Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Второе пришествиеВторое пришествиеАвтор: xxx3x Эдельвейс Зохарович Мошкен проснулся. Но глаза сразу открывать побоялся.В затылок Эдельвейса Зохаровича вкручивался без наркоза тупой коловорот оглушительного клёкота, и грозовое зудение воздуха шевелило каждый волосок на теле несчастного. «Это орёл … прилетел клевать мою печень!» - в ужасе подумал Мошкен. – «Нет, это ты вчера легенд древней Греции перечитал на ночь! Приснится же…» - заботливо подсказал ангел-хранитель его психического здоровья. И тут Мошкен открыл глаза. Кровожадной птицы, конечно же, не было, но клёкот и гнетущее дрожание воздуха не прекратились. Мелко дребезжали стёкла. Дрожали даже стены. Кроме всего, в окно лилось неестественно яркое, белое солнце. Эдельвейс Зохарович болезненно зажмурился – смотреть было просто физически больно. Клёкот медленно проплыл над головой любителя древнегреческих мифов и повис где-то за окном, посреди двора. Мошкен вскочил с постели и, прикрывая глаза рукой, осторожно высунулся на балкон. Первое, что он увидел, была узнаваемая огромная тень вертолёта посреди просторного двора на четыре многоэтажки. Сам вертолёт сердито рокотал где-то выше, куда посмотреть не позволял мощный поток фотонов, сминающий глазные яблоки. Сверху прозвучал громоподобный глас божий, тут же затухающим эхом четырежды отражённый стенами четырёх домов: «Приказываю всем отойти от окон! Повторяю: приказываю всем отойти от окон! Повторяю в последний раз: приказываю всем отойти от окон!» – и после короткой паузы. - «Ещё раз повторяю: приказываю всем отойти от окон!» Пятясь в комнату, законопослушный Мошкен успел окинуть взглядом нижние этажи противоположного дома и увидел, как на первом этаже закрывается, испуганно захлопывается окно. Вертолёт сердито поворчал и смолк. «Сел во дворе!» - догадался Эдельвейс Зохарович. – «Зачем? Учения? Президент прилетел?» Но додумать Мошкен не успел. Ибо тишины не наступило. Из-за его спины, очень низко, казалось, над головой, снова в сторону двора пророкотала ещё одна гигантская стрекоза. И проплыла дальше. И ещё одна. И ещё. И ещё! И ещё! «Что ещё и премьер прилетел? И другие … официальные лица? Зачем?» «Проверять готовность к отопительному сезону!» - тут же ехидно подсказал ангел-хранитель. Было страшно интересно, что это за вертолёты, кто же это прилетел и зачем. То есть было и интересно и страшно. Любопытство победило страх - Мошкен на четвереньках выполз на балкон и осторожно, опасаясь снайперского выстрела, высунулся из-за ограждения, щуря глаза от ослепительного освещения. «Как на театральной сцене! Когда я вылез к Маркову за автографом» - всплыло в мозгу Эдельвейса Зохаровича давно забытое. Посреди двора, занимая добрую его четверть, до уровня пятого этажа противоположного дома высился гигантский невообразимых размеров – ничуть не меньше недавней тени - чёрный вертолёт с грустно обвисшими до земли жёлтыми винтами. Из вертолёта выбегали люди в черных с золотыми полосами комбинезонах, похожих на скафандры, с чёрно-золотыми полосатыми арбузами вместо голов. Они разбежались по двору, волоча за собой толстые золотистые гофрированные трубы, тянущиеся из-под брюха вертолёта. Остановились – каждый на назначенном ему месте - и, повинуясь невидимому командиру, начали заливать двор густыми белыми клубами дыма. «А это у них химзащита!» - снова догадался провидец Мошкен.- «Но зачем они это делают?» - спросил Мошкен-естествоиспытатель, бесстрашно подглядывающий за невообразимыми манипуляциями марсиан. «Видимо, борются со свинячьим гриппом!» - не ко времени подхихикнул ангел и, уловив слово «марсиане», глупо поиздевался над своим охраняемым. - «Гуманитарная помощь с Марса!» Но тут сарказм и показная храбрость Мошкена испарились, как плевок с раскаленной плиты, ангел-хранитель спрятался в левую пятку. Во дворе были люди! Кроме чудных ряженых чёрных марсиан, во дворе были люди! Обычные человеческие люди! Несколько детей. И несколько взрослых, в основном женщин - наверное, выгуливали во дворе своих чад. И этих детей! – и взрослых – заливали белым дымом бесчеловечные слуги Сатаны в чёрно-жёлтых балахонах! А люди обречённо стояли не в силах пошевелиться. И белые клубы быстро поглощали их, скрывали их от глаз Мошкена. Эдельвейс Зохарович вскочил, не помня себя. - Что вы делаете, сволочи?! – думая, что кричит во весь голос, простонал он сквозь слёзы, сжимая кулаки. Но его услышали. Видимо, услышали. Потому что свечение воздуха сделалось нестерпимым, Мошкену словно в глаза ткнули пальцами. Он изо всех сил зажмурил глаза и запечатал их кулаками. Но свечение обрело адский жар и грубую физическую мощь, огнедышащим толчком вышвырнуло оно Эдельвейса Зохаровича с балкона и бросило на пол комнаты сквозь открытую балконную дверь. Которую Мошкен тут же, преодолев сопротивление ада, и закрыл, подчиняясь инстинкту самосохранения, иначе именуемому - страхом. Лёжа на полу, Эдельвейс Зохарович с ужасом наблюдал, как геена огненная кровожадно бьется в окно, пытаясь добраться до него. Но через несколько мгновений по балкону заклубился белый ужасный дым, оттеняемый красным заревом. Захотелось заснуть и не просыпаться. Уже сквозь закрывающиеся веки Мошкен, увидел на стекле, как на белом экране, спроектированные из неизвестного места три несчастных лица в красных сполохах – женское и два детских. По их кричащим губам явственно читалось «Помогите! Помогите! Помогите!». *** Эдельвейс Зохарович Мошкен проснулся на полу сильно помятый, с гудящей головой и с резью в воспалённых глазах. - Эдельвейс Зохарович, ну, нельзя же так напиваться! Ты же допьёшься до белой горячки и умрёшь в муках! – жена, понятно, была не в восторге от состояния и антиобщественного поведения супруга. - Да, я и не пью… вообще… то… - попытался возразить потенциальный покойник. - И не возражай! Ты допьёшься до белой горячки и умрёшь в муках! Мошкен встал, продирая глаза и борясь с невнятным чувством вины перед кем-то. Поглядел в окно … В окно лилось неестественно яркое, белое солнце. Эдельвейс Зохарович вспомнил - в ужасе выскочил на балкон, готовый кинуться с седьмого этажа головой вниз от ожидаемой картины. Двор был таким, как всегда. Гуляли мамочки с колясками, в песочнице строили замки дети. Сидели на скамейках пенсионеры со свежими газетами. Зеленели газоны и кусты акаций. И с неба во весь рот улыбалось полуденное солнце. Было тихо и чисто. Хотелось там гулять. «Я схожу с ума!» - с тоской подумал Мошкен. – «Видимо, я и в самом деле слишком много пью!» «Да, все бы так пили!» - вступился за хозяина внутренний собеседник и защитник. Мошкен быстро оделся, не глядя в зеркало, причесался и выскочил за дверь. - Эдельвейс Зохарович, ты куда? – требовательно просвистело сзади, но грозный вопрос Эдельвейса Зохаровича не остановил, он быстро пешком спускался по лестнице. На первом этаже на топот его шагов приоткрылась дверь: - Эдик, иди сюда! - известный всем своей пьяной липкой приветливостью сосед алкоголик. - Петрович, да я не пью, как ты помнишь! И денег у меня с собой нет! - Тихо! Тихо! Тихо! Давай сюда! – Петрович высунулся наполовину из приоткрытой двери и, крепко прихватив Эдельвейса Зохаровича за рукав, втащил в квартиру. - Тихо! – прошипел похититель, приложив палец к устам, и захлопнул дверь, успев быстро зыркнут в глазок. - Тихо! Петрович быстро, но тщательно запер дверь. Сначала на ключ, потом на защёлку и наконец – на цепочку. И медленно обернулся. - Эдик, ты понимаешь, что происходит?! – на Эдельвейса Зохаровича смотрели несчастные глаза неопохмелённого пьяницы. – Ты понимаешь, что произошло?! - А что произошло? – удивился Мошкен, с тоской подумав, что сосед сейчас долго и нудно будет излагать какую-нибудь удивительную и невероятную историю, а в эпилоге начнёт клянчить денег. - Никого из людей не осталось! Только я и ты! Ну, может, ещё несколько человек! - Петрович, денег у меня нет! - Да, отстань ты со своими деньгами, бестолочь! - болезненно сморщился Петрович! – Ты слушай, что я тебе говорю! Во всём доме не осталось настоящих людей! А вероятнее всего и во всём городе! Про большее думать не хочется. Страшно. Тебе я это сказать могу, я знаю, ты настоящий человек. - Но денег у меня всё-равно нет! – на всякий случай повторил Мошкен. И с тоской подумал. - «Допился Петрович!» - судорожно соображая, как бы ему побыстрее улизнуть отсюда без ущерба для здоровья. - Вертолёты вчера видел? Дыхание у Эдельвейса Зохаровича остановилось, виски словно покрылись инеем, а лицо вспыхнуло. - Видел! – прохрипел он, сглотнув слюну. – «Может быть, я тоже допился и сошёл с ума?» «Ну, если допиться компанией ещё можно, то сойти с ума вряд ли! Каждый по-своему с ума сходит!» - услужливо подставил локоть ангел-хранитель. - А осьминогов с тремя ногами, с тремя руками видел? - Ну, это тогда - «шестиногов»! - Не умничай! Не суть! Видел? - Петрович, видел! Видел вертолет! Чёрных людей в химзащите! Дуногих-двуруких! Кажется… Белый дым! Они людей им заливали! Зачем! - Я думаю, затем, Эдик, чтобы всё захватить! - Да, ерунда! Кто? Кто хочет всё захватить? - Эдельвейс Зохарович был не в силах поверить фантастической версии происходящего. - Вот, этого я тебе сказать не могу… - загадочно произнёс Петрович и поспешно пояснил «почему» на недоумённый взгляд Мошкена - Не знаю! Но думаю, что это не добрые люди…силы! Вот ты живёшь в своей скорлупке-квартирке, никого и ничего не знаешь, кроме работы, а я ведь со всем домом общался. Я ж ведь во дворе посидеть люблю. Любил… Да, пусть с бутылочкой! Но я ведь каждую собаку здесь знаю! И вот за последний месяц назад куча народу пропала! - Как пропала? Куда? – изумился Эдельвейс Зохарович. - Да, тихо – без шума и пыли, как говорит наш любимый шеф! Да, по разговорам по-разному! Кто-то якобы разменялся, кто-то якобы уехал-переехал, кто-то умер, а кто-то вообще растворился в неизвестном направлении. Но я думаю, что всё это было искусно подстроено! Сам подумай, может ли такое быть! Например, Гольдбергов в Израиль позвали. Якобы. Да были они уже в этом Израиле, со всеми пересобачились и назад вернулись! Хорошо квартиру догадались не продавать, а племяннику оставили. Я ж с Зямкой обо всём этом говорил. Ну, это ладно. А Онищенков вообще якобы в Америку пригласили! Какой-то родной дядька! У них дядька во время войны без вести пропал. А тут через сто лет объявился. Якобы в Америке оказался, стал там мультимиллионером. И что он их ещё сто лет назад не нашёл? Они ж – пять поколений почитай – в нашем городе живут безвылазно! Боялся? Ерунда! Кто сейчас чего боится?! А чего тогда вдруг бояться перестал?! Многие – да, чуть ли не все! - вдруг сорвались и куда-то укатили… Испарились с глаз! В общем сам должен понять – чУдно всё это. А отец Георгий, - ведь водки в рот не брал! - а представляешь, допился, говорят, до белой горячки и умер … - … в муках… - грустно добавил Эдельвейс Зохарович. - Почему в муках? – удивился доморощенный Стивен Кинг. - Просто – умер и всё! Ну, и ещё могу рассказать про многих… Но всё это по слухам, по шёпотам каким-то, по пересказам… Завещания какие-то! А людей нет! - И что в нашем доме сейчас вообще никого из людей… из старых не осталось? - Из старых никого назвать не вспомню. А новые появились. Но какие-то неживые. Как роботы. Посмотришь - рыбьи головы! - Да, что люди! – в отчаянии простонал Петрович. – Иди сюда! – И он потащил ватного Мошкена на кухню. - Гляди! – Петрович открыл холодильник, вынул два куриных яйца, взял плохо вымытую миску с утятами и разбил в неё яйца. – Гляди! На желток гляди! - Ну, что? – нетерпеливо уставился в миску Эдельвейс Зохарович. - Желтки, как желтки. - Да погоди маленько! – Петрович подышал в миску согревая куриные яйцеклетки своим горячим дыханием. – Гляди! Когда он убрал миску от лица, там было уже три желтка. - Да, но… - начал сомневаться Мошкен. - Гляди-гляди дальше! А дальше на их глазах желтки начали непонятным образом делиться – пять желтков, через минуту - девять, потом - семнадцать… белок начал переливаться через край миски. - Петрович, убегает! Что делать! - Разделять надо! – закричал Петрович. И тут Мошкен заметил на нечистом столе три стакана с желтками и две чашки. – Ай, больше посуды нет! На, держи! Мошкен малодушно спрятал руки за спину. - Давай включу плиту! – засуетился Эдельвейс Зохарович, думая между делом, что такую яичницу есть он не станет. Но яичницы не получилось. На сковороде глазунья обернулась красно-кровавой кипящей массой. - А я тебе говорил! Уже не только люди – мир другой! – с беспощадным торжеством произнёс Люцифер Петрович. - Что это за фокус? – борясь с тошнотой, выдавил из себя слова Мошкин, стараясь не глядеть на сковородку. - Надо говорить «престидижитация»! Мошкен подскочил на месте, как ужаленый. Посреди коридора стояла жена Эдельвейса Зохаровича. - Эдельвейс Зохарович, я же тебя предупреждала, что ты же допьёшься до белой горячки и умрёшь в муках! - Рыбья морда… - задумчиво произнёс Петрович. - Надо говорить «лицо»! - Кто это? – испугался только теперь Петрович, ощупывая в кармане ключи. - Это …моя жена. – с вопросительной интонацией сказал Эдельвейс Зохарович. - А ведь у тебя жены никогда не было, Эдик. – процедил сквозь зубы Петрович. Схватил со стола книгу, служащую подставкой под кастрюли и, выставив её перед собой вроде Библии, прохрипел густым басом – Изыди, Сатана! - И ты, Владимир Петрович, допьёшься до белой горячки и умрёшь в муках! Вы вместе допьётесь до белой горячки и вместе умрёте в муках! На заляпанной обложке едва читалось «Смерть Агасфера»… xxx3x Теги:
1 Комментарии
#0 13:00 13-11-2009ПОРК & SonЪ
С рубрекой (с почином) Молодетс хуле. Здоровско. Фигасе, поджопник Стругацким! гы-гыг! Зачооот, однозначно С удовольствием прачол. Но денег у меня всё-равно нет! чуть не пропустил гыыы Да, хорошо получилось! Еше свежачок *
Занесли тут намедни в сарай души По ошибке цветные карандаши. Рисовал я дворец, и царя в заре, Пил, курил, а под утро сарай сгорел... Шут гороховый, - скажете? Спору нет. Вскормлен дух мой пшеницей на спорынье, Ядом кубомедузы в морях креплён, И Юпитер оплакал меня, и клён.... я бреду вдоль платформы, столичный вокзал,
умоляя Создателя лишь об одном, чтобы он красоту мне в толпе показал. нет её. мне навстречу то гоблин, то гном. красота недоступным скрутилась руном… мой вагон. отчего же так блекла толпа? или, люди проспали свою красоту?... В заваленной хламом кладовке,
Нелепо уйдя в никуда, В надетой на шею верёвке Болтался учитель труда. Евгений Петрович Опрятин. Остались супруга и дочь. Всегда позитивен, опрятен. Хотя и дерябнуть не прочь. Висит в полуметре от пола.... Синее в оранжевое - можно
Красное же в синее - никак Я рисую крайне осторожно, Контуром рисую, некий знак Чёрное и белое - контрастно Жёлтое - разит всё наповал Одухотворёние - прекрасно! Красное и чёрное - финал Праздник новогодний затуманит Тысячами ёлок и свечей Денег не предвидится в кармане, Ежели, допустим, ты ничей Скромно написал я стол накрытый, Резкими мазками - шифоньер, Кактус на комоде весь небритый Скудный, и тревожный интерьер Чт... Любовь моя, давно уже
Сидит у бара, в лаунже, Весьма электризована, Ответила на зов она. Я в номере, во сне ещё, Пока закат краснеющий, Над башнями режимными, Со спущенной пружиною, Вот-вот туда укроется, Где небеса в сукровице.... |