Арлекин : Моральный долг паразита

Если считать моментом рождения стальной «клац» хирургических ножниц, перерезающих красную ленточку пуповины, то первый визит чёрта следует датировать отрицательной величиной: он пришёл к Владимиру Ивановичу, когда тот, ещё только выталкиваемый из утробы родной матерью, опасливо оглядывал потусторонний мир. Чёрт принял в ладонь изрыгнутого Владимира Ивановича, сказал: «У вас мальчик» и отсёк его от роженицы. В следующий раз чёрт появился в его жизни через три года, в образе девочки, имя которой он забыл. Та, невинно глядя в его глаза своими бездонными чёрными плошками с голубыми каёмками, демонстрировала неспелый персик своих гениталий в обмен на аналогичное зрелище. Увидев крохотный, не больше верхней фаланги мизинца, пенис Владимира Ивановича и полное отсутствие у него половых щёчек, девочка-чёрт окрестила маленького мужчину уродцем, и потом каждый день в садике дразнила его «червивой писей». Прозвище прижилось, как свиная кровь, и скоро весь детсад забыл его гордое имя – «Червивая Пися» было гораздо смешнее произносить вслух, чем какое-то невзрачное «Володя».
Не скоро он научился распознавать чёрта в людях, животных и механизмах. Потребовалось десять лет унижений, стыда и позора, прежде чем Червивая Пися задумался о возможной систематичности определённых явлений. Своё тайное имя он никому не открывал, представляясь неизменно Вовой, и с подозрением относился к любым попыткам проникнуть в его внутреннюю вселенную, памятуя о том, что стоит только людям узнать хоть что-нибудь существенное о тебе, как они тут же начинают шантажировать тебя, с разной степенью изощренности и осознанности, но с неизменными своекорыстными мотивами. И вот, в возрасте тринадцати лет, выстояв в изнурительной драке против Сани из соседнего двора, Червивая Пися вдруг со всей отчётливостью идентифицировал в Сане чёрта. Поверженного чёрта. Вместо победного ликования Червивую Писю накрыл ужас. Кишечник стянуло в тугие узлы, сфинктер судорожно сжимался, кровь барабанила в ссадинах и ушибах, глотку закупорила слизь, и он начал задыхаться. Он хотел извиниться перед чёртом, вымолить у него прощение, но не мог произнести ни слова. С необычной для своего возраста прозорливостью он понял, что чёрта победить невозможно, можно только сломать его руку, но за каждый свой перелом чёрт сломает твою жизнь. А переломы жизни залечивать куда сложнее – в особенности, если они регулярно повторяются. Потерпев первую неудачу, чёрт наградил Владимира Ивановича астмой, приступы которой точно совпадали с попытками противостоять гнёту.
От трофейной астмы была и польза – она служила точным индикатором присутствия чёрта. Стоило лишь Червивой Писе отказаться выходить к доске на уроке геометрии, как тут же начиналось удушье, он волновался, удушье от этого усиливалось, он паниковал – выделялось ещё больше смертельной слизи. И становилось понятно, что сейчас чёрт – его учительница геометрии. Оно и понятно, учитывая очевидную бесполезность преподаваемой науки для городских детей, не причастных ни аграрным заботам, ни архитектурному проектированию. Отказывался выгрести последнюю мелочь из карманов для страждущего курильщика-старшеклассника – лёгкий приступ: чёрт недоволен. Списывал на вступительных экзаменах в институт – дурнота и боль в груди: чёрт, оформленный в высшеобразовательную инстанцию, возмущённо улюлюкал. Работа, семья, досуг – чёрт преследовал его. Владимир Иванович зарыл своё тайное имя на помойке детских воспоминаний, сделался хладнокровным, уравновешенным и спокойным. Словом, всячески боролся с чёртовым проклятьем. А чёрт, тем временем, приобретал всё более устрашающие масштабы. Он вышел за границы отдельных личностей, распространил своё влияние на процессы и идеи, порой он становился целыми социальными группами. Владимир Иванович тратил свои силы и жизненную энергию на противостояние. Ко времени своего сорокалетия он перестал расходовать ресурсы на что-либо ещё кроме борьбы с чёртом, который перешёл в категорию метафизических чудовищ и ассоциировался у Владимира Ивановича с Андреевским Урпарпом, Принципом Формы. Он видел, что все люди живут так же, чёрт донимает любого, и все мы боремся за себя и погибаем в борьбе. Если это и называется жизнью – что ж, так тому и быть, а Эпикур – лицемер и самообманщик.
Постепенно старея, Владимир Иванович производил естественную переоценку ценностей и неуклонно шёл к выводу, что чёрт, по сути, самый старинный его знакомый, и что испытывает к нему даже своего рода симпатию. Старый враг ближе нового друга. Он начал проводить маленькие эксперименты: время от времени, в определённой жизненной ситуации, вместо подобающего отпора, он поддавался силам зла, и с интересом наблюдал, что из этого воспоследует. Не без удивления Владимир Иванович обнаружил, что никакого вреда для него такие компромиссы не несут, а только немного помогают чёрту в его недоступных человеческому уму экспериментах. Прошло какое-то время, и изумлённые врачи диагностировали полное излечение от астмы.
И вот однажды – Владимир Иванович уже разменял шестой десяток – чёрт явился лично и без маски. Он проник в сознание к Владимиру Ивановичу, и говорил с ним. Это было похоже на тихий шёпот мыслей: черви-и-и-ивая пи-и-и-и-ися… – шептал чёрт, – червииии-и-и-ива-а-а-а-а-а-я-пииииии-и-и-и-ися… ты-дооооо-о-о-олжен… до-о-о-оооолжен… я… мне-е-е-е-е… меня… моё… я… я… моё… ты должен....
Сознание Владимира Ивановича растворило этот шёпот в себе, и тогда он смог увидеть, о чём думает Крыса Клоаки Странный Гриб:



см. также: Шрумс, Три минуты, Апострофа к Универсуму, Садисты, Карликовый гусь и Урок поэзии