Откровения Откинуть копыта

нужно быть готовым каждую минуту. И поэтому, если ты не считаешь себя последним насекомым на которое тут всем похеръ, то нужно позаботиться о том чтобы весть о твоей кончине немедленно достигла сознания дорогих тебе товарищей. Может им захочется стакашек хлебушком накрыть рядом с компом и не чокаясь опрокинуть сотку подмигнув твоему еблу в профайле, украшенному косой черной ленточкой, пока твоя душа еще не отлетела в полеженные ей кущи.

Лично я думаю, что нужно оставить в профайле почту своего доверенного лица (мамы, бабы, сына, например) чтобы они рассказали миру, как ты отдуплился.

Короче — нужно всем об этом позаботиться. Время сейчас такое, что народ скоро начнет косить неподецки, так что предлагаю подумать над этим вопросом.

я считаю что мне уже похуй будет, захотят друзья накрыть стакашек у компа или незахотят, паэтому небеду озадачиваться распространением вести о собственной кончине(слово то какое — кончина!!!) впринципе…

Личка на градусе. Оптоволокно на тот свет.

ну, или например телефон оставить. вот например — нет давно человека. раз. все спохватились. а где он? а хуй его знает. раз — позвонили детям его. живой папа (мама)? ага. ну и нормально.

Вовасик, это потому что эгоист хуев. только о себе и думаешь.

Вовасик. Тема не в том как тебе будет. Тема в том как людям будет и насколько в твою карму будет внесен вердик — "Пидарас. Слился с концами".
Вот например Рыкъ. Слился в один прекрасный день. И все. Даже старичок Цапфанов разок заходил Яблю по головке погладить. Потому что он правильный.

эээээ… ну этто кагбе с одной стороны — правда Ваша.а сдругой стороны, узнают поцоны, путем какойнить хитрой оповещщялки што дупля йа таки врезал и скажут:«Эх, Вавася, как был ты фраером всю жысть, так и воткнул как фраер дешовый, оповещщалку вон придумал, не мог по-пацански тихо зачехлиться, без суеты и метаний...»и еще — нормальные друзья по-любому первые узнают, а всякому говну.я полагаю.и знать это никчему… помер Аким- да и хуй с ним…

правильная тема

Рык в Африке. Там вообще пиздец. Там есть очеро Чад, куда срут носороги, негры тоже туда срут, пьют оттуда воду и хоронят своих. Там несложно с ума сойти. Рыкъ вроде туда уехал. Я его не осуждаю.

надо конечно в завещании прописывать почтовый адрес или админку, куда родственники или адвокат, у кого есть, отпишут.
типа там «алкей всё. сицилия. море. медузы»
самосознание покойника должно быть высоко

да похую когда
вспомнят если
и ветер по верхушкам сосен
и круги по стылой воде

Вовасик, суть в том, чтобы люди пораньшу узнали, что ты зачехлился. До 40 дней. Чтобы с Того свету, ты мог еще удаленным комментом им чего то пиздануть. А то если позже — так и ответить не сможешь уже. примерно так думаю.

Когда я отдуплюсь — сюда придёт безутешная Няня МС, и всем поведает о моей кончине.
Папугай скажет «Сдохла прастетутга!», а Мурмелон, вероятно, заплачет. Мне будет приятно.

это надо если такая мысль, попросить кого-нибудь из близких что ли, ну если считаешь что надо оповестить население интернета о своей безвременной и скоропостижной, пароли адреса оставить в конверте «открыть после смерти», ну там пару пометок.

тут конечно Редакция тоже должна руку на слабеющий пульс положить.
типа видно что такой-то персонаж дорог Ресурсу, так отвести его в сторонку и попросить заполнить анкетку-некролог. мол нам важно будет знать когда вы, батенька, ласты поклеете. укажите контактный телефон.
ну а уж если видно что человек слабеет, то особенно его опросить на этот предмет

картинку што ли захуйярить

апять-же, Шы, кого в пример приводить… ты — это Ты, дупленешь — для меня утрата будет.яжэ довольно трезво смотрю на вещщи, и понимаю что мое отсутствие врятли заметит более одного-двух человек, да и те назавтра забудут как звали…

если тихо увядать — это одно дело. можно и самому написать — мол пиздец скорый мне корячится. а если скоропостижно — надо думать.

Вовасик, я торжественно обещаю оплакать ваше мёртвое тело, и подключю к этому максимум людей. А вот Чёрного куба оплакивать нибуду. Я его ваще низнаю.

Вовасик, вот только не надо, если ты оградкой обрастешь мне тоже будет горько. Горечь — ведь ее не измерить количественно.

вот, есле тихо и долго загибаться — то да… можно дневники с того света передавать… мол севодня пошол коричневыми пятнами, отпали ногти на руках и обнажили коричневую гниющщую плоть.пахнет дурно…

А вот если Шы преставится — я смогу немношко подзаработать на продаже его книшки с автографом. Разумеется, очень при этом скорбя

вот мне, например совершенно пофиг на тупую пизду castingbyme.
а другие дОроги.
давайте сведем тред к тому кто тебе недОрог.

Ну вот Лида впринципе мысль мою поттвердила… За кемто и поплачут по-людски с горечью, а закемто и несразу поймут о ком речь…

вопрос от православного буддиста

ох бля!!! я веть тоже смогу подзаработать на кончине Шы!!!

ааааа!!! йобано!!! назовите синоним слова кончина, уместный в данном контегсте, пожалуйста????? нимагу больше ево произносить.

Мне совершено безразличен Лёня каспер СОКОЛ НЕНАГЛЯДНЫЙ и ёбнутый. А так же Ректальный Гитлер. Их я не стану оплакивать и скидываться рублями на венок.

Вовасик штоле в банке спермы работает? гг

интересно мою кончину еще возьмут в банк спермы? я тоже хочу на себе подзаработать.

Кончину можно заменить на вежливое «отдупление»

А на моей кончине как-то можно подзаработать?

когда (не скоро) к Мамо придет судьба-злодейка с небритым лицом посланника смерти, то я припаду к пяди родной русской земли на полдня, а еще полдня буду декламировать вслух по памяти тексты осиротившей нас. так будет выглядеть и звучать последняя эпитафия любви

из вашей кончины, любезная мамо, мы сделаем праздник и шоу

будет корабль, дирижабль и канкан

Мурмелон, давайте дружить и крепить наш союз? Я не боюсь признаться публично что вы волнуете моё воображение и точку Джы.

на всякий случай — щас хуйну сюда первую главу из нового романа.

когда распадется на запчасти ЙП, то должны зазвонить все телефоны в мире. рингтонами Димы Билана, конечно

Александр, не забудьте про блэк-джэк и шлюх. Я их при жизни очень, очень любила.

разумеется платный вход и, соответственно, прибыль

Немношко прибыли отдайте моему сыну-сироте. Он купит на них дошираков и бородинского хлебца.

Однажды, Мама Стифлера захотела мой конец.
— кончина? — думала она
— Как бы не отдуплилась, — подумал я
— Может в трусы? — думала она
— В дупло? — думал я
Ответ снизашел сам собой:
— в банк!!!

Мамо, я согласный вас обожать и вожлелеть, алкать и тетюшкать

на моих поминках пожалуйста пляски организуйте задорные и песнопения

1
1 мая 1942 г. Берлин.
Профессор Кляйн оторвался от пола, перевалился через перила, и в тот же момент мир навсегда перестал существовать для него как совокупность ощущений. Волею обстоятельств внизу оказалась только молодая аспирантка кафедры германистики, возвращавшаяся из библиотеки, которая, не проронив ни звука, тут же потеряла сознание. Череп несчастного раскололся, забрызгав кровью не только стены холла, но и стройные ноги, затянутые в контрабандные американские чулки нежного телесного цвета. Казалось, что подслеповатый профессор созерцает носки собственных до блеска начищенных туфель, как бы удивляясь скоротечности своего земного пути. Впрочем, позднее, на вскрытии, выяснилось, что умер профессор ещё до того, как его бренное тело коснулось холодного бетона.
Оперативники из гестапо, опросили всех возможных свидетелей, санитары погрузили тело на носилки, уборщицы быстро прошлись мокрыми тряпками по университетскому фойе. И ни у кого не возникло даже тени сомнения в личных мотивах события: рядовое самоубийство, не такой уж редкий случай в среде сопливой интеллигенции, так и не сумевшей толком вписаться в великие планы Третьего рейха.
Фойе постепенно опустело, и через час уже ничто не напоминало об этой странной и быстрой трагедии.
***
Тремя часами ранее
- …вот такой короткоголовый, в отличие от долихокефалов; поперечник черепа равен 4/5 его длины и даже больше. Череп, значительно развитый по передне-заднему диаметру сравнительно с поперечным. Именно такая голова с малым затылком встречается у славян, турок, не говоря уже о евреях и цыганах, чаще, чем у титульных европейских наций.
Старенький профессор Берлинского института антропологии Хельмут Кляйн, продемонстрировал аудитории череп и отложил его на стол рядом с другими, недавно представленными экспонатами. Образцы были свежими. Для того чтобы это почувствовать, профессору хватило опытного взгляда и прикосновения к материалу. За долгие годы работы Хельмут Кляйн с почти стопроцентной точностью мог определить возраст обладателя останков, его пол и расовую принадлежность. Порой профессору казалось, что он мог даже читать мысли, витавшие под темечком какого-нибудь австралопитека или древнего земляка – неандертальца, откопанного не так давно на его родине под Дюссельдорфом.
И вот сейчас, прогнав от себя наваждение, навеянное мимолетной мыслью о недавней и неестественной кончине обладателя черепа, профессор налил себе в стакан воды из запотевшего графина и слегка дрожащей рукой, поднес его ко рту. Пытаясь не выдать волнение, Кляйн выпил воду и кивнул на образцы помощнику, чтобы тот немедленно куда-нибудь подальше убрал их со стола. Не хватало еще на треморе проколоться, подумал профессор. Он натужно улыбнулся, дав понять слушателям, что его речь закончена.
Лекция проходила в открытом режиме, и аудитория состояла не только из офицеров СС и их коллег из службы безопасности, но и из аспирантов кафедры архелогии, а также знакомых по преподавательской работе. Как и все увлеченные наукой люди, Кляйн старался не отягощать свое мировоззрение политикой, с головой погружаясь в работу и радуясь постоянно возрастающему финансированию, о котором еще лет десять назад невозможно было и мечтать. Поэтому профессор с недавних пор перестал взвешивать морально-этическую и научную составляющие своей работы. Да и под дурачка замаскироваться никогда не поздно и даже нужно, если тебе уже за семьдесят. Уж извините, господа, я буду делать свою работу, а как ее результаты использует пропаганда Геббельса – не моя забота, однажды решил для себя Кляйн.
С тех пор, как в 1935 году личным указом рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера была образована организация Аненербе, лабораторию профессора Кляйна в числе первых включили в ее состав. Изначально организация называлась «Studiengesellschaft fuer Geistesurgeschichte Deutsches Ahnenerbe» — “Общество изучения древненемецкой истории, идеологии и наследия немецких предков”. Смысловая нагрузка названия и смена покровителя не вызывали в душе у профессора особых эмоций. Как хотите называйтесь, лишь бы работать не мешали, полагал Хельмут Кляйн, но когда вокруг него все чаще стали суетится далекие от науки люди в форме СС, профессор запаниковал.
Работники спецслужб вызывали у Кляйна неприятные ощущения; появлялся холод в области солнечного сплетения и зуд в районе пятого шейного позвонка. Особенно в те моменты, когда беседы с новыми кураторами были долгими и велись в режиме тет-а-тет. Терпеть на себе пронизывающие и будто призывающие к покаянию, взгляды гестаповцев, было для профессора тяжелым испытанием. Казалось, что в его голове хотят просверлить дырку, достать оттуда мозги, разложить их по полочкам, просушить и вернуть назад, купируя лишнее.
Устранить проблему профессору помог его приятель по научному делу молодой русский ученый Василий Бекетов, с которым они случайно встретились в кафе на одной из улочек в центре Берлина. В отличие от Кляйна, имевшего дело с отжившей свое материей, Бекетов занимался изучением живых организмов. Он был биологом, экспериментировал с мухами дрозофилами, внося фундаментальную лепту в новую науку под названием генетика, проклятую у него дома в СССР. Приглашенный по рекомендации чуть ли не самого Семашко в научное Общество кайзера Вильгельма в 1937 году, Бекетов приехал в Германию, где надолго и остался, невзирая на настойчивые просьбы своего правительства вернуться назад. Добрые люди намекнули ученому, что по прибытию домой у Василия будет время дойти только до ближайшей стенки, а потому как такие короткие прогулки не входили в планы молодого ученого, да и работы незаконченной было невпроворот, с отъездом он решил повременить.
Получив ярлык «врага народа» у себя на родине, Бекетов продолжил научную деятельность в Берлине в качестве интернированного иностранца. Первое время, вспоминая участь Троцкого, ученый ждал возмездия. Верил в мстительность и длинные руки советских спецслужб, но потом успокоился, решив, что о нем забыли, или вообще плюнули. Плюнули, как на самого Василия, так и на его никчемную науку.
Врядли, конечно, можно предположить, что советская разведка навсегда выпустила из поля зрения своего невозвращенца. Быть может, так – заморозила на время, решив использовать в дальнейшем в своей игре. А может, как и гестапо, пришла к выводу, что Бекетов блаженный, не представляющий опасности для обеих сторон, фигурант. С этим действительно трудно было спорить. Достаточно было увидеть, как русский ученый питается в домашней обстановке. Василий ставил на плиту кастрюлю с водой, кидал туда любые попадающиеся под руку продукты, варил и ел, убеждая очевидцев, что в желудке все равно все перемешается.
***
10 апреля 1942. Берлин.
- Здравствуйте, уважаемый коллега, — театрально распахнув объятия, поприветствовал Бекетов профессора Кляйна, — отчего вы так печальны в такой чудесный вечер? Не составите компанию? – Василий настойчиво увлек профессора за свой столик с едва початым бокалом темного пива.
- Здравствуйте, дорогой Базиль, — пожимая руку и присаживаясь рядом, ответил профессор.
- Вы какое предпочитаете? Светлое? Темное? – предположил Бекетов.
- Нет, спасибо, я, пожалуй, ограничусь чашечкой кофе. Чашку кофе, — скомандовал профессор подошедшему официанту.
- Ну, как поживают ваши дрозофилы, господин Бекетов? – полюбопытствовал Кляйн.
- Все в порядке, сударь. Размножаются и видоизменяются, как им и положено, — пошутил Василий, — да бог с ними, с мухами, вас-то что так тревожит? Я же вижу.
- Да понимаете ли, Базиль, как вам лучше объяснить… У вас никогда не бывает такого ощущения, что если вам смотрят в глаза, у вас начинает ломить, спину или затылок, например, или холод в животе появляется? — сбивчиво объяснил профессор.
- Мне понятно, о чем вы толкуете, профессор, — почему то развеселился Бекетов, и кивнул на офицера в черной униформе, неторопливо продефилировавшего со своей дамой мимо ученых.
- Вы что, ясновидящий? – горько ухмыльнулся профессор. Он отпил глоток кофе, поставил чашку на стол, и слегка помассировал себе затылок. То самое место, которое обычно зудело от СС-овских взглядов. Ну вот, не хватало еще, чтобы мне теперь кости ломало от того, когда они мимо проходят, подумал профессор, но высказывать свою мысль вслух не стал.
- Нет, мне и нормального видения хватает, чтобы, понять суть проблемы. Да и ерунда – ясновидение это. Новомодная штучка. Все предельно ясно, профессор, просто вам нужно научиться смотреть на них их же взглядом. Вот так, — Василий продемонстрировал. – Что скажете? Ведь именно такой взгляд, доставляет вам неприятные ощущения? – утвердительно поинтересовался Василий, и нетерпеливо закивал на собеседника подбородком, в ожидании немедленного подтверждения своей мысли.
- Да, пожалуй, соглашусь, — убедительно кивнул Кляйн.
- Ну вот, — радостно стукнул по столу кружкой Бекетов, — я в этом и не сомневался. В общем, так, коллега. Этот неприятный взгляд наводится очень легким способом. Нужно просто смотреть собеседнику не в глаза, а между ними, вот сюда. В одну точку. В межбровье. А еще лучше, чуть выше, вот здесь, — Василий отхлебнул пива и ткнул себя пальцем в лоб, примерно на сантиметр выше сходящихся надбровных дуг.
- Вот, оказывается, как все действительно легко? – удивился профессор, — допустим, как смотреть, я понял. А вот, как научиться противодействовать такому взгляду?
- Это еще проще, — ответил Василий, — бейте врага его же оружием — смотрите на него так же.
- И то верно, — согласился Кляйн, — а как вы думаете, зуд в затылке у меня тоже пройдет?
- Не знаю, — ответил Бекетов, — тут еще и вербальная атака может иметь место. Например, когда собеседник вроде, как и с вами говорит, но свои слова он направляет в точку находящуюся в метре позади вашей головы.
- Для чего все это нужно, герр Бекетов!? И откуда у вас такие познания в несвойственной вам области? – воскликнул профессор.
- Обыкновенная манипуляция сознанием… Вербальный гипноз… Подчинение своей воле… Да, мало ли что еще… Мне об этих штучках давно известно: в начале тридцатых один психиатр итальянец о них рассказал. Мы с ним познакомились в Копенгагене, на семинарах у Нильса Бора. Интересный тип, скажу я вам. Ну, да ладно, не о том речь. О! Кого я вижу! Генрих. — Василий указал на притормозивший неподалеку автомобиль и поспешил закончить разговор с Кляйном. – В общем, практика, профессор, и еще раз практика. Все у вас получится. Я уверен, что в скором времени, зуд в позвонках и холод в груди будут испытывать и ваши собеседники. А это верный шаг к тому, что они оставят вас в покое. Давайте считать, что я вам ничего не говорил, а вы ничего не слышали. Прозит! – Василий оторвал от стола бокал с пивом, пожелав профессору долгих лет.
- Прозит, — в знак согласия, улыбнулся Кляйн, и машинально взмахнул перед кружкой Василия пустой чашечкой из-под кофе.
Из остановившегося напротив кафе мерседеса с открытым верхом вышел высокий крепкий мужчина лет тридцати и, окинув присутствующих ироничным взглядом холодных серых глаз, шутливо козырнул Бекетову.
- Кто этот франт? — вполголоса спросил Кляйн, наклоняясь к собеседнику.
- На ловца и зверь бежит, — интригующе шепнул Бекетов, — этот викинг гораздо больше подкован в вопросах по манипуляции сознанием. Я уверен, профессор, вы почерпнете от него гораздо больше.
- Здравствуйте, господа, — приветствовал их Генрих, присаживаясь на свободный стул. – Судя по вашим лицам, вы тут вовсе не научные проблемы обсуждаете. Или я не прав?
- Отчасти – так, — ответил Бекетов. – Разрешите представить вам моего коллегу. Профессор Кляйн.
Кляйн быстро окинул внимательным взглядом напоминающую античную статую стройную фигуру молодого мужчины. На мгновение ему показалось, что его обаятельная улыбка уж слишком контрастирует с холодом серых глаз. Профессор поежился, и, как обычно, не стал придавать значения своей прогрессирующей паранойе.

Щетаю надо обязать записать в профайле содержание медицинских карт.
Юзер не должен скрывать от общественности наличие в своём организьме гепатита Ц, сифилиса, спида и даже ветрянки, ибо и от неё подохнуть можно.
Каждый юзер должен в обязательном порядке сообщать о своей болезни и оформлять у редакции больничный лист. И суки пусть все градусники себе купят температуры мерять.

да, конечно же блэкджэк.
будет роскошный стол розового сукна, цвета ваших любимых занавесок. справа будет сидет Арлазоров в белом смокинге, слева — Броня в чёрном. Они будут наёбывать в карты убитых горем лошар-поклонников.
Гагарин приведёт много шлюх. В номерах сластолюбцев конечно же будут нахлобучивать клофелином, а то и просто кастетами.
Словом, денег мы поднимем нормально

Мурмелон, канеш, чьмо и казеол, но по такому поводу припаду к землице гдето непоодаль от нево и на срок пожалуй даже больший…

Волчья Ягода понимает. Истинная индуистка. Я тоже хочу, чтоб у меня на проводах веселились и взрывали петарды. Ну и сожгли б на глазах у всех.

Мурмелон, я отказываюсь тетюшкаться без персональных средств защиты. А в остальном очень даже рада. Пишыте мне тоскливыми бессонными ночями на lidaraevskaya@gmail.com, а я буду писать вам в ответ всякие интимные вещи.

Щас вторую главу хуйну. Можно?

а ебать некоторые красивые женские трупы можно будет и хороша ли мазь для бальзамирования в качестве смазки?

Шырвинтъ
хуярь в приемник, бгг

считаю что Ягода вообще за свои поминки печалиться не должна. у виновницы торжества не то что на медляки с гостями шансы есть, но даже думаю что и поебаться

Можно ебать мёртвую бабу прямо в профайл.

раз Ягода скоро помрет, давайте ее выебем напоследок прямо сегодня, ей всеравно ведь, потом споем, бгг

#47 я бля
Отдельно ещё хотелось бы чтобы Ягода станцевала на столе тот самый танец, что она танцевала для меня на свадьбе, и чтоб ещё был персональный венок от Фалопея с надписью на кроваво-красной ленте: «Белобрысой жопе от безутешного кукоси»

Шы. Лучше в приемник

а сколько с гепатитом С прожить можно? лет 10 можно? мне для пьесы надо.

в память об Инне ябы хотел поставить пестню группы «сектор газа» — «танцы после порева» на всех радиостанциях мира одновременно!!!

ебал одну в профайл, винда заглючила…

да хули там на столе. на заколоченном гробу извиваться будет

Василий, а Винда могла и слететь. А потом вирус и пиздец.

хотя Вовасик меня заочно и необоснованно третирует и всячески норовит меня, сиротку, уколоть побольнее, но я не стану рвать над его трупом свой волосяной покров.
соблюду чистоту и порядок за гаражами

Славик — не. там ебануцо сколько много. еше пару глав и все. а то мне и за это пиздов огрести можно(

Не надо мой гроб заколачивать! Я желаю видеть всё происходящее бесчинство и осквернение мощей!

 вот, что выдает гуголь на запрос "Инна"

не ну закапывать-то как?

Мамо, вирус не поймал, пронесло только. 

3
4 апрель 1942 г. Несвиж
Пани Ирэна Ковальчик уже и не чаяла увидеть своего сына живым. После событий 1939 года, когда Польша в течение двух недель была поделена между западным и восточным агрессором и перестала существовать, как государство, она лишь молилась Матке Бозке, чтобы Адам не попал в плен к русским. Пусть лучше, он останется по ту сторону Буга, нежели попадет в ежовые лапы НКВД, молилась мать.
Соседи, жители маленькой деревни под названием Нелепово, расположенной в нескольких десятках километров от Несвижа, часто спрашивали у Ирэны о судьбе сына. Но ответить им было нечего. Вот уже два с половиной года как от Адама не было никаких известий.
События этих двух недель развивались стремительно и непонятно не только для крестьянского ума, но и для командования польской армии. Спереди вермахт, в тылу — большевики, и определить, кто из них представляет большую опасность, в тот миг казалось достаточно сложным. Но как рассудило время и скудные вести от соседей и дальних родственников, немецкий плен, где оказалась часть офицеров польской армии, в которой служил Адам, давал, в отличие от советского, хоть какой-то шанс на спасение.
- Ой, цо ж то бендзе, Ирэна, что будет, — причитала соседка баба Ольга, — всех польских солдатиков красные похватали, всех до одного. Говорят, отвозят в лагеря специальные, а потом в Сибирь. И ведь главное – ни письма, ни весточки ни от кого не дождаться. Будто в воду канут. А сейчас и за семьи солдатские взялись. Уже и к Франковским приходили, спрашивали, где сын. Те, мол, не знаем и все тут, так ведь Юрек их — солдат простой, а твой Адам офицер.
- Ты бы, баба Ольга, запамянтывала об тым, и поменьше языком своим чесала, особенно в Несвиже. Не приходят, и ладно, хотя я и сама этому удивляюсь. Может и не известно им про Адама ничего.
- Как же, неизвестно, — не унималась баба Ольга, — им все обо всех известно, а если и не знали, то уж будь уверена, доброжелатей хватает, чтоб донести. Вон, Франковские живут на хуторе, в город носа не кажут, и то на них донесли, ой, цо бендзе, Ирэна.
- Шла бы ты, баба Ольга, со своими Франковскими, — начала злиться пани Ирэна, — и без тебя на сердце горько. Может и нет уже в живых Адамушки моего… Иди уже. Не трави душу. Видать, сама, ведьма, выведать что-нибудь хочет, подумала Ирэна, но вслух эту мысль не высказала. И так врагов вокруг хватает.
Ирэна и сама удивлялась, почему представители новой власти не обратили на нее внимания. Органы безопасности советской республики с особым пристрастием относились к выявлению на недавно занятой территории Западной Белоруссии лиц польской национальности, уделяя особое внимание бывшим сотрудникам польской администрации и военнослужащим. Полностью разобраться в причинах столь жесткого обращения советов с поляками пани Ирэна не могла, но практичный женский ум подсказывал ей, что большевики просто мстят за поражение двадцатилетней давности, по которому Западная Белоруссия отошла к Польше. Наверстывают упущенное, хотя от поляков и многие белорусы вдоволь натерпелись. Политики грызутся между собой, а народ мучается. Впрочем, на этой многострадальной земле, неоднократно переходившей из рук в руки всегда было неспокойно. Наверное, Боженька нам такую долю определил, полагала пани Ирэна.
Адам никогда не делил людей по национальному признаку. Ему было все равно, кто перед ним, белорус, поляк, еврей или украинец, которых на территории Западной Беларуси, отошедшей по Рижскому соглашению 21-го года к Польше, проживало много национальностей. Парень не мог понять отношения своего отца и польской родни к евреям и белорусам.
- Да они такие же, как и мы, — еще в детстве пытался он объяснить отцу, — одни, правда чернявые, и в бога другого верят, а белорусы, так вообще такие же, как и мы, только говорят чуть иначе.
- Не все так просто, сын, — с жидами всегда надо держать ухо востро, хитрые они. Чужого поля ягода. А белорусы – они, вроде нам как братья — славяне, и жаль их, но они лишь пешки в политической игре.
- Как это понимать, пешки? В чьей игре? – спрашивал Адам.
- Со временем сам разберешься, что к чему, — вздыхал отец.
Тогда Адам не очень понимал, о чем толкует отец, но когда подрос и поступил в промышленное училище в Кракове, потихоньку понял. Разобраться в тонкостях политических и национальных распрей, а заодно впитать азы коммунистического учения Адаму помог его старший товарищ Яцек, с которым он познакомился на спортивных занятиях в гимнастическом зале училища. Именно он привел Адама в коммунистический кружок, где чем-то напоминавший Гитлера пропагандист из КПЗБ (Коммунистической Партии Западной Беларуси) по имени Авдей, на первом же занятии внедрил в сознание Адама любовь к пролетарским и ненависть к буржуазным идеалам.
- Прочти вот это, — после занятия Яцек протянул Адаму книгу. На обложке значилось: «Происхождение семьи, частой собственности и государства». Автор Ф. Энгельс.
- Жид что ли? – разглядывая портрет автора, поинтересовался Адам.
- Сам ты жид, — обиделся на политическую неграмотность товарища Яцек. Немец, коммунист. Наш товарищ, одним словом.
Прочитанная книга оставила в душе Адама неизгладимый след и массу вопросов, на которые требовались немедленные и исчерпывающие ответы. К большому сожалению, прокомментировать книгу было некому. Когда Адам дочитывал последние страницы, Авдея ликвидировали буржуазные спецслужбы, а должную замену ему пока прислать не успели. Члены ячейки, размахивая красными флагами, проводили Авдея в последний путь, спели над его могилой «Марсельезу» и «Оду к радости» Бетховена, помянули тремя бутылками «Выборовой» водки и поклялись мстить буржуям до конца своей жизни.
- Пшисенгам до конца жиця, быць лояльни справы комунизму, — поклялся над могилой и Адам.
В скором времени ячейку прикрыли. Яцек угодил в тюрьму. По мнению Адама, его арест был связан с местью за Авдея, но никто из друзей толком ничего не знал. Встретились друзья через три года, когда Адам уже закончил училище и готовился к поступлению в Варшавский университет.
- Ты еще помнишь свою клятву? – поинтересовался Яцек. В глазах и голосе старого товарища чувствовалась та сила, которая обретается только в нелегких испытаниях, будь то тюремное заключение, либо тяжелая борьба за идею или правое дело.
- Безусловно, помню, — ответил Адам, — но неужели я смогу быть чем-нибудь вам полезен, кроме своих убеждений.
- Именно так, — ответил Яцек, — я вижу, ты в университет поступать собрался? Придется переиграть. Ты нам нужен на другом месте и в другой роли. Да и убеждения свои тебе потребуется глубоко замаскировать. Пойдем, что ли выпьем! – радостно воскликнул Яцек, — Я угощаю! Денек-то сегодня, какой чудесный!
За столом в корчме Яцек поведал Адаму, что уже давно активно работает под крышей советской резидентуры, считает, что они с Адамом в одной упряжке с первого дня знакомства, поэтому в своем товарище нисколько не сомневается и лично порекомендовал его Лубянке для выполнения важного задания.
- Адам, я не буду рассказывать тебе сказки об установлении диктатуры пролетариата по всему миру, не буду рисовать картины светлого коммунистического будущего, ты сам прекрасно понимаешь, что обстановка в мире сложная. Противоборство, так сказать, интересов. И кто победит, сказать пока сложно. Никто не останется в стороне в предстоящей бойне, и я очень рад, что ты занял правильную позицию. Одним словом, нам нужны свои люди в польской армии, поэтому, как ни прискорбно, но тебе придется расстаться с мыслями об университете и поступить на службу в Войско Польское. Поверь, если все пойдет так, как задумано, быть тебе генералом, — Яцек засмеялся, похлопал Адама по плечу, — ты все понял, товарищ? Тогда давай за это и выпьем…
В середине лета приехав на побывку в Нелепово, Адам объявил родителям, что с марксизмом покончено, и он поступает на службу в польскую армию.
В тот миг Ирэна сильно удивилась столь радикальным изменениям в мировоззрении сына, считая его хоть и упрямцем, но натурой цельной, привыкшей отвечать за свои слова и редко меняющей убеждения. Но возражать не стала. В конце концов, у Адама своя голова на плечах, и он вправе сам строить себе карьеру. К тому же отец Адама пан Анджей Ковальчик одобрил выбор, хотя и считал всех военных твердолобыми истуканами, задарма проедающими оборонные ассигнования.
Сентябрь 1939 года Адам встретил, будучи в офицерском звании поручика Армии Крайовой и аналогичном ему по значимости звании старшего лейтенанта НКВД. Таким образом, окажись поручик на восточных территориях, и будь он пленен советскими войсками, ему мало что угрожало, но судьба распорядилась несколько жестче.
В скоротечном сражении за Варшаву раненый Адам попал в плен. Вместе с другими офицерами его разместили в фильтрационном лагере в Вольденберге, откуда, быстро оправившись от ранения, поручик сбежал, попутно прирезав двух немецких вертухаев. Затем последовала встреча с резидентом советской разведки, переброска в СССР, новые документы и оперативная работа на отошедшей к СССР территории под Львовом. В ту пору в Кремле понимали, что вероятность войны с немцами возрастает с каждым днем, поэтому Адаму было поручено построение агентурной сети в данном районе. И в первые же дни все-таки начавшейся войны Адама контузило — около месяца он отлеживался теперь уже в немецком тылу. Оклемавшись, Адам вышел на связь с начальством, которое не долго думая, снабдив всем необходимым, отправило его для борьбы с фашизмом в родные места.
Более трех лет Адам не был дома. Он не испытывал ностальгии по родным местам, отцу с матерью и дому. Все-таки, хорошо, что судьба связала меня с разведкой, размышлял Адам на подступах к Нелепово. Я чувствую себя на своем месте, и даже не представляю, как бы выглядел в другой роли. А ведь когда-то я мечтал стать священником, улыбался про себя Адам, а оно вон, как все повернулось. Ни грамма не жалею, что все сложилось так, а не иначе, вот только беда, что в последнее время мной командуют какие-то болваны. Будем надеяться, что я найду общий язык с будущим командиром и смогу расценивать командировку в родные места как реабилитацию после контузии.
Прибыв на место, он первым делом навестил родительский дом и могилу отца, на похоронах которого ему не суждено было побывать из-за начала военных действий. Отец последнее время много болел и, в конце концов, умер от воспаления легких и, как казалось пани Ирэне, от нежелания видеть войну, которую он проклял еще в самом ее начале.
- Ты надолго, сынок? – прижимая к себе Адама, спрашивала мать.
- Надолго, мама, надолго, пока врага не разобьем, — отвечал Адам.
- А кто для нас больший враг, Адамушка, — утирая слезы, продолжала мать свои расспросы, — немцы или русские?
- Что, мама? – наклонив ухо к губам матери, переспросил Адам, — ты извини, я после контузии плохо слышу. Но врачи говорят, это скоро пройдет.
- Я говорю, ты кого бить-то собрался? Фашистов? – повторила Ирэна свой вопрос.
- И фашистов, и тех, кто им служит, никому мало не покажется — заверил Адам.
Он прожил в доме два дня, вздрагивая и подходя к окну при малейшем шорохе, а на третьи сутки ночью ушел, оставив мать в смутных догадках о своих дальнейших планах.
- В партизаны, Адам? – спросила Ирэна.
- В православные священники, — пошутил сын, — ты меня ни о чем не спрашивала, мама, а я тебе ни о чем не говорил. И вообще, не было меня здесь. Поняла? – Адам обнял мать, и скрылся в ночи. Перед тем как уйти, он сказал ей, что по мере возможности будет наведываться.
Ходики прокуковали одиннадцать раз, когда на улице прозвучали выстрелы. Сначала два громких, быстро последовавших один за другим, потом пять глухих с более длительными промежутками. Ирэна ни с чем не могла спутать звуки пистолета и пятизарядной винтовки Маузер, бывшей на вооружении у местной полиции. Слишком часто она слышала их в последнее время.
Ойче наш, ктуры ест в небе, щвенч ще име Твойе….– рухнув на колени после слова «Амэн» произнесла Ирэна,- упаси сыночка от беды.
4
10 апреля 1942. Берлин
- Профессор, — театральным жестом указав на гостя, сказал Бекетов, — хочу вам представить своего кузена Генриха. Идейного монархиста, дамского угодника, ходячую лингвистическую энциклопедию и грозу охотничьих собак. Генрих пожал профессору руку и присел к столу.
- Интересный набор качеств, — улыбнулся профессор Кляйн.
- Не обращайте внимания, коллега, — отмахнулся Генрих, — эту заготовленную фразу я слышал много раз. Мне кажется, что мой дорогой кузен всегда ее произносит, представляя меня незнакомцам. И как обычно, приходится отчитываться по каждому пункту. Но так как Василию это, видимо, очень нравится, то пусть лучше он сам и расскажет о моих сомнительных достоинствах.
- Я весь внимание, — приготовился слушать профессор.
- Не обижайся, Генрих, — взглянув на часы, начал свой рассказ Бекетов. — С кузеном мы встретились несколько лет назад после двадцатилетнего перерыва. А первое знакомство произошло в нашем родовом имении под Полтавой, куда этот пятилетний викинг прибыл погостить вместе со своими родителями. Уже в первый день пребывания там Генрих успел наделать столько шума, что о его проделках еще долго судачила родня и окрестные крестьяне. Первым делом этот отважный рыцарь вступился за мою сестру Дуняшу, отрубив шашкой хвосты трем любимым охотничьим борзым из дедовой своры. Как там все было на самом деле, уже и не установить. Быть может, на самом деле собаки и испугали Дуняшу, но возмездие последовало незамедлительно. Когда же пришло время расплаты для самого Генриха, и за содеянное его больно плашмя лупили той же шашкой по заднице, он не проронил ни одной слезинки. Конечно же, ему было очень больно, но для того, чтобы скрыть боль, он пел «Боже царя храни», за что, собственно, и прослыл монархистом.
- Да, — улыбнулся профессор, — героический эпизод из детства. Интересно бы теперь узнать о лингвистических способностях инфанта.
- Болтает почти на всех европейских языках, — ответил вместо Генриха Василий.
- И на русском? – поинтересовался профессор.
- Ну, а как же, — усмехнулся уже сам кузен, — русский это мой родной язык.
- Скажите, Генрих, почему вы не в армии? – полюбопытствовал Кляйн.
- По многим причинам. Во-первых, я еще не закончил одну важную работу в университете, вторая причина в том, что много приходится помогать тете с дядей, имеющим большой бизнес в Германии и Австрии, а третья причина – мое Швейцарское гражданство.
- Твою мать, — вдруг подал голос Василий, — это же надо, пиво на себя перевернул. Он уныло смотрел на огромное мокрое пятно, красующееся в не очень подходящем месте на брюках. Ну, вот как теперь быть? Что обо мне подумают?
- Я так понимаю, он сейчас по-русски что-то произнес? — спросил у Генриха Кляйн. — Переведёте?
- Это он маму вспомнил, — перевел Генрих. — Русским это свойственно в стрессовых ситуациях. Эй, братец, ты в последнее время стал какой-то неуклюжий. Или это пиво на тебя пагубно влияет? Значит так, держи зонтик прикрыться и ключи от машины. Вечером встретимся, у меня еще в городе дела есть. Справишься?
- Непременно, — заверил кузен. Он извинился перед профессором, прикрыл пятно зонтом и поспешил к машине.
- Порой Василий бывает таким рассеянным…, а может и схитрил. Наверно, идея какая-нибудь в голову пришла, вот и нашел повод, как смыться к своим дрозофилам, – задумчиво пробормотал Генрих. — Не желаете прогуляться, профессор, у меня достаточно времени, чтобы проводить вас до дома, если, конечно, мое общество вам не в тягость.
- С удовольствием. Буду рад вашей компании.
В скором времени Хельмут Кляйн и Генрих Штраубе уже работали под крышей одного здания в структуре Аненербе. Профессор занимался своей старой классической работой, а Генрих пытался применить собственные навыки к новейшей разработке под названием социоантропология, сводя в одну статистику размеры черепов сельских и городских ариев с учетом влияния на индивидуумов южных и северных диалектов.
***
А в конце апреля у Кляйна произошла еще одна встреча с Бекетовым. К столику в ресторане, где обедал профессор, подошел Василий:
- Позволите?
- Конечно, мой друг, присаживайтесь, — пригласил Кляйн. Бекетов сделал заказ, взял в руки чайную ложку и, как заправский фокусник, повертел ее вокруг пальцев.
- Как вы думаете, профессор, — это серебро или нейзильбер, — привлек к ложке внимание Кляйна Василий.
- Мне все равно, — ответил профессор, — я думаю, что разница существенна только для воров.
- А для меня важна, — продолжил Бекетов, — я недавно читал, что в сплаве нейзильбера слишком много вредного для организма цинка, поэтому я с недавнего времени весьма щепетилен к металлической утвари для приема пищи. Нет, определенно это серебро, посмотрите, как блестит. — Бекетов зажал ложку между большим и указательным пальцем, направил ее вогнутой стороной на Кляйна и стал тихонько размахивать ею подобно маятнику. Сфокусированный от канделябра луч света, сначала пробежал по груди профессора, потом медленно поднялся вверх и несколько раз, будто нечаянно, скользнул по глазам.
Профессор проглотил пищу, отложил в сторону вилку и теперь уже не мог оторвать взгляда от блестящей ложечки в руках Бекетова.
— Уважаемый профессор, не могли бы вы оказать мне небольшую услугу – представить вашему коллеге Отто Вагнеру моего кузена Генриха, — тихим голосом произнес Бекетов. Я знаю, что вы завтра вместе будете выступать на антропологическом семинаре.
- Отчего вас так интересует этот тип? — поежился Кляйн. Профессор под любым предлогом пытался отказаться от этой лекции, но противостоять волевому решению Вагнера не смог. Тот будто издевался над стариком, выворачивал наизнанку, понимая, что Кляйн отнюдь не разделяет нацистских подходов к расовой классификации людей. Воспитывал, заставляя преподносить материал в духе геббельсовской пропаганды. И вообще вел себя так, будто докопался до тайн, которые профессор тщательно скрывал. — Быть может, вы меня не поймете, Базиль, но за короткое время знакомства я очень привязался к Генриху. Считайте, что я хочу обезопасить его от этого чудовища – Вагнера. И это мое окончательно решение.
- Никогда бы не мог предположить, что такая небольшая просьба встретит столь яростное неприятие, — удивился Василий, — вы действительно будете настаивать на своем?
- Да, — твердо ответил профессор. Старик, как и все психически больные люди уже не осознавал своей болезни. Профессору казалось, что его миссия на земле — спасти от влияния Вагнера не только Генриха, но и как можно большую часть человечества.
- Очень жаль, — холодно произнес Василий, — очень жаль, — добавил он, — что у меня совсем нет времени на уговоры. Тогда не удивляйтесь, если вдруг просочится слух о ваших еврейских корнях и той, казалось бы, не представляющей интереса информации, которую вы однажды передали своему французскому коллеге.
- Это шантаж! — воскликнул Кляйн. — Кто вы, черт возьми, такой? Вы не боитесь, что я сам донесу на вас?! Луч отраженного света еще раз пробежал по глазам профессора, вводя его в состояние транса. Звуки смолкли. На душе стало тихо и спокойно, слышался только голос Бекетова
- Не боюсь, — ответил Бекетов, — если такая идея придет в вашу голову, то вы умрете раньше, чем раскроете рот или занесете перо над доносом. У вас трясутся руки. Идите домой примите снотворное и хорошенько выспитесь. Я думаю, что вы все поняли правильно и завтра прекрасно выполните то, что от вас требуется.
Последние слова Бекетов произнес, глядя профессору в глаза, тихим голосом, постепенно затухнувшим в плавном успокаивающем ритме.
Звон упавшей на пол чайной ложки вернул профессора в действительность. Бекетова рядом не было. Удивительно, но Кляйн даже не помнил о его существовании. Профессор механически доел ужин, вытер губы салфеткой и нетвердой походкой направился к выходу.

Так по главе.Раз в день по распорядку.

Давй-жэ Мурмелонищще в знак христианского смирения и безутешного нашего общего горя — обнимемся по-братски и забудем вовеки мелкие обиды и злословия…

убейте Шы!!!

все норовите меня поскорее прикопать

Шы14:01
можно
я на эту тему долго пиздить могу

в уста щелканитеся ещо

У Шы какие-то неприятности в жизни наверное и депрессия… гггг

Шы нелюбит людей, бгг

Ябля, а не надо меня хоронить. Сбросьте моё тело в мутные воды Москва реки, у Брюсова, и нассыте сверху.

Ягодка, срочно ибатца, в последний раз!

Людей никто нелюбит, за што их любить.мразей!!!

Интересно, а у мёртвых баб сиськи мягкие или дубеют по смерти до окаменелого состояния?

если кому охота со мной поговорить — то я оставил в профайле свой адрес. пишите мне. отвечу на все вопросы.

как это в воды киньте? а коли не потонешь, тогда чо? рядом придётся бежать и палками тебя от берега отталкивать до ближайшей ГЭС, где тебя наконец перехуячит лопастями турбин.
а если учесть что прожить ты ещё можешь лет писят-шисят, то тем из нас кто доживёт это будет нихуя не легко, шкондыбать-то вдоль воды

я знаю чо делоть коли погружаться в пучину Лидина тушка невозжелает!!! йаж инженер-гидротехнек по первому образованию!!!

Талалаев. У мервых баб сиськи каменеют в том случае, если сразу после смерти их положить на живот. Через часа 4 можно перевернуть, и все будет хорошо.

Вовасику

http://www.youtube.com/watch?v=Dr1Q4PkIjnU&feature=related

Набейте мою тушку обрезками ржавых труб и керамзитовой крошкой. Или набейте её гречей и сожрите.

этто чо блядь за ахтунг???? ты обезумел от горя совсем????

Ветератор. 14-05 И неважно в каком возрасте заболел? вот например если в 60 лет заболел. 10 — проживешь?
я сечас 3 главу заебеню. Согласны?

кстати да, надо вписать в завещательный список интернет-ресурсов, которые надо известить о моей смерти, литпром.

два года назад написала сей документ.

тоже решил обновить профайл. малоли вдруг вот шас передознусь.
шы а с тобой мы увидимся в пн-ср на будушей неделе. сможешь найти свободное окошко в своём графике мирских контактов?

6
1 мая 1942 г. Берлин
После профессора Кляйна, такого же миниатюрного, как и его фамилия, на трибуну поднялся доктор Отто Вагнер. Уж если кому то в голову и пришла бы идея искать Хельмуту Кляйну полную противоположность, то доктор Вагнер, безусловно, ею являлся. Выступление Вагнера было запланировано последним, что говорило о важности доклада и положении самого докладчика в иерархической структуре Аненербе. Крепкий сорокапятилетний мужчина ростом за метр девяносто, без каких-либо жировых отложений в области торса, всем своим обликом так и просился на немецкий агитационный плакат или на главную роль в качестве символа нации в один из фильмов Лени Рифеншталь. Было видно, что этот наделенный отрицательным обаянием тип, сделает себе карьеру где угодно, будь то съемочная площадка или ад.
В отличие от речи профессора Кляйна, мыслящего узконаправленными тактическими категориями, выступление Отто Вагнера было стратегическим. Доклад одетого в форму СС великана, с опознавательными знаками оберштурмбанфюрера CC сводился к следующему.
Максимально быстро, не жалея средств и сил, собрать на оккупированных территориях все возможные культовые предметы и сокровища, магические амулеты, включая даже языческих идолов, каббалистические медальоны, духовные феномены – все, абсолютно все то, что хоть каким-либо образом позволяет вступать в связь с потусторонними силами, дающими безграничную власть над миром.
- Лучшие умы Рейха работают по всему земному шару. Везде, где только может представить ваше воображение. Еще до начала войны снаряжены экспедиции в латинскую Америку, Индию, Тибет и даже, не удивляйтесь, в Антарктиду. И поверьте, успехи есть. Копье силы из музея в Вене, о котором так долго мечтал фюрер, уже сжимают его крепкие руки. В скором времени мы прикоснемся к Святому Граалю. Чем больше реликвий окажется в наших сокровищницах, тем с каждым днем мы будем становиться сильней и тем быстрей добьемся победы. Недопустимо, что некоторые артефакты еще находятся в руках унтерменшей, наша задача вернуть и сосредоточить их в рейхе, создать наш собственный самый могущественный в мире арийский арсенал.
Истина одна, но мудрые идут к ней разными путями. Придет время и каждый из вас, верных сынов великой Германии, отопьет из Чаши Грааля, обретя славу и бессмертие. Фюрер прав, рождается нечто несравненно большее, чем рождение новой религии, — с пафосом закончил Вагнер свою речь.
Боже, какой все-таки болван этот Вагнер, а может он просто сошел с ума, подумал про себя профессор Кляйн, и по окончании мероприятия попытался незаметно улизнуть из аудитории. Грааль, Антарктида… Дай таким волю, они и статую Зевса откопают, а потом еще и водрузят ее возле Рейхстага. Так спокойно и рассудительно начал, а в конце сорвался на истерику, бормотал себе под нос профессор, пробираясь сквозь толпу ожидавших у выхода почитателей Вагнера. Нет, стоп, что-то важное я еще не сделал! Ах да, нужно же обязательно познакомить Генриха с Вагнером!
- Куда вы так торопитесь, уважаемый герр Кляйн, — в ту же секунду окликнул его только что звучавший с трибуны голос. Старый профессор вздрогнул от неожиданности, обернулся и медленно подошел к коллеге. В тот же миг на глаза профессору попался Генрих. Он стоял чуть поодаль и держал в руках недавно вышедшею книгу за авторством Вагнера.
- Ах да, тороплюсь. Конечно же, я тороплюсь представить вам своего хорошего друга, вот он, собственной персоной, — профессор указал на Генриха.
- Профессор, из вашей лекции я понял, что вы остались на своих позициях. Хотя вас можно понять, старческий консерватизм всегда был преградой на пути новых открытий. Хоть вы и прочли материал по заданной тематике, но сделали все это кисло, без задора. Не пора ли вам подумать о пенсии и освободить место вот для таких молодцев, как этот, с которым вы хотите меня познакомить, – Вагнер кивнул на Генриха. – Ваш ученик? По-моему, вы приготовили себе достойную замену. Давайте книжку, подпишу, — обратился Вагнер к Генриху. Генрих приблизился и протянул ему книгу.
- Генрих Штраубе. Весьма талантливый, подающий надежды ученый, свободно владеющий десятью языками, — представил Кляйн своего молодого товарища, радуясь тому обстоятельству, что удалось отвести разговор от своей персоны и выполнить навязчивое приказание, крепко вбитое в профессорское подсознание чужой волей. Тем временем Вагнер занес услышанное имя на форзац, захлопнул книгу и вернул ее Генриху, впервые взглянув на него с интересом.
- Скажите, как вас там, — Вагнер раскрыл книгу и заглянул на страницу с автографом, вспоминая имя молодого человека, — ах да, Генрих. Русским языком вы тоже владеете?
- Скажу больше, доктор, — ответил Генрих. — Я на нем думаю.
- Даже так? – заинтересовался Вагнер. — Не увиливайте от ответа, господин Кляйн, — вновь бросив на профессора холодный взгляд, произнес Вагнер. — Вам действительно противно преподносить материал в рекомендованном мной ключе? Все норовите по-своему повернуть?
- Вам показалось, коллега, я делаю все так, как вы рекомендуете. Просто вы относитесь ко мне предвзято, да и вообще сегодня не в настроении. Интересно, уважаемый Отто, почему вас, как специалиста по Индии, Тибету и Латинской Америке вдруг заинтересовал русский язык. Неужели ваша следующая книга будет посвящена раскопкам в России? Ведь это не совсем ваш профиль, — ответил Кляйн, все дальше уводя разговор в другое русло.
- Не совсем Россия, если уж быть точным. Скорее ее часть – Остланд, — сверкнул глазами Вагнер, — пути Господни неисповедимы, неизвестно где нам всем придется потрудиться во славу Германии.
- Ну, тогда, Господь вам в помощь. А ведь он, я имею в виду Господа с его неисповедимыми путями, действительно вам помогает, — указав на Генриха, ответил профессор, — лучшего специалиста по русской словесности вам не найти. Извините, можно я пойду, а то, боюсь, я не добегу по своим делам. Старость не радость, знаете ли… — профессор несколько раз быстро переступил с ноги на ногу. К каким только ухищрениям не приходится прибегать, лишь бы поменьше общаться с этим злодеем, подумал профессор, и, не дождавшись прощальных любезностей, поспешил к коридору.
- Старый простатик, — сказал ему вслед Вагнер, — надеюсь, молодой человек…, — Вагнер взял из рук Генриха только что подписанную книгу и еще раз посмотрел на имя адресата. – Генрих Штраубе? Весьма приятно познакомиться, Генрих. А не дальним ли родственником вы приходитесь барону Вильгельму Штраубе и его дражайшей супруге Анне?
- Не совсем дальним, но все же родственником. Я их племянник по материнской линии, — грустно улыбнулся Генрих.
- Давно мечтал познакомиться с советским шпионом, — рассеянно обронил Отто Вагнер. Генрих почувствовал, как от копчика до макушки пробежал неприятный холод.

Оксанко, тибе-то нахуя!!! тебя еще ебать-непереебать!!!

прикольно ещё захуячить покойного в небо на воздушных шарах. как олимпийского матьегонетак мишку. простились, расцеловали напоследок, и давай мол, иван сергеич, отвязывай.
хуяк, выбили колышки и потянулся мертвец в небушко, на белых шариках. всё мельче, мельче, а потом и вовсе растаях в облаках.
роцтвенники и друзья с лёгким сердцем идут бухать.
а то что трупак потом ёбнется кому-нибудь на огород, так это не наша забота. разъебутся как-нибудь

йа кампутерное програмо, посему вечен
а на ваши мирские зоёбы мине пасрать всеми пикселяме

Арлекин. С удовольствием увижусь с тобой в указанное время. Привези чем вмазаться, покурить и понюхать.

я бля
несогласный я в уста с одетым в бороду щелкаться. у нас будет духовная близость — станем читать друг другу Шалома Алейхэма и Аристофана, в шарады играть да фанты загадывать

Когда я помру-приютите пупырыша.
он жрет хиллс с курицей и овощами и консервы из индейки.
ссыт в наполнитель чистые лапки-комкующийся.
иногда играет с веревочкой и любит когда чешут щоки и уши.
спасибо.

100

кто в лес, кто по дрвова нахуй, щас кто-то под шумок затянет за жопоеблю и самолеты в уголке

нимка, ты за пупырыша не переживай. будет жрать чо дают

в резюме пупырыша ничо не сказано за валеног

Нимчег. Я думаю, что ты переживешь Пупырыша. Кстати — поищи хорошего токсидермиста. Ябы с удовольствием купил бы у тебя чучело пупырыша.

да чо там, в 43-го размера с носком полезет

Шы
сначала анализы надо глянуть, там можно от сопутствующего коней двинуть
шурин мой щас с женой на Украине, сообщают — давление, пульс за 200..
курить, пить бросил. печень надо сказать у него туго-некрозная лет десять как.
и теща — жене:
- Молчат, еслиб помер, наверно, сообщили бы уже?!

в профайле лучше оставить 5000 рублей

или у военных какую ракету земля-воздух выкупить. насадили покойного как куру на бутылку, и хууууяк! в небо его. ушёл родимый с дымным следом. а в небе ракета Еблдыщ! — разрывается и пассажира соответственно в мелкие брызги.
охуенно же

смерть некоторых очень порадовала бы

Ветератор. наверно С это плохая болезнь. Ну ее нахуй. Я бы не хотел от нее сдохнуть. Лучше всего сдохнуть от остановки сердца, я считаю. Или в небе.

щя придет Пеккер за автограф Маккартни поведает…

1 мая 1942 г. Берлин
- Почему вы так побледнели, мой друг, — оторвался от мыслей Отто Вагнер, — да не волнуйтесь, насчет шпиона, я пошутил. Мне, кажется, что мы найдем общий язык. Насколько я осведомлен, Анна Штраубе русская, следовательно, ее племянник, сын ее брата или сестры, тоже русский. Наполовину. Стало быть, самый что ни на есть ортодоксальный носитель этого языка и культуры. А это именно то, что мне и нужно. Скажите, Генрих, как давно вы не были в России?
- Больше двадцати лет. А если быть более достоверным, то двадцать два. Я знаю, что за это время там многое поменялось, включая культурные и другие традиции, но язык мало изменился, хотя в нем появились новые, труднопроизносимые слова, — посетовал Генрих.
- Какие слова, например? — уточнил Вагнер.
- Например, ОСОАВИАХИМ, — недолго думая, произнес Генрих, — когда я впервые прочел это слово в одной из издающихся в Париже русских газет, я подумал, будто оно специально предназначено для того, чтобы вселять во врага ужас.
- А что означает эта странная аббревиатура, — заинтересовался Вагнер, в большей степени все же решивший проверить свою интуицию.
- Общество содействия обороне, авиации и химической промышленности. Как то так, — ответил Генрих.
- Довольно-таки неуклюжая расшифровка, — расслабился Вагнер, — простите меня, дружище, я всегда вижу во всех незнакомых словах магическую подоплеку. Скажите, Генрих, как у вас со временем? Хотелось бы посвятить вас в свои планы. Не возражаете, если мы продолжим беседу за рюмкой коньяка в ресторанчике неподалеку?
- Я к вашим услугам, господин Вагнер, — согласился Генрих, и, продолжая беседу, профессор с аспирантом направились к выходу из аудитории.
Когда Отто Вагнер и Генрих выходили из здания института, сзади раздался глухой хлопок, и последовавшие за ним истерические женские вопли.
- Что там случилось? – остановился Генрих, — может, вернемся, взглянем?
- Какая разница, — буркнул в ответ Вагнер, — возвращаться плохая примета. Лично мне безразлично, что там произошло…
Будто кошка, играющая с мышкой, Отто Вагнер любил играть с людьми. Уже много лет доктор изнывал от интеллектуальной скуки, давно не встречая на своем пути достойного игры собеседника. Черт возьми, ну почему только мелкими насекомыми окружает меня судьба, думал Вагнер. Вот и этот, пожелавший знакомства юнец, смотри, как побледнел, когда я назвал его русским шпионом. Хотя держится молодцом, быстро взял себя в руки и даже изволит шутить. Посмотрим, как все дальше обернется. Все равно он проходная пешка в моей игре, а лучшего кандидата для предстоящего дела все равно, пожалуй, не сыскать, размышлял Вагнер. Он уже давно изучил возможных кандидатов, досье на которых спецслужбы порекомендовали ему месяц тому назад, и вот теперь знакомился с последней заслуживающей внимания персоной, которая волей случая предстала перед ним сама. А этот парень не идет ни в какое сравнение с теми малохольными очкариками, которых пытались всучить доктору спецслужбы. Образован, физически развит, уравновешен… Не упускает случая бросить взгляд на задницу проходящей мимо дамы, составлял про себя психологический протрет Генриха доктор Вагнер. Пожалуй, больше и нечего сказать о племяннике баронов. Неудивительно, что его дело лежит в отдельном сейфе, ясно, что барон постарался. Интересно понаблюдать за его поведением, когда коньяк развяжет ему язык, ну а завтра непременно востребовать на него полный материал, да уж, все лучшее всегда находится под замком.
По дороге к ресторанчику Отто был немногословен и даже не удивился тому факту, что сопровождающий его Генрих не докучал лишними вопросами, а тихо ступал рядом, наслаждаясь запахами теплой берлинской весны.
Странным образом на Вагнера накатило чувство сентиментальной грусти. Полируя подметками дорогих туфель мостовую Вильгельмштрассе, Отто вдруг вспомнил свою молодость. Черт возьми, думал доктор, неужели установки, вложенные в меня Виллигутом, до конца жизни заставят меня смотреть на мир его глазами.
Отто Вагнер был твердо убежден в том, что каждого человека на земле по жизни ведет определенная невидимая сила. Для одних это могут быть ангелы-хранители, для других злые демоны, для третьих — самые близкие к Богу сущности, а особо избранных и сам Господь, существование которого Отто, впрочем, подвергал сомнению.
Этот постулат в его сознание внедрил Карл-Мария Виллигут – мистик, построивший и возглавивший тайный магический «Черный орден» СС, и ставший для будущего профессора Вагнера образцом почитания и веры. Имя Виллигута, чей род был проклят католической церковью еще в средневековье, вызывало в душе у недавно посвященного в тайны ордена адепта благоговейный трепет. А заклинание «Ар-Эх-Ис-Ос-Ур», в которое Виллигут, перед тем как окончательно свихнуться умом, успел посвятить своего ученика, открыло перед Вагнером двери в мир духов и других сверхъественных, не поддающихся классификации могучих сил.
Когда Вагнер в комплексе с определенными телодвижениями и употреблением специального снадобья впервые прочел заклинание, ему стало страшно.
- Не нужно бояться, — учил Виллигут, — Любая сила — это всего лишь энергия. Она не бывает хорошей или плохой, доброй или злой. Это человеческое сознание окрашивает ее в определенные цвета, дробя целостность. Твоя задача научиться пользоваться этими силами, подчинить их, пропустить через себя, стать с ними целым и слиться в едином интересе.
Не всегда отношения с запредельным разумом складывались гладко. Как ни старался, как ни просил Вагнер сохранить жизнь своей жене и будущему ребенку, его инфернальные покровители решили по-своему. Супруга профессора в начале тридцатых годов умерла при родах, прихватив с собой в могилу так и не родившегося сына, на которого Отто возлагал огромные надежды. Потусторонние стихии лишь посоветовали будущему профессору похоронить близких на том же месте, где ребенок был зачат. Само зачатие происходило восемь месяцев назад с 30 апреля на 1 мая, в канун Вальпургиевой ночи на старинном кладбище под Франкфуртом.
Руководители «Черного ордена» рекомендовали молодым эсэсовцам оплодотворять своих подруг на древних кладбищах, над останками великих солдат. По уверению магистров, души покойников незамедлительно вселялись в еще не достигших яйцеклетки сперматозоидов, чтобы через девять месяцев явить в своем теле реинкарнации великих германских воинов.
Идея носила рекомендательный характер, поэтому молодежь не спешила морозить ягодицы своих подруг на кладбищенском мраморе, предпочитая размножаться в теплой домашней обстановке. Но поступи приказ – он был бы немедленно выполнен со свойственной немцам пунктуальностью и качеством. В ту пору лишь один Вагнер с серьезностью отнесся к данной затее, о чем впоследствии пожалел, от души прокляв и без того привыкшего к проклятиям Виллигута.
В качестве компенсации за утрату потомства и с целью утешить Отто Виллигут презентовал ученику свой самый ценный амулет – шестиконечную звезду, три луча которой были почти в два раза больше трех остальных. По словам магистра, звезда досталась ему по наследству еще от самого Виллиготена — мага, жившего около двухсот тысяч лет назад до нашей эры, когда на небе светило три солнца, а земля была населена гигантами, карликами и другими мифологическими существами.
- Похоже на могендовид, — высказал свое мнение Отто Вагнер, подбрасывая на ладони вещицу из неизвестного металла. Размером амулет был с небольшое блюдце, достаточно увесист и остер на концах. В центре звезда была украшена гладко отполированным черным камнем, и на одном из лучей имела кольцеобразное крепление, позволяющее протянуть в нее шнур. Впрочем, о том, чтобы носить на груди такую увесистую штуку, не могло идти речи. Для этого обладатель вещицы должен был обладать двумя необходимыми для этого качествами: крепким здоровьем и склонностью к самоистязанию. Но так как Вагнер предпочитал истязать кого угодно, кроме себя, и был крайне зол на Виллигута, лишившего его потомка, он позволил себе высказаться в адрес амулета не очень уважительно.
- Вы сейчас совершили очень большую глупость, Отто. Вы же не еврей. Так что не стоит оскорблять идишем мой талисман, сравнивая его со звездой Давида. Он не прощает подобных шуток, а может очень многое.
- Вы хотите сказать, что он может вернуть мне жену и не рожденного сына? – спросил Вагнер.
- При правильном с ним обращении он может и не только это. Но спросите себя сами, хотите ли вы этого? – Виллигут пристально посмотрел на Вагнера.
Возвращать жену Отто не очень-то и хотелось. Люби он ее – никогда не стал бы экспериментировать на кладбище. А вот к сыну, которого вынашивала в себе эта, с каждым днем становившая все стервозней и жирней, сучка, Вагнер привязался, когда тот был еще в эмбриональном состоянии. В будущем сыне профессор видел достойного продолжателя рода, благородного рыцаря со скипетром в руках, правителя великого рейха. Но мечтам не суждено было сбыться.
- Вы знаете, Отто, чтобы обрести силу, нужна жертва, — продолжал увещевать Виллигут, — иногда, для того чтобы кто-то один обрел силу, должен вымереть весь род.
- Считайте, что это произошло, — ответил Вагнер, — я остался один. И жертвовать больше нечем.
- Нам всегда есть чем жертвовать, именно за тем я и преподношу вам этот амулет, — возразил Виллигут.
- А не жалко? – трогая пальцем, острые верхушки амулета, спросил Вагнер.
- Знания всегда нуждаются в сохранении, а кроме, как вам, мне их передать некому, — ответил маг, — вы единственный достойный его обладатель.
- Вы так рассуждаете, будто прощаетесь со мной, — произнес Отто.
- Возможно и так, — ответил Виллигут, — в скором времени я перейду в состояние чистого духа, и буду руководить вашими действиями из других мест.
Господи, неужели я когда-нибудь тоже так свихнусь, подумал в тот миг Вагнер.
- Не простая штука, — взвешивая на руке подарок, произнес Отто, — мне, почему-то кажется, что его можно использовать как оружие.
- Вы правы, — согласился магистр, — и не только, как оружие, но и как средство для пыток. Да будет вам известно, когда человеку причиняют физические страдания, выделяется очень много энергии. Согласитесь, неплохая альтернатива для восполнения сил, если ты умеешь эту энергию принять. А представьте, если причинить боль сотне, тысяче человек… Вот именно. Я думаю, дальше вам не стоит объяснять, и так все понятно.
- Как конкретно пользоваться амулетом? — поинтересовался Вагнер.
- Достаточно воткнуть его жертве в солнечное сплетение коротким лучом, чтобы длинные вошли в тело лишь наполовину. Особые воздействия на нервные окончания вызывают неимоверные, но не связанные с потерей сознания страдания. А это именно то, что нам нужно.
- Все понятно, учитель, — кивнул головой Вагнер, — но, как я понимаю, это не главное качество амулета.
- Конечно же, нет, — ответил глава «Черного ордена», — я думал, вы продолжите иронизировать. Например, скажете, что амулетом удобно пользоваться в качестве отмычки или средства для нарезки салями, но у вас хватило здравомыслия этого не делать. Кстати, для этих целей он вполне пригоден, и в случае надобности будет весомым подспорьем и в других бытовых мелочах. Но для того, чтобы использовать амулет по его прямому назначению, придется приложить некоторые усилия… впрочем, хватит толочь воду в ступе. Слушайте и запоминайте…
…Этот камень, который так привлек ваше внимание, называется электролит. Вы врядли найдете его в справочниках по минералогии, а тем более нечто близкое к нему по химическом составу. Легче, разыскать точную его копию, вернее часть, когда-то являвшуюся одним целым. Вам что-нибудь известно о Кристалле Шабалы?
- Очень мало, — соврал Вагнер, разглядывая и поглаживая кристалл. Он погрузился в свои мысли, позволив Виллигуту поупражняться в пересказывании истории, о которой спустя пару лет писали все европейские газеты.
«…по некоторым данным кристалл представляет собой физическую материю ядра планеты Сириус. Около двадцати миллионов лет назад, камень был транспортирован на Землю и представлял собой сложное геометрическое тело со 144 000 гранями. Каждая из них связана с определенной звездой, принимавшей участие в формировании нашей планеты, которые и до сих пор транслируют необходимую для жизни энергию. Со временем камень был распилен на 144 части, три из которых – наибольшие — находятся в особых, самых энергетически мощных частях планеты. Основная часть — в Тибетской Шамбале, другая — на дне озера Титикака, третья интегрирована в Камень Кааба в Мекке…»
- Махатмы Шамбалы в течение всей земной истории посылали части Кристалла самым достойным людям человечества: Платону, Соломону Мудрому (он носил его в своем перстне), Сенеке, Королю Артуру, средневековому графу Сен – Жермену, Дж. Вашингтону, — с упоением продолжал Виллигут. — Не обошли вниманием и вашего покорного слугу. На протяжении веков камень является священной реликвией и моего славного рода, и с давних времен вкраплен кем-то из пращуров в амулет. С некоторых пор Кристалл утерял свой изначальный блеск, а все из-за того, что имеет свойство абсорбировать человеческие грехи, начиная с самых древних и заканчивая главным злом двадцатого века – коммунизмом…
- Абсорбция — великая сила, — произнес Вагнер, — но нам-то от этого какой толк?
- Не торопитесь, я еще не закончил, — продолжил Виллигут, — Кристалл Шамбалы обладает феноменальными характеристиками: при физическом контакте с ним высокодуховного человека происходит виброчастотный резонанс, после чего он может получить в дар сверхспособности, омолодиться и даже обрести физическое бессмертие.
- Я, конечно же, польщен, что вы считаете меня высокодуховным человеком, магистр, — не унимался Отто. — Но быть может, вы ошибаетесь, считая, что я достоин этого подарка. Скажите, откуда такая уверенность и на чем основано ваше убеждение?
- На предсказаниях самого амулета, дорогой друг, — голосом, не вызывающим сомнений, ответил Виллигут. – Держите, любите его, отныне он ваш. И знайте, что в вашей жизни сыграют роль другие, более весомые и могущественные камни. Да, да, камни!
…- Ой, блядь,- прервала размышления Вагнера непонятная речь, — извините, профессор, о камень споткнулся. Профессор оторвался от своих мыслей и, обернувшись, вспомнил о спутнике. Генрих подпрыгивал на одной ноге и старательно изображал на лице боль.
- О камень, говорите? – задумался доктор, — это не камень, это булыжник. Настоящие камни, юноша, находятся у меня дома, подумал Вагнер, и я тебе их непременно покажу, но только после того, как твоя история жизни не будет вызывать у меня никаких сомнений. И молись своему богу, чтобы там не оказалось неувязок, я и не таких китов гарпунил.

Все. Больше постить роман не буду. Вы все равно меня не почитате.
И еще. Как хорошо, что в треде нет Сержанта.

да читаем читаем

распечатал
ато наебнёцанедайбог

ладно. я тут пойду пока свои торговые точки проверю. ларьки там всякие, лотки с бытовой химией…

передачу можно сделать о смерти, да, чото последнее время и правда взяли моду

#94 Вовасик у меня запланировано с 28 до 32.

а чо, разве ТАМ мобила не ловит? ну, надо просто роуминг подключить заблаговременно, я щитаю.

А вот и есть

Хорошо кстати получить эпитафию от Орлуши и оградку от римантасса

чего у тебя запланировано до 32??? уже зачехлиться, оленеводочька моя??? рановато чото, некажется тибе

Нет уж нахуй. Уж какнибудь но стишок лучше для орлуши самому сочинить, а оградку римантасу можно и купить

И канделябр от Уны гг

#122 Вовасик

кажется, конечно, но мне 20 лет назад было видение, что откинусь я в 28-32 от желтой волги.

По ходу я знаю, что мне водрузят вместо надгробия мстительные Литпромовцы.

Вообще по боку. Пусть хоть вороны склюют. Так что не надо беспокоить близких. Тем более, их мало, и им тяжело.

молодым сироткам и одиноким старикам нелишне указывать в профайле код от домофона и место, где лежит фамильное серебро

бля, Шырвинт ты гений. распечатал то что ты выложил здесь и был бы пиздец как признателен если бы продолжение увидел бы на 2075597@rambler.ru. конфиденциальность, ясен хуй, гарантируется.а так буду ждать конечно же этот романчег у себя на книжной полке. как скоро можно увидеть? и есть ли название у этого шедевра?

я имел ввиду, по твоим предположениям, как скоро его издадут?
( то што издадут я даже не сомневаюсь)