Последние каменты юзера Шырвинтъ* в откровениях

Шырвинтъ*: сохраним и преумножим

Шырвинтъ*: зебб. я слушаю советы

Шырвинтъ*: Шиз. вчера сдал главу на 30 000 знаков. Эротическую. с жопоеблей.

Шырвинтъ*: Олежек — иди корове в трещину, малолетка дурной.

Шырвинтъ*: шиз — я и так уебише уже.

Шырвинтъ*: пофрендьте меня на фейсбуке кто нибудь

Шырвинтъ*: любимая женщина покормила меня только что. ибо я не ел 5 дней.
я недавно дул какую-то хрень, Опус, под названием АК-47, не торкнуло ни разу(

Шырвинтъ*: Малино — спасибо

Шырвинтъ*: теперь у меня на фейсбуке 101 друг.

Шырвинтъ*: зебб. привези кино посмотреть?.. я в центре. рядом с вокзалом ну.

Шырвинтъ*: Малино, у тебя нет депрессий потомушто тебя любит Богъ!

Шырвинтъ*: Рамон, спасибо. Начал долдонить.

Шырвинтъ*: Щас кину эротическую главу. Про жидов.
Сюда.

Шырвинтъ*: Если косяки найдете, кому охота читать — дайте знать.

Шырвинтъ*: 14 Палестина — Берлин -Барановичи 1942 лето



Как бы ни складывались отношения между отдельными политическими лидерами и представителями определенных национальностей крупный бизнес всегда находил нужные точки соприкосновения, как между отдельными личностями, так и крупными финансовыми группировками. В то же самое время, когда представителей еврейской национальности сотнями сжигали в печах Аушвица, другие вели вполне серьезный бизнес с той частью еврейства, которая находилась, или недавно успела унести ноги на другой континент.

У барона фон Штраубе и такой известной на весь мир персоны, как Эдмон Ротшильд в свое время тоже были свои дела. Барона абсолютно не смущало еврейское происхождение бизнесмена, в тоже время, как и его семью, переехавшую после прихода к власти Гитлера из Франции в Америку, политические пристрастия барона. На карту было поставлено слишком много. И указывать барону с кем стоит вести дела, а с кем нет, выходило себе дороже.

В какой-то миг Генрих осознал, что в путешествиях по небу нет ничего страшного. Особенно его убедила вычитанная в газете статистика, что на автодорогах гибнет в несколько раз больше людей, нежели чем в авиакатастрофах. И если ты, конечно не летишь за линию фронта с полной бомбовой загрузкой без поддержки истребительной авиации, то и поводов для волнения особых нет.
Погода над средиземноморьем в тот день выдалась чудесная. Полный штиль и голубое небо в иллюминаторах. Опознавательные швейцарские знаки борта, которым Генрих летел на библейскую палестинскую землю, Сама акватория тоже не входила в театр военных действий, поэтому весь перелет можно было считать приятным путешествием находящегося на каникулах сноба. Посадка, как и сам перелет, прошли без особых приключений. Генрих получил свой багаж, в котором находилось несколько костюмов, пара обуви и купальные принадлежности и тихо побрел к зданию регистрации пассажиров от не глушащего двигатели самолета, к которому уже подъехал заправщик. Судя по всему, график полетов у пилотов был довольно таки жесткий, потому как сотрудники аэропорта тут же стали загружать в него багаж, а на борт стали пониматься те пассажиры, которые уже успели добраться до борта.

Генрих не был религиозным человеком, поэтому посещение святых мест, по которым бродил Иисус, проповедуя свое учение, не входило в его планы. Цель поездки была абсолютно коммерческой, а также, предстояло встретиться кое с кем из советской агентуры на Ближнем Востоке для передачи оперативной информации.

Наряду с Ротшильдами Палестинские земли скупали не только евреи, но и православные миссии, состоящие на службе у Советского государства. Острая нехватка денежных средств, или просто недальновидность арабов в будущем сыграли с ними злую шутку, когда сразу после войны на землях Иудейских возникло государство Израиль полностью финансируемое из Америки. Мало того, евреи еще придумали Холокост, чтобы тянуть деньги из проигравшей войну Германии. Один знакомый еврей после войны даже высказывал Генриху такую мысль, что евреи придумали абсолютно все, начиная от колеса и пороха, заканчивая Гитлером – для того, чтобы придумать Холокост. Проблемы международного сионизма никогда не волновали Генриха, поэтому забивать себе голову излишней информацией он не собирался. Вот отправят служить в Ближневосточную резидентуру, что маловероятно, тогда пожалуйста, а сейчас – увольте.

К моменту прохождения паспортного контроля солнце уже завалилось за горизонт, жара спала и лишь не сравнимый ни с чем особый средиземноморский ветерок, то и дело напоминал о себе легкими дуновениями. Встречал Генриха человек абсолютно европейской внешности ничем не напоминающий араба или еврея, которых вокруг стало мелькать все больше. Загорелый мужчина лет пятидесяти держал в руках табличку, на которой было написано «Генрих Штраубе» и лениво отслеживал пассажиров выходящих из зоны контроля.
- Шалом, — поздоровался Генрих с встречающим его мужчиной.
- Салям, — отозвался дядечка и выкинул табличку в урну, — на чем поедем?
- А какие есть варианты?
- Варианта два, либо потихонечку на кибитке на муле, либо побыстрей на «Роллс Ройсе».
- Где я буду жить?
- В старом Яффо, в трехкомнатных апартаментах. На машине туда добираться минут 25, на муле, сами понимаете дольше.
- Поедем на муле. Как мне к вам обращаться?
- Зовите меня Саид. За время вашего пребывания здесь, я буду выполнять все ваши поручения, и служить гидом. Так что – не стесняйтесь, и смело обращайтесь, если возникнут трудности, хотя я их и не предвижу.
- Вы, будто прорицатель, или, как говорят в ваших местах волхв.
- В наших местах уже давно так не говорят. Тут многое изменилось с библейских времен, только язык остался арабский, но ему на замену потихоньку приходит иврит. Ну не то, чтобы на замену, но те евреи, которые скупают земли вокруг, говорят исключительно на нем, и никакого другого признавать не желают. Но если вы владеете английским, то не пропадете. Часто употребляемые фразы знают и те и другие, и вполне свободно ими манипулируют. В общем – не пропадете.
- А как на счет немецкого языка?
- А вот на нем я бы не советовал вам разговаривать. Тут достаточно людей вырвавшихся из лап Гестапо – зачем им портить и так расшатанные нервы.
- И чем занимаются здесь евреи? Ушастый мул неторопливо тянул повозку, было видно, что он прекрасно знает путь к дому.
- Тем же, где и везде – делают деньги.
- Здесь есть полезные ископаемые, олово, медная руда, или может быть нефть?
- Ничего здесь нет, но район входит в сферу стратегических интересов США, поэтому после войны, которая скоро закончится, здесь все будет по-другому. Арабы не тот народ, с которым можно надолго о чем-то договориться, поэтому территория постепенно заселяется евреями, и попомните мои слова, лет через пять, шесть на карте мира возникнет новое государство, которое будет отстаивать американские интересы на Ближнем Востоке. В общем, ситуацию я вам вкратце обрисовал, а сейчас просто смотрите по сторонам и наслаждайтесь жизнью. Когда вы еще такое увидите. Море, песок, пальмы… Кстати мы проезжаем по бульвару Ротшильда – центральной улице отца основателя города. Именно он вложил сюда столько денег, что вам и не снилось. Евреи знают, что делают.
Ну, раз евреи знают, то и барон Штраубе тоже знает, подумал про себя Генрих. Немец еврею не товарищ, но как говорят евреи – ну все-таки.

Тем временем повозка медленно въехала в старинный город Яффо, являющийся продолжением только начинающего застраиваться Тель-Авива. Повозка прогрохотала по булыжной набережной мимо мечети с небольшим минаретом, потом проехала по деревянному настилу мимо Яффского порта, где в огороженной камнями марине стояли на привязанные к кнехтам небольшие рыбацкие суденышки, повернула налево и остановилась невдалеке от подсвеченного огнями католического собора. Саид привязал мула к металлической опоре небольших ворот, ведущих в уютный дворик, подхватил багаж и кивком головы показал Генриху следовать за ним.

Он открыл калитку и пропустил Генриха перед собой. По старой лестнице они поднялись на один этаж вверх, Саид отомкнул лежащим в кадке с цветущим лимонным деревом еще одним ключом квартиру и опустил сумку Генриха на пол огромной прихожей.
- Ну вот, вступайте во владение. Направо гостиная, налево спальня, прямо еще одна комната – затрудняюсь даже, как ее правильно назвать. Пусть будет рабочий кабинет. Окна спальни выходят во двор, там тихо и никогда не бывает солнца, окна других помещений, включая кухню, о которой я забыл упомянуть выходят на порт. В гостиной есть выход балкон, там столик и пара плетеных кресел. В общем – наслаждайтесь проживанием, вот вам ключ от калитки, ключ от квартиры всегда лежит в кадке с лимоном. Кстати, это квартира ваша.
- То есть как?
- То есть барон фон Штраубе ее купил и оформил на ваше имя.
- Воистину царский подарок, который я не заслужил. Даже не знаю, чем мне за него придется расплачиваться. Саид внимательно посмотрел на Генриха и не стал задавать вопросов. Этот человек с умным проницательным взглядом прекрасно понял о какой плате идет речь.
- Можете принять душ, а я подожду вас внизу. Я полагаю минут пятнадцать вам достаточно. Потом прошу вас спуститься вниз, и я покажу вам, где я живу, ну и, конечно же, вот мой телефон для связи. Саид положил листик с номером рядом с телефоном. В общем – жду вас внизу, мне как раз достаточно этого времени, чтобы отвести нашу ушастую скотинку в стойло. Удачи.

Генрих распахнул окна, прикрытые жалюзи, быстро окинул взглядом прилегающую территорию, скинул с себя одежду и залез под горячий душ. В отличие от бытующего мнения, что в жаркую погоду помогает холодный душ, Генрих прекрасно знал, что это не так. Самое лучшее средство в жару — это горячий душ и чай. Этим премудростям он научился еще в Индии, тоже можно сказать в восточной стране, где время жизни течет медленно и по-особенному. На востоке вообще никто никуда не торопится и лучшим времяпровождением для мужчин считается сидение в теньке, распевание чая под игру в шахматы или нарды. Предаваться долгосрочным медитациям здесь Генриху не позволяла работа, но провести несколько часов вместе с Саидом, посидев с ним на камушке и полюбоваться на закат, он вполне мог себе позволить.

Молоть языком с Саидом о всякой ерунде тоже не было необходимости, чем меньше они будут знать друг о друге, тем лучше для дела. А пообщаться с человеком с глазами индийского гуру на ментальном уровне – вай нот, как говорят англичане. Генрих вышел из душа, надел свежую белую рубашку, черные брюки в полоску на подтяжках и белые скрипучие штиблеты, в которых хорошо было танцевать чечетку, взял фотоаппарат. Он напомадил волосы, стильно зачесал их назад и посмотрел на себя в зеркало. Бастер Китон – ничем не отличишь. Комик с грустным лицом. Почему бы не погулять по набережной в таком образе?

Генрих запер дверь, кинул ключ в кадку с лимоном, понюхал божественный аромат этого полуцветущего дерева и спустился вниз, где его уже поджидал Саид. Как называется этот храм, поинтересовался у Саида Генрих, указав рукой на церковь. Собор Святого Петра, ответил Саид. Но это католический храм, если есть нужда, я могу показать вам здесь в переулке маленький православный храм. Народу он вмещает немного, но службы проводят регулярно, так что если есть нужда покаяться и причаститься, то лучшего места вам не найти. Да и вообще, ничего православного тут нигде не найти.

- Саид, у меня на лбу написано, что я русский? Пусть так, но я абсолютно не религиозен. То, чем я занимаюсь, не позволяет мне каяться в грехах и тем более вкушать тела Христова. Поэтому, единственное, что я могу себе позволить – это поставить перед иконой святого Пантелеймона и Николы для баронессы Анны. Да и то, вряд ли от этого будет толк.
- На лбу, конечно, не написано, просто это мои личные заморочки. Судьба наградила меня даром безошибочного определения национальности человека. Поверьте, в этом нет никакой моей заслуги. Прошу меня извинить, что осмелился предложить показать вам место православного прихода. Будет нужда, вы без труда найдете его сами. А сейчас, давайте я просто проведу по улочкам старого города. Через день вы будете прекрасно ориентироваться в нем сами. Вот здесь живу я, — Саид показал на металлическую калитку и позвонил в привязанный сбоку колокольчик. За время вашего пребывания здесь я никуда не отлучусь и всегда буду доступен. Звоните по телефону или в дверь.

Генрих с Саидом поднялись вверх на смотровую площадку, откуда открывался прекрасный вид на побережье. Отсюда все, как на ладони, человеку с «компасом в голове» достаточно посмотреть по сторонам, чтобы отныне ориентироваться в старом городе, как в собственной квартире.
- Вон там, в порту, — Саид указал рукой, есть очень неплохой рыбный ресторанчик, так, что голодным вы не останетесь. Да и кроме него на набережной хватает всяких питейных и чревоугодных заведений.
- Саид, — попросил Генрих, — как, на счет прогуляться вниз и немного посидеть на лавочке на набережной. У вас есть время?
- У меня есть полчаса, а потом нужно ехать в аэропорт забирать со стоянки машину. Она нам завтра понадобится. В те места, где нам завтра предстоит побывать, на ишаке не доедешь.
Генрих с Саидом расположились на скамейке позади двух рыбаков любителей и четырех котов черепахового окраса, ожидающих улова. Генрих закрыл глаза и слушал звук прибоя. Примерно через полчаса Саид попрощался и ушел, пообещав заехать за Генрихом завтра в в 08-00. Генрих посидел на скамейке еще немного. За это время рыбаки выловили из моря пару рыбок, размером со спичечный коробок, из-за которых коты передрались между собой, устроив веселое представление для прогуливающихся по набережной людей. Изрядно насмеявшись, Генрих оторвал зад от скамейки и направился в рыбный ресторанчик в порту, который рекомендовал ему Саид.

Все места оказались заняты, лишь у окна был стол, за которым расположилась одинокая девушка лет двадцати пяти с распущенными волосами в обнимку с американским автоматом «Томпсона». Генрих подошел к столу и попросил разрешения присесть. После того, как его окинули изучающим с ног до головы взглядом, девушка придвинула к нему стул, тем самым дав понять, что она не возражает против компании прилизанного денди в белых штиблетах.

Она также придвинула к нему меню, сообщив о том, что уже успела сделать заказ и посоветовала Генриху не заказывать слишком много, потому что порции здесь не то, чтобы большие, а просто огромные. Генрих поблагодарил соседку по столу за ценную информацию и попросил совета на счет белого вина, которое стоит заказать к трапезе, потому что в местных сортах он абсолютно не разбирается. Он также поинтересовался, может ли он ее угостить вином. Девушка не возражала.

- Вы похожи на Бастера Китона, только улыбаетесь, и вообще мне кажется вы веселый человек.
- Я редко смотрюсь в зеркало, но сегодня, когда я создал себе этот образ, я тоже подумал об этом грустном комике. Уверяю вас, я не специально придал себе такое сходство. Само как-то получилось.
- Охотно верю, с вашей внешностью можно перевоплотиться в кого угодно, вы случайно не актер?
- Шпион. Генриху принесли огромную тарелку из разнообразных морепродуктов, девушке, которую звали Сара, примерно такую же, но с большим количеством зелени. Официант откупорил белое вино, на этикетке которого было что-то написано, справа налево и разлил вино по бокалам на длинных ножках. Генрих чокнулся бокалами с девушкой за знакомство, и они представились друг другу. Дремавший все это время оркестр вдруг ожил и заиграл какой-то регтайм в стиле Дюка Элингтона. Собственно, сам оркестр мало чем отличался от знаменитого оркестра, разве только численным составом и преобладанием чернокожих музыкантов над белокожими. Но играли и те и другие довольно таки неплохо.

Сара задергала плечами и ногами, перекидывая между ними автомат. Одета она была абсолютно не для посещения питейно- танцевальных заведений. Было вообще не понятно каким ветром занесло ее в Яффо. На ней была униформа цвета хаки неизвестного происхождения. Скорее всего со складов Дании или Голландии, которую предприимчивые евреи каким то образом даже при фашистском режиме умудрились продать, доставить и перепродать на Палестинских территориях.

- Чьей армии форму ты носишь, и зачем тебе автомат? — спросил Генрих Сару, обходя ее сзади и любуясь ее обтянутым в армейские штаны задом, — баранов в горах стрелять?
- Не баранов, а козлов, а их в последнее время развелось слишком много. А на счет формы тоже не переживай. Америкосы прислали, ты лучше на вопрос ответь, тебе нравится моя задница?
- Еще как, — ответил Генрих, — пожалуй, это самая лучшая задница, но твоя самая лучшая.
- И как много тебе приходилось их видеть? – продолжала заигрывать палестинка с автоматом.
- Не так много, но твоя, лучше всех, из тех что я видел, я не устану об этом повторять — ответил Генрих и пригнулся к уху своей соседки по столу. Может, станцуем этот свинг, сеньора, — предложил Генрих. Мне кажется, в вас заложена любовь не только к своему очаровательному заду, но и к танцу.
- Весьма приятно, что вы сочли мой зад очаровательным, уж поверьте, что я им умею пользоваться ничуть не хуже, чем своим автоматов. Ну что же, гой, в белых ботинках, отчего же нам и не посвинговать.
Генрих вывел Сару в центр зала. Девушка положила свой автомат между ними и закружилась, влекомая Генрихом в популярном танце. Несколько раз она села на «шпагат» на белый штиблет Генриха, отчего у того абсолютно пропал аппетит, сменившись на тугую эрекцию в его черных брюках, в белую полоску.

Как оказалось в дальнейшем, Сара была поселенкой, на выкупленной ее семейством территории. Автоматическое оружие она постоянно носила с собой, не то, чтобы им хвастаясь, но таковы были традиции. Территорию, обтянутую колючей проволокой, занимаемую семейством Сары постоянно приходилось оберегать от всякого рода агрессивно настроенных арабов, в чью задачу входило отвоевывание назад выкупленных земель, но и устроение всякого рода пакостей для относительно мирных поселенцев. Именно для этого Саре и был нужен автомат «Томпсон», с которым она никогда не расставалась.
- Прогуляемся по набережной? – поинтересовался Генрих.
- Хорошая идея, хочешь, помогу тебе нести твой автомат, а то тяжело наверно.
- Да ладно, спасибо, я сама, — ответила Сара, простучав тяжелыми армейскими ботинками по деревянной набережной порта. У меня здесь недалеко квартира, в ней живет мамина сестра. И я остановилась ненадолго
- У меня тоже здесь квартира, и смею полагать, что моя лучше. И я тоже здесь ненадолго. Через три дня нужно возвращаться в Европу. Дела.
- У тетушки небольшая двухкомнатная, но места мне хватает, да вообще она редко бывает дома. Приготовит завтрак и на целый день уходит на работу. У нее неподалеку небольшой цветочный магазин. Покажешь мне свои апартаменты?
- С удовольствием. Я в них сам еще толком не ориентируюсь, так что ты мне в этом поможешь.
- Где у тебя душ? – спросила Сара, когда они с Генрихом вошли в квартиру.
- Тут их два, — ответил Генрих, — но в том дальнем, по моему больше всяких шампуней.
- То, что надо, — ответила Сара и в месте со своим автоматом прошмыгнула в душевую.
Немного поразмыслив Генрих тоже скинул с себя одежду, и стал под горячую струю душа уже в другой ванное комнате. Он быстро смыл с себя нанесенный на голову гель, обмотал торс полотенцем и вышел наружу. Тут же он встретился с Сарой, у которой полотенцем была обмотана лишь одна голова, а за плечами висело ее любимое гангстерское оружие.
С головой у девчонки точно не все в порядке, раз она ни на минуту не расстается со своим оружием, подумал Генрих, но, черт возьми, как это возбуждает.
Через секунду пара слилась в поцелуе, не прекращая который мелкими шажками переместилась в спальню, на огромную кровать, где и занялась сексом, который Генрих счел не весьма традиционным. Сначала Генриха удовлетворили оральным способом, но когда он попробовал внедриться в Сару, прижимающей к груди автомат от нее он услышал следующие слова.
- Эй, дружок, Сара потеребила Генриха по прическе, — уже не похожий на стрижку Бастора Китона, бери на три сантиметра ниже.
- Ты уверена, что это гигиенично, и что я доставлю тебе удовольствие, равноценное тому, что ты доставила мне?
- Совсем дурак? Иначе чего я ходила в душ? А на счет удовольствия – можешь не сомневаться, делай, что тебе говорят, иначе я тебя разлюблю.
Закончив сексуальные дела с Сарой, Генрих поинтересовался, отчего все произошло так нетрадиционно, и каков он был.
- Эй, Бастер. Ты был великолепен. Не рефлексируй. И перестань задавать глупые вопросы. Завтра мы все продолжим. Засыпая, Генрих вспомнил, как Сара,
раскинув ноги, почти в шпагат умело приняла Генриха в себя, потом перевернулась, задом вцепившись ногтями в шелковую черную простынь по бокам своего автомата.
С парой небольших выдохов Генрих закончил тогда свои дела, дабы не смущать неизвестных соседей, которые и так из-за криков Сары отчетливо понимали, чем занимаются их новые соседи.

Генрих отвалился на спину и через несколько минут уже спал с улыбкой ребенка на лице.
На следующий день Саид заехал за Генрихом в назначенное время. Сара еще спала с обнимку со своим автоматом, и Генрих решил ее не будить, благо поездка предстояла недолгая, и он надеялся управиться со всеми делами часа за полтора – два.


Еврейские юристы приняли у Генриха бумаги и пообещали оформить сделку в течение трех дней. По документам семейству Штраубе отходила полоска земли в южной части Яффо, на которой барон планировал построить гостиничный комплекс, или апартаменты для последующей их перепродажи. Так же был куплен участок земли в пригороде Иерусалима, который по информации барона в скором времени будет разрастаться в размерах и соответственно в ценах на недвижимость.

Тем временем Сара ждала Генриха дома. Она сидела на балконе и загорала, подставив и так свое загорелое тело лучам солнца. Она читала какой-то роман на иврите и изредка поглядывала на море поверх темных очков. Узнав о том, что Генрих был в Иерусалиме, она слегка расстроилась, что он не взял ее с собой. Ее поселение находилось рядом и у нее были дома какие-то неотложные дела, которые предстояло решить.
- Машина в моем полном распоряжении, и если хочешь, я могу отвезти тебя туда в любой момент. К тому же звонил дядюшка и велел присмотреть и купить там по-моему разумению еще пару участков. Таким образом – не все так плохо. Завтра утром прокатимся, а сейчас, нет ли у тебя желания сходить на море, немного поплавать и позагорать?
- Есть, но сначала секс, — ответила Сара, повалив Генриха на кровать.
- Через час они уже были на песчаном средиземноморском берегу. Сара читала свой роман, а Генрих болтался недалеко от берега в невысоких волнах и напевал приевшуюся песню типа «Хава Ногила», подслушанную в одном из кафе, где они с Саидом остановились перекусить. Потом он долго лежал на горячем песке, подставив тело солнцу, потом они с Сарой долго купались вместе, после чего она утащила Генриха домой, объяснив это тем, что так долго на солнце находиться нельзя, и можно сильно обгореть. Уходить с пляжа не хотелось, но пришлось. Генрих подумал о себе, я всегда был рационален и трезвый расчет всегда брал верх над мало полезными эмоциями. Почему-то в этот момент ему вспомнилась Стефания. Все же любовь не поддается рациональности, поэтому судить о себе с полной уверенностью, я больше не буду.
- Можно вопрос? – поинтересовался Генрих.
- Даже три, — разрешила Сара.
- Для кого ты хранишь девственность?
- Для одного пейсатого еврея ортодокса, с которым, как бы тебе это лучше сказать, обручена. Скоро я выйду за него замуж, нарожаю ему кучу этаких пейсатых детишек, мы будем жить долго и счастливо, и умрем в один день. Ты хочешь лишить меня девственности?
- Нет. Меня все устраивает.
На следующий день Генрих побывал в гостях у Сары. Из слов, произнесенных ее отцом и обращенных к дочери в отношении его, он понял только слово «гой». Сара что-то ответила отцу и он удалился, возмущенно причитая размахивая руками. Скажи Сара, как вы тут относитесь к людям, вырвавшимся из нацисткой Европы?
- Мы их тут вообще за людей не считаем, изгои, дурная кровь. Особенно встречаются такие, с выколотыми номерочками на руке. Люди, позволившие толпами загонять себя в печи концентрационных лагерей не евреи, а черт знает что. Таких, здесь всячески унижают и иногда даже бьют, и будут продолжать бить. В общем, не все так просто, только ты об этом никому не рассказывай.
- Не буду, — пообещал Генрих, заводя мотор «Роллс Ройса», впрочем, действительно, через пару дней я покину эту страну, и может так случиться – не вернусь сюда никогда. В памяти останется лишь море, пляж и небольшое романтическое приключение с этой, в общем-то, неплохой и добродушной девчонкой, несмотря на ее грозный автомат. Генрих поднял крышу, потому что в горах было прохладно, начал накрапывать дождь, и они с Сарой тронулись к побережью.

Через несколько дней командировка закончилась. Генрих бросил ключ в кадку с лимонным деревом и вместе с багажом спустился вниз, где рядом с автомобилем его уже поджидали Саид и Сара. Дело было к ночи, Генрих расположился с Сарой на заднем сидении, и машина тихо покатила по уже знакомым тихим улочкам нового города.
- Я буду скучать, Бастер Китон, — острыми ноготками Сара пощекотала Генриху затылок.
- Аналогично, Сара, — ответил Генрих, — я тоже буду скучать по тебе и по твоему автомату, да и вообще по этой замечательной стране. Надеюсь когда-нибудь, лет через 10 я встречу тебя на набережной в компании пятерых пейсатых детишек. Но учти, если ты будешь с мужем, я не покажу вида, что тебя знаю. Договорились?
- По рукам, дружище, — засмеялась Сара. — И все же мне очень жаль, что ты улетаешь.
- Я человек подневольный и не совсем принадлежу сам себе, так что извини.
На въезде в аэропорт Саид показал стражнику какую-то бумагу и отдал ему паспорт Генриха. Тот ненадолго скрылся в будке, через несколько минут появился и открыл перед машиной шлагбаум.
- Тис''а това, — произнес солдат.
- Что он сказал? – переспросил Генрих Сару.
- Пожелал тебе удачного полета.
Генрих закинул свой багаж в уже разогревший двигатели «Юнкерс» со швейцарским флагом на борту, пожал руку Саиду, поцеловал Сару, и не оглядываясь поднялся на борт. Пора было переключаться на другие, более злободневные дела. Самолет повилял рулем поворота и элеронами, и неспешно порулил к взлетной полосе, где притормозив, стал набирать обороты на двигателях. Потом летчик снял ноги с педалей тормозов, самолет пробежал по полосе и взмыл в небо. Полет домой начался. Он прошел так же удачно, как и путешествие на библейскую землю и закончился в Берне, где у трапа его уже встречал барон Вильгельм фон Штраубе и тетушка Анна. Генрих вручил барону папку с документами и по военному в шутливой форме доложил о выполненном задании. Барон распахнул дверь автомобиля, семейство расселось по местам, и машина тронулась к дому.
- Ну как там, красиво? Как вообще обстановка?
- Вы знаете, дядюшка, я и сам толком не понял, что там происходит. Отдохнул, и на том спасибо. А виды страны я покажу вам, если успею проявить пленку и сделать фотографии до своего отъезда, медлить с которым не собираюсь. Так что, скорей всего я вам все покажу, когда вернусь. По большому счету – ничего особенного, скалистая пустыня.

Всегда, когда рисуешь в своем воображении будущее путешествие, все складывается не так, как ожидаешь. Представляется интерьер уютного купе, милые и добрые попутчики, а еще лучше их полное отсутствие, спокойное и тихое уединение наедине со своими мыслями или с томиком не слишком объемного романа из жизни французского двора. Двое суток ничего неделанья в купе первого класса для некурящих. Вполне достаточно времени, как для чтения, так и для построения планов, которыми обычно смешат Бога.
Попутчики менялись на каждой остановке. Первым соседом Генриха оказался гауптштурмфюрер СС в черной форме и с тривиальным именем Ганс и трудно произносимой и запоминающейся фамилией, то ли Шикльштайгер, то ли Шпигшельшикель. Ехал СС-овец в какой-то концлагерь на польской территории недалеко от Франкфурта-на Одере и до тех пор, пока не вышел, успел вымотать Генриху душу своими наставлениями совсем не укладывающимися в общечеловеческую мораль и личную гигиену. Гаптурмштфюрер лютой ненавистью ненавидел евреев и ехал на замену своему коллеге, вынужденному лечь на больничную койку по причине обострившихся камней в желчных протоках. По словам Ганса, с печенью у предшественника тоже все обстояло не очень хорошо – он пожелтел как звезды Давида, которые он пришивал на робы еврейского контингента лагеря, и скорее всего вдобавок к камням в теле был сражен еще желтухой неизвестной природы. Желтуху на начальника лагеря, по разумению соседа по купе, наслал не кто иной, как раввин-каббалист, личность которого гауптшурмфюреру и предстояло выяснить с помощью оперативных мероприятий. Ну а потом, скорее всего придется возглавить лагерь, ибо по разумению Ганса выглядит предшественник по описанию настолько худо, что вряд ли поднимется с больничной койки.
- Лично меня, так никакая зараза не возьмет, — хвастался СС-овец откупоривая коньяк, извлекая из походного несессера вслед за серебряными рюмочками и разливая по ним коньяк. – Я заговоренный, могу хоть с прокаженной переспать, и мне ничего не будет, хоть с холерной какой-нибудь, или вообще с какой-нибудь чумной.
- Хайль Гитлер, — поднял рюмку СС-овец.
- Хайль, ответил Генрих, выпил и поставил рюмку на стол. Извините меня, гауптшурмфюрер, я не очень хорошо себя чувствую, так что не смогу составить вам компанию. Я немного посплю, — объяснил Генрих и, отвернувшись к стенке, задремал.

До Варшавы попутчиков не было. Лишь там, в купе Генриха подсел православный священник. Он не представлялся, не пытался знакомиться и не задавал лишних вопросов, хотя было понятно, что распознал в попутчике православную душу. Он тихо вышел ночью, где то под Бьялой Подляской, где скорей всего у него имелась небольшая церквушка с таким же небольшим православным приходом. До Баранович, где в купе к Генриху должна была подсесть Стефания, он ехал в одиночестве. По обе стороны железнодорожного полотна, лежала разбитая советская и немецкая бронетехника. По откосам в двух местах завалившись на бок, покоились несколько, уже начинающих ржаветь покореженных паровозов. Да и вообще вся дорога, проходящая по русской территории, в отличие от польской, вызывала тоску и уныние.

Генрих спрыгнул с подножки вагона, когда уже начало светать. Он тут же оказался в объятиях Стефании, которая стояла на перроне рядом с небольшим желтым чемоданчиком. — От тебя пахнет другой женщиной, — произнесла Стефания и слегка отстранилась от Генриха.
- А чем еще от меня пахнет? – улыбнулся Генрих, слегка насторожившись прозорливости Стефании.
- Трудно сказать, — ответила девушка, — какими-то приятными далекими запахами, которые мне никогда не ощутить. Я бы сказала ароматом дальних странствий.
- Мне тоже нравится, твой флер, ответил Генрих, вдыхая аромат ее волос и слегка подпихивая к входу в вагон, кондуктор которого уже с небольшой тревогой поглядывал на часы, волнуясь за курящих на перроне немецких офицеров и другую публику, прогуливающуюся рядом.

В купе Генрих и Стефания обнялись и молча стали смотреть в окно, любуясь восходящим солнцем. Говорить не хотелось. По молчаливому согласию они решили перенести все разговоры на более поздний срок, а сейчас просто посидеть рядом и помолчать, в полной мере насладившись теплотой своих рук и биением сердец.

Пейзаж был внезапно нарушен советским штурмовиком ИЛ-2, возвращающимся из-за линии фронта и атакующими его двумя немецкими «Мессершмиттами 109». Никаких шансов на спасение у пилотов ИЛ-2 не было. Немецкие самолеты явно превосходили по скорости советский борт, к тому же двигатель самолета дымил, а сидевший сзади борт- стрелок был, скорее всего, ранен или убит. Во всяком случае, его пулемет, как и он сам, не подавал никаких признаков жизни.

Ох уж это ни с чем несравнимое русское геройство. Пилот поступил так, как поступали многие его коллеги в военные годы, и о чем часто упоминалось во фронтовой и центральной прессе. Убедившись, что его товарищ убит, пилот выкинулся с парашютом наружу, причем направив горящую машину прямо в паровоз тянущий состав Генриха. Он лишь успел отметить тот факт, а может это просто ему показалось, что немецкие пилоты отдали болтающемуся на лямках пилоту честь и улетели к своему аэродрому, хотя вполне могли бы расстрелять советского летчика из своих крупнокалиберных пушек.

Генрих еще сильней прижал к себе Стефанию и пересел на то кресло, которое стояло спиной по ходу движения поезда. В следующий миг они понеслись под откос.

Шырвинтъ*: Давай Антон, указывай.

Шырвинтъ*: это такой специальный квестовый стиль. типа Индианы Джонс и Кода да Винчи.
Спасибо за замечания. вышлю их редакторше. пусть у нее голова болит.

Шырвинтъ*: будешь ебать и принюхиваться. в остальном — страха нет.

Шырвинтъ*: у нас в бсср негритянок нет, сайтов для знакомств тоже нет и вообще нихуя нет.

Шырвинтъ*: бля