кирилл спешит к метро. Ехать нужно вверх по серой ветке, пересесть на «Севастопольской», проскочить по короткой – в три станции – веточке на зеленую, оттуда – до «Домодедовской». Оттуда, если не будет пробок и маршрутка отойдет немедленно, он может успеть к окончанию регистрации.
По пути, в ларьке, Кирилл привычно покупает баночку джин-тоника. Щелкает колечком, делает глоточек. На турникетах кладет початую в карман куртки.
Не успевает.
В поле зрения возникают нагловатые метрошные менты.
- Документики, гражданин…
Один из них отбирает у Кирилла баночку. Другой приставляет кончик дубинки ко лбу Кирилла. Но не бьет, а легонько постукивает.
- Гражданин (стук!) вам не кажется (стук!), что пора бы (стук!) перестать (стук!) бухать (стук!)?
Тот, что изъял баночку, листает паспорт.
- Сколько касаний вы насчитали, гражданин?
- Ну… пять.
- Умножаем на сто.
Кирилл лезет в карман за пятихаткой. Суки! И еще лекцию прочли: кончай бухать. Щас, блять!
***
На самолет Кирилл вполне предсказуемо опаздывает. Регистрация прошла и закончилась без участия Кирилла. Даже самолет уже улетел.
Долго и нудно Кирилл сдает билет. Следующий рейс, на Краснодар, вылетает еще через четыре часа. Оттуда до Анапы можно добраться и поездом, и автобусом. Тоже часа за четыре.
Кирилл набирает Люду.
- Ты дебил! – с ходу, как будто готовилась, вопит мегера. – Ты просто ебаный дефективный дебил!
Информация о том, что Кирилл прибудет скорее всего ночью, и, наверное, на автобусе, экс-благоверную не успокаивает. Она орет, да так, что шарахаются случайные пассажиры.
Делать в аэропорту совершенно нечего. Кирилл слоняется по залу, по улице. Джин-тоника нет нигде. Зато есть поганое (и очень дорогое) пиво. И менты повсюду. В итоге Кирилл зависает в кафешке, заказывает сто пятьдесят водки.
Когда Кирилл со стаканчиком в одной руке и сумкой – в другой, идет к столику, на него налетает какой-то здоровяк, вышибает из руки рюмку, свирепо смотрит на Кирилла. Вместо того, чтобы извиниться, выплевывает:
- Бухать меньше надо!
Кирилл в ярости. Что за хамье?! К тому же за стойкой – никакого понимания. Бесплатно наливать отказываются. Да и при чем тут они?
А денег уже не так много.
Наконец, объявляют регистрацию. Кирилл подхватывает сумку и, стараясь не шататься, бредет к стойке. Водка не помогает. Кирилла трясет и шатает, как наркомана. Кирилл потеет.
Зарегистрировавшись, Кирилл не сдает сумку в багаж. Теперь – экономия!
В предотлетной зоне Кирилл бросается на поиски магазинчика. Магазинчик на месте, работает. Кирилл покупает фляжечку коньяка.
Коньяк мог и помочь. Кирилл направляется в сортир. Когда он уже на пороге, дверь открывается, и Кирилл получает в лоб косяком. Из сортира вываливает свиноподобный тип, смотрит на Кирилла брезгливыми глазками:
- Ноги не держат, да?
Кирилл предпочитает не связываться, молчит.
Проникнув в кабинку, он вешает сумку на вешалку, обматывает сиденье унитаза бумагой, располагается, открывает бутылку. Глоток! По венам разбегается жидкое электричество.
Кирилл прикрывает глаза. Ненадолго. На мгновение.
Тут же оказывается на поле боя. Мерзлая равнина завалена трупами. Кирилл ползет, пытается встать на ноги.
Вдруг он видит – молодая женщина, в летнем сарафане, бежит куда-то прочь.
- Стой! – кричит ей Кирилл, бежит следом. Откуда только силы?
Он догоняет красотку. Вернее, она дает себя догнать. Вдруг целует Кирилла жаркими губами. Шаловливой ладонью проникает Кириллу в штаны, сжимает член у корня, поглаживает. Кирилл стонет. Красавица глядит на него ясным взглядом, вдруг открывает рот и производит отвратительный, резкий звук, похожий на…
… звонок мобилы.
- Алё! – хрипит Кирилл.
- Ну, ты летишь? — визжит мегера.
- Чо? – не понимает Кирилл.
Память еще не вернулась. Кирилл пока что знает только то, что заснул в каком-то сортире.
- Ты! Я спрашиваю! Летишь уже?!
Нет. На полет это, пожалуй, не похоже.
- Ёб твою, идиота, мать! – визжит трубка. – Чтобы завтра же, слышишь?
Кирилл выключает телефон.
Похоже, он во второй раз за один день умудрился отстать от самолета.
***
В голове мутно, во рту – сухо.
«И что делать?» — думает Кирилл. Разум – редкий случай – не предлагает вообще никакого выхода. Может, какой-то высшей силе угодно, чтобы Кирилл не ездил в Анапу?
Мысль кажется все более привлекательной. «А действительно, — думает Кирилл. – Не поеду!»
Деньги за возврат он получает у той же самой девушки, что и в первый раз. Девушка смотрит без улыбки. Кирилл пытается не обращать внимания.
«Не поеду! — думает он, залезая в душный автобус и отхлебывая из бутылки остатки коньяка. – Не поебется тварь. Ничего с ней не сделается».
Хотя, конечно, сделается с Кириллом. Когда мегера вернется. Да и хрен с ней. В первый раз, что ли?
Кирилл включает телефон, игнорирует оповещение «Абонент Люда звонил 14 раз», набирает абонента «Валера».
Друг отвечает с первого же гудка:
- Да, старик!
***
К концу второй бутылки решают вызвать проституток. Кирилл напрягает еще работающие извилины, прикидывает – в принципе, остатков отпускных хватает и на блядей. И даже немного остается.
Ну, значит, так тому и быть.
Девки: одна темненькая, страшненькая, другая – полненькая, светленькая. Кирилл выбирает блондиночку. Поподыру все равно.
- А что без музыки сидим? – говорит полненькая. – Давайте танцевать!
Отплясывают под «Ленинград». Блондиночка выкидывает коленца резво, сбрасывает шмотки, не прекращая двигаться. Брюнеточка тоже оголяется, но танцует плавно, оглаживая грудь. Кирилл топает ногами и тряскт сложенными в кулачки руками. Поподыр не танцует. То и дело он подлавливает брюнетку за резинку от трусиков и фарширует их мятыми десятками.
Потом идут пить. О чем говорят, Кирилл даже не пытается запомнить. Он играет с упругими сиськами блондинки. Он вполне доволен и счастлив.
- Ой, поставь что другое, — просит блондинка. – Достали уже эти матюки.
Кирилл послушно отправляется в комнату, откуда грохочет музыка. Где-то тут валялся компакт-диск «Depeche Mode», жена слушала. Диск находится под какой-то вазой. Рывком вытянуть получается, на пол сыплется какая-то мелкая хуйня. Да и леший с ней.
Грузно приближается Поподыр:
- Слышь, старик! Одолжи мелочи?
- Сколько тебе? – недовольно спрашивает Кирилл.
- Да мелочи, говорю же, в трусы засовывать.
- Ты и так ей до хуя засунул!
- Еще надо, старик!
Кирилл лезет в сумку, там лежит кошелек …
- На вот, два полтинника.
Они возвращаются на кухню. Полтинники тут же исчезают в трусах блядищи, как в свинье-копилке.
- Ой, я в ванную, наверное, пойду! – сообщает брюнетка-фаршированные трусы.
- Давай, а мы с мальчиками выпьем! – говорит блондинка.
Шумит вода.
- Ну, что, мальчики! За вас? Таких хороших, добрых, щедрых!
Кирилл вдруг плачет.
- Ну, что с тобой? – спрашивает проститутка.
- Да так, ничего. Хорошо сказала. Давайте, действительно, выпьем…
В глазах темнеет почти мгновенно.
Темнота оказывается какой-то пульсирующей. В ней обнаруживаются тоннели, в этой темноте. Тоннели круто загибаются вверх и вниз, как трубы в аквапарке. Кирилла куда-то несет, несет…
***
Время исчезает. Времени просто нет в этой темноте, похожей на трубу какого-то адского аквапарка. Исчезают секунды, минуты, часы. Исчезает все.
И только теперь, галопируя, взлетая и падая, Кирилл понимает, какой же мелкой, ничтожной хуйней были все его заботы, все волнения и тревоги. А настоящее – здесь, вне времени.
Кирилл снова на мерзлом поле, в объятиях красотки, которая гладит, дразнит, волнует. Потом вдруг убегает. Кирилл мчится за нею.
- Вернись, эй! – кричат сзади.
Но Кирилл не слушает. Он бежит за девушкой, за ее манящей жопой, в самую чащу леса (а они уже в лесу). Вокруг клубится зловещий туман. Туман, в котором затаились отродья.
Девушка поворачивается к Кириллу, но это уже не девушка. Это уёбище, с длинным жалом, с прожорливой пастью, утыканной мелкими, острыми как иглы, зубами.
Кирилл понимает, что остался без оружия. А уёбища – обступают его, окружают со всех сторон.
Что-то звенит, тревожно, настойчиво.
ЗВЕНИТ!!!
Как…
… как дверной звонок.
Кто-то куда-то звонит. Кому-то что-то надо.
А потом как-то сами собой открываются глаза.
Кирилл видит загаженную кухню. Разбросанные тарелки, посуду, объедки на мокром – почему бы? – полу. Валера Поподыр, упавший физиономией в пельмени. Валера тяжко, булькая, дышит. Через край тарелки переливается что-то невообразимо отвратительное.
А в дверь – звонят, звонят.
Кирилл шлепает по лужам на полу.
Память возвращается фрагментами, но происхождение луж – да это уже и не лужи, а целый потоп! – остается неясным.
Квартира кажется разгромленной. Куда-то исчез музыкальный центр из мегериной комнаты. Кто-то распахнул дверцы всех шкафов и выкинул барахло прямо в лужи.
Распотрошенная, плавает в затопленной прихожей сумка Кирилла. Сиротливо качается в воде размокший паспорт.
Дверь уже выламывают.
В ванной ревет вода. Кирилл открывает дверь, и его чуть не смывает с ног. Кое-как он пробирается к смесителю, закручивает выкрученные до отказа рукоятки.
Очухавшееся сознание уже выстраивает объяснение происшедшего. Бляди! Это они, конечно же. Что-то подлили в водку. Да. Что-то, типа клофелина, отчего и Кирилла, и Поподыра разом выключило.
Кирилл открывает дверь, все еще надеясь, что за ней окажутся раскаивающиеся проститутки. Но за дверью — жлобоватый сосед снизу.
- И чо делать будем? – спрашивает сосед, резко хватая Кирилла за воротник рубашки.
- А что? – вяло говорит Кирилл, пытаясь сбросить цепкие руки.
- Квартиру ты мне залил, блядь, со всем евроремонтом, вот что! Как расплачиваться будешь?
- Чо? – Кирилл, кроме шуток, удивлен.
Сосед коротко, но сильно бьет Кирилла по физиономии. Потом под дых.
Кирилл падает в воду, которая натекает уже и в подъезд.
«Здравствуй, попадос, — думает Кирилл. – Прощай, Анапа!»