N3X : Уд аленький цветочек.

(не совсем кавер, скорее "взгляд с другой стороны хуя"(с). оригинал текста a href="http://litprom.ru/thread57028.html"/a


Когда-нибудь я достигну нирваны и забуду, что вот так просто выйти и пробежаться босиком по парку зимним холодным деньком, втиснувшись в шорты и топик. С порога зажмуриться от белизны, глотнуть залпом мороз с ароматом солнца, привычно расчехлить обоюдоострый взгляд и побежать. Сегодня я его найду, точно знаю. Найду, догоню и возьму. Снег скрипуче поёт под голыми ступнями, приятно продавливается между пальцами, пятки глухо отбивают ритм, а в голове Маяковский.

Из тела в тело веселье лейте.

Пусть не забудется ночь никем.

Я сегодня буду играть на флейте.

На собственном позвоночнике.



Бегу по голому, девственно-белому телу парка, чисто выбритому от людей, и вынюхиваю. Ноздри танцуют крыльями бабочки, милосердно-тонкой бабочки-инсулинки, я гончая по кровяному следу. Мамочки, я должна его найти сегодня. Обязательно. Я уже неделю его ищу. Семь дней, семь цветов спектра, семь грехов, семь чакр. Сегодня завершается цикл. Поворот тропинки. Есть! Я ускоряюсь, на расстоянии чую, как он весь подобрался, ощетинился. Задыхаюсь от жара в груди, делаю рывок и хриплю:

- Мамочки! А я вас везде ищу!

Он порывисто обернулся, спрятал испуг за удивлением под насупленными бровями.



- В самом деле?

- Ну конечно! Где вы пропадаете?

- А ведь и правда, пропадаю… Вы кто?

- Вы не поверите, уже неделю бегаю, а вас всё нет.

Он оглядывается. Ни души. Нигде. Мы одни и только скелеты деревьев заинтересованно столпились вокруг нас. Им скучно. Глупенький, думает, что я спутала его с кем-то другим, ошиблась. Разглядывает меня с любопытством и настороженностью. Пританцовываю от холода, под ногами снег умирает в маленькую лужицу. От меня валит пар, как от лошади. Я разгоряченная красная лошадь, кусаю губы и танцую, убивая снег. Какое интересное у него лицо. Щетинистый подбородок прячется в поднятый воротник зябкого пальтеца. Печальные складки у рта контрастируют с пугливыми, детскими губами. Нахмурившиеся брови козырьком нависли над глазами, прикрывают их, защищают. Ах, какие глаза! Сказочные! Если бы взглядом можно было рассказывать сказки, то весь город забросил бы свои повседневные дела и люди зачарованно впитывали чудесные, волшебные истории его взгляда. Никак не могу отдышаться, голос срывается, рычит с влажными хрипами. Но мне надо объяснить. Всенепременно надо. Чтобы он понял.

- Думаю, да что ж такое, ведь должен же быть. Туда- сюда прочёсываю. А вас как ветром сдуло. Мне столько вам нужно сказать. Вы знаете, меня обижают. Да. И вы знаете, кто? Это не люди. Они все такие завистливые, страшные, в глаза улыбаются, а за спиной творят такое…. И вот знаете ещё что: трусят своими мешочками, бормочут, смотрят, а для чего? А чтобы пробить меня. Понятно? Мою оболочку. А я не даюсь, вы видите: стала бегать босиком, это чтобы накачаться праной, ем только сырое, сырую пищу, а там столько праны, а они, только я в дом – всё забирают, пьют меня…

Чувствую, как в глазах набухают слёзы. Ресницы намокают, тяжелеют, тянут опухшие красные веки вниз. Горячие струйки выжигают мокрые дорожки на покрытых инеем алых щеках. Читаю, как в бегущей строке, в его глазах: "Сумасшедшая. Безумная альбиноска с колющим взглядом загрызет меня насмерть в зимнем парке. Может быть, это и к лучшему. Какая она красная от холода. Красная и горячая. Агрессивная, наглая. А губы прям алые, в кровь искусанные."

- Можно я буду называть вас Аглая? – кончиком мизинца подобрал слезу с моей щеки, лизнул, по-гурмански прислушался к вкусу.

- Обязательно, - я судорожно сглотнула. - Мне всё равно, как хотите. Только быстро. Я не знаю, куда мне деться, понимаете, здесь вокруг так мало приличных людей, вот как вы. И холодно. А они хотят меня доить и всё, им только одно надо. Моя энергия. У меня много, я сейчас покажу, но не могу же я одна на всех. Правда?

- Правда.

- Они медитируют на меня, понимаете? Трусят мешочком, и медитируют конкретно на меня. А один – мне даже стыдно сказать… Но я не дамся. А знаете, от меня отскакивает. Да. Уже двое сами пострадали. Да. Один в реанимации, от истощения, другой разорился. У него весь бизнес разваливается. Ну, пойдёмте уже…

Увлекаю его с тропинки, вниз по склону. Оглядывается неуверенно. Да не бойся ты меня, пугливый мой. Дикий мой оленёнок. Олэнятко довгоногэ.

- Даже не представляете, как я рада! Целую неделю ищу вас. Аура прям истончилась вся, видите? Это они выжимают меня. Я, конечно, сильная, но не настолько же, понимаете и моя прана на исходе. Как хорошо, что вы всё-таки услышали и пришли сегодня… Ну, давайте здесь.

- Вам бы, Аглая, ещё побегать. Чтобы согреться, - сказал он.

-А, ладно. Потом. – я наскоро растираю красными ледяными руками красные ледяные ступни, мягко наваливаюсь на него всем телом, вжимаю в дерево и стекаю по нему вниз, в снег. На колени, властвовать. Замороженные пальцы не слушаются, еле справилась с молнией. Утыкаюсь лицом и глубоко, до головокружения вдыхаю, вкушаю, впитываю. Кровь на губах смерзлась, с треском ломая оледеневшую корку, открываю рот, затопленный голодной слюной. И до упора, чтобы погреть кончик носа в теплой, пахучей шерсти. О, мой маленький принц, мой жаркий князь, мой божественный лингам. А ведь могла сегодня и не выйти. Осталась бы дома. Затачивала взгляд и штопала оболочку. Пряталась бы от них в позе увядшего лотоса. Тонула в океане сансары. Грызла ногти до крови и рисовала на ладонях глаза... Папа, привези мне аленький цветочек, можно даже с чудовищем.

...Глаза зажмуриваются и падают в обморок, заваливаются назад и смотрят съёжившимися в точку зрачками прямо в шестую чакру. Я испытываю сатори.

- Это Вы? Это и правда Вы?

- А, это ты. Чем обязан? – пророкочет громоподобный глас.

- Я это… спасибо хотела сказать… огромное спасибо, такой подарок...

- Да на здоровье, девочка, на здоровье, - Шива благодушно сияет глазами из-под тяжелых век, - Только не торопись, помедленнее, чуть помедленнее…

- …. помедленнее, кони, чуть помедленнее, - пропел он хорошо поставленным голосом.

- Ауум… - промычала я мантру, чувствуя, как его теплые руки гладят мою голову, придерживают, ласково направляют. Мне тепло, даже горячо. Тяжелый жар зарождается в нижней чакре, пробуждается, разворачивается моя кундалини. Я начинаю дрожать, моя дрожь передается ему, ощущаю ладонями, как напряглись, окаменели его ноги. Ещё… ещё.



Аум.

Ом. Омммм…

Прана изливается, заполняет, насыщает и умиротворяет меня. Скрипнув коленками, встаю. Я наполнена под завязку, даже если просто моргну – взорвусь и превращусь в свет. Он устало подрагивает, грустно улыбается. Прижимаюсь лицом к груди, слушаю торопливый речитатив сердца, выдыхаю свежим соком в шею.

- Спасибо вам, Стецько. Вы так умеете слушать.

- Стецько? Вы меня с кем-то путаете, девушка. – он холодно отстранился. – Моё имя Женя. Женя Борзенков. – и кивнул, такой.

- Вы Стецько. Стецко Монэ. Просто вы этого еще не знаете. Пока не знаете. Застегнитесь, кстати, здесь дует. Обветрите ещё. И еще раз спасибо вам.

- Может быть вы правы, ещё утром, до встречи с вами я был Женей. Помните сказку? Это вам спасибо.

- Мне пора. Надо успеть. – я привстала на цыпочки, чмокнула его в губы и побежала. Черные отмороженные пятки отстукивают привычный ритм Маяковского.

Версты улиц взмахами шагов мну.

Куда уйду я, этот ад тая!

Какому небесному Гофману

выдумалась ты, проклятая?!



Я обернулась только один раз. Там, за деревьями таял приснившийся мне ты. И только аленький цветочек в распахнутом зеве брюк ещё напоминал, отдалённо, с нарождающимся сомнением об остывающем послевкусии жизни на потрескавшихся губах.

Я прибавила скорость и поспешила домой, к ужину. Действительно, что-то ноги замерзли. Прохладно.