Откровения Всемирный День Поэзии: ваши любимые строфы?

 Покажите-ка, уважаемые господа авторы всех мастей, что вы считаете эталоном великолепной поэзии?

Я сегодня утром плакал.
Умер Джексон.Умер Майкл.

Быть не может.Это сон.
Умер Майкл, бля, Джексон.

источник: litprom.ru/thread40830.html

апголуб — вера в чудеса

Благополучно всё сгорело,
Благополучно всё пропало,
Благополучно улетело
К едрени фени в небеса!

Кого бы, сука, отметелить,
Кого б отпиздить, ёлы-палы,
За соловьиные, бля, трели
Про веру, падла, в чудеса?!

Там — тишина. И лёгкий запах тлена.
Там Времени утеряны ключи.
И солнце, как разбитое колено,
Закатною сукровицей сочит.

Там — в трещинах рассохшейся лепнины
Беседка в стиле *сталинский ампир*
Уже почти сгнила на половину…
Беззвучно-пыльный, выдохшийся Мир.
.
Там на скамейке долгих лет в теченье
Промокший заяц, влагой повреждён,
Лежит, словно раскисшее печенье,
Под перманентно льющимся дождём.

Бычок мычит расстроенной валторной,
Глаза телячьи выкатив в тоске,
Ногами, в кровь истёртыми, упорно
Идёт по нескончаемой доске.

Там лес и дол видений чудных полны…
Там на полу, с оторванной ногой,
Лежит медведь, сбондаженный по-полной,
Растерзанный, несчастный и нагой.

Там, девочка без глаз стоит у лужи,
Худая, как церковная свеча.
Пытается рукою неуклюже
Достать до непослушного мяча.
.
Лежат глаза, как яблок битых мякоть,
У ней в кармашке старого пальто.
Печальна и тиха… «Не надо плакать!» —
Предупреждала Агния Барто.

Сыпь, гармоника! Скука… Скука...

Сыпь, гармоника! Скука… Скука...
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мною, паршивая сука.
Пей со мной.

Излюбили тебя, измызгали,
Невтерпёж!
Что ж ты смотришь так синими брызгами?
Или в морду хошь?

В огород бы тебя, на чучело,
Пугать ворон.
До печенок меня замучила
Со всех сторон.

Сыпь, гармоника! Сыпь, моя частая!
Пей, выдра! Пей!
Мне бы лучше вон ту, сисястую,
Она глупей.

Я средь женщин тебя не первую,
Немало вас.
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз.

Чем больнее, тем звонче
То здесь, то там.
Я с собой не покончу.
Иди к чертям.

К вашей своре собачей
Пора простыть.
Дорогая… я плачу...
Прости… Прости...

1923. Сами знаете кто.

ида, желательно с авторами

ты охуел Штирлеца не знать?!

я для всех

блять, какуюж поебень сняли.

спасибо Тоша, проблевался
спасибо что не смотрел полностью
и спасибо что Сергей Александрович и Владимир Владимирович уже неживые

СТАЛИН
Спасибо, что мертвый.

У актера, который играет Маяковского большой дефицит лба

а чо бля поиск в керативах не работает нихуя штоле?

Кого ж любить? Кому же верить?
Кто не изменит нам один?
Кто все дела, все речи мерит
Услужливо на наш аршин?
Кто клеветы про нас не сеет?
Кто нас заботливо лелеет?
Кому порок наш не беда?
Кто не наскучит никогда?
Призрака суетный искатель,
Трудов напрасно не губя,
Любите самого себя,
Достопочтенный мой читатель!
Предмет достойный: ничего
Любезней верно нет его.

Александр Пушкин «Евгений Онегин»

Давайте пить и веселиться,
Давайте жизнию играть,
Пусть чернь слепая суетится,
Не нам безумной подражать.
Пусть наша ветреная младость
Потонет в неге и вине,
Пусть изменяющая радость
Нам улыбнется хоть во сне.
Когда же юность легким дымом
Умчит веселья юных дней,
Тогда у старости отымем
Все, что отымется у ней.
Александр Пушкин

я всё.

Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя.
… В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения… Увы,
тому, кто не способен заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.

знакЪ молодец

Э. Р.

Второе Рождество на берегу
незамерзающего Понта.
Звезда Царей над изгородью порта.
И не могу сказать, что не могу
жить без тебя — поскольку я живу.
Как видно из бумаги. Существую;
глотаю пиво, пачкаю листву и
топчу траву.

Теперь в кофейне, из которой мы,
как и пристало временно счастливым,
беззвучным были выброшены взрывом
в грядущее, под натиском зимы
бежав на Юг, я пальцами черчу
твое лицо на мраморе для бедных;
поодаль нимфы прыгают, на бедрах
задрав парчу.

Что, боги, — если бурое пятно
в окне символизирует вас, боги, -
стремились вы нам высказать в итоге?
Грядущее настало, и оно
переносимо; падает предмет,
скрипач выходит, музыка не длится,
и море все морщинистей, и лица.
А ветра нет.

Когда-нибудь оно, а не — увы -
мы, захлестнет решетку променада
и двинется под возгласы «не надо»,
вздымая гребни выше головы,
туда, где ты пила свое вино,
спала в саду, просушивала блузку,
- круша столы, грядущему моллюску
готовя дно.

Гений и Последний Классик, Иосиф Александрович Бродский, конечно.

спасибо! и я хочу ещё

Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.

Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.

1957

Заветное имя сказать, начертать
Хочу — и не смею молве нашептать.
Слеза жжет ланиту — и выдаст одна,
Что в сердце немая таит глубина.

Так скоро для страсти, для мира сердец
Раскаяньем поздно положен конец
Блаженству — иль пыткам?.. Не нам их заклясть:
Мы рвем их оковы — нас сводит их власть.

Пей мед; преступленья оставь мне полынь!
Мой идол, прости меня! Хочешь — покинь!
Но сердце любви не унизит вовек:
Твой раб я, — не сломит меня человек.

И в горькой кручине пребуду я тверд:
Смирен пред тобой и с надменными горд.
Забвенье с тобой — иль у ног все миры?..
Мгновенье с тобой все вместило дары!

И вздох твой единый дарит и мертвит
И вздох твой единый дарит и живит.
Бездушными буду за душу судим:
Не им твои губы ответят, — моим!


Джордж Гордон Байрон, «Романс», 4 мая 1814
пер. В. Иванова

...
От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне — страна моя родная.
Я знаю все, я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышней я Всех господ.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Я скуп и расточителен во всем.
Я жду и ничего не ожидаю.
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз — я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер — и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду,
Кому презренье, а кому почет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.


Не вижу я, кто бродит под окном,
Но звезды в небе ясно различаю.
Я ночью бодр, а сплю я только днем.
Я по земле с опаскою ступаю,
Не вехам, а туману доверяю.
Глухой меня услышит и поймет.
Я знаю, что полыни горше мед.
Но как понять, где правда, где причуда?
А сколько истин? Потерял им счет.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не знаю, что длиннее — час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

...
В своей стране родной —
Я на чужбине,
Я силу в теле чувствую и в мыслях,
Но власти нет и мощи у меня,
Я всюду победитель,
Но я всюду проигравший...
Займется только день —
Я всем желаю ночи доброй,
Как только я прильну к земле —
То страх, как черный червь, шевелится во мне —
Страх моего паденья.
Вниз.
В пучину.

Франсуа Вийон, «От жажды умираю над ручьем» или «Баллада поэтического состязания в Блуа», середина XV в.
пер. И. Эренбург

что-то вы тут поднасрали…

#26 ок!
подскажите, плиз, а как надо?

ну и викторианцев.
это эпиграфы к многими любимой, но по мне так весьма средненькой книжке. кто угадает что за книжка получит от меня приз — картинку с бэтменом.
***
Я не отринут! Не забыт!
Я к ней стремлюсь, безгласный...
Но гневный Божий глас гремит.
«Остановись, несчастный!»

Мэтью Арнольд, “Озеро”, 1852
пер. И. Комаровой
,,,

Зачем в ту ночь ты промолчала,
Что вскоре — лишь сгорит восток -
Спокойно, просто и устало
Уйдешь, отбыв земной свой срок
Туда, куда ни птица,
Ни память не домчится,
Чтоб я тебя увидеть смог?

Томас Гарди, “Исчезновение”
пер. Г. Русакова
,,,

Коль Смерть равнялась бы концу
И с нею все тонуло в Лете,
Любви бы не было на свете;
Тогда, наперекор Творцу,
Любой из смертных мог бы смело -
Сатирам древности под стать -
Души бессмертье променять
На нужды низменного тела.

Альфред Теннисон, «In Memoriam», 1850
пер. И. Комаровой
,,,

Как часто я сижу, уныло
Перебирая жизнь свою:
Что, что в ней истинного было?
И от бессилья слезы лью...

Должно быть, сердце слишком слабо
И постоянства лишено;
И не скорбел бы я, когда бы
Вдруг стало каменным оно.

Мелькают дни, событья, лица..
Но я не жду иных времен,
И мир души моей таится
Во тьме навеки погребен.

Артур хью Клаф, из ранних стихотворений, 1841
пер. И. Комаровой

СМЕРТЬ ПИДАРАСА

Пидараса смерть настигла:
В ранний предрассветный час
Смерть взяла его в могилу.
В общем, помер пидарас…

Но не от скинхедской биты,
Не от дружеской заточки,
Не сосулькой был убит он,
Яд не пил, дойдя до точки,
Не убил его иглою
В зоопарке дикобраз,
Не пилил бензопилою
Тот, кто любит свой Техас,
Не убил его весёлый
Уебанец кирпичом,
Тут Петров из пятой школы
И Бен Ладен ни причем.
Нет, он умер не от СПИДа,
Не от ядерной беды.
Отчего загнулся пидор,
Мне вот лично – допесды!(с) Наше Фсё

Поэзия, поэзия… помню строки, что-то вроде:
«Огонь зажигалки тускло вспыхнул в салоне гелика,
Все очень ровно, езда по встречной без кипиша и истерики...»
классика, да

Из поэтесс люблю Юсю и Аню, но стихов понятное дело, не читал.

Тонино Гуэро помер

САМОЛЁТИК В НЕБЕ СИНЕМ

Самолётик в небе синем ровным подчерком красивым
Пишет слово «ХУЙ» курсивом, словно в чистую тетрадь.
Осень поздняя в России. Сыпят листьями осины.
Пассажиры пахнут псиной и Шанелем номер пять.

Взгляды острые, как шило. За окном полей плешивых
Череда, да уток вшивых барражирует звено.
Едет в заданном режиме электричка из Каширы.
В пассажирах, словно в жилах, бродит злоба, как вино.

Нагоняет ветер тучи. Потянулся лес дремучий.
Мост. Река. Сарай на круче притулился у межи.
Пассажиры сбились в кучу. Посередине бомж вонючий
В зипуне, лаптях, онучах мавзолейно возлежит.

Он лежит, как куль с картохой, дышит палочками Коха.
Литр синьки умудохал за чахоточный кадык.
Светит солнце. Солнцу похуй. Сквозь поля чертополоха
Под колёс ритмичный грохот поезд мчит: «Пиздык-пиздык!»(с) Другое Наше Фсё)

Про мультик «Ну, погоди!»


Отвез лисицу волк в больницу,
в такой многоэтажный дом,
что называется «роддом».
Веками шла с лисой война
и тут вот на тебе — жена.
И даже кто-то у лисицы был должен от волка родиться.
Приготовляться тут волк стал:
светлый костюм себе достал,
помылся с мылом, причесался,
чуть-чуть на травке повалялся,
чтоб пахло от него травой,
нарвал цветы, поймал такси,
сел мягко и заколесил.
Приехал, тут его уж ждут и сверток
бережно несут.
Волк нянькам тут цветы отдал,
чуть нежно сверток взял, сел осторожно вновь в такси и ехать тихо попросил.
Дорогой стало невтерпеж узнать на кого же сын похож.
Томился мыслями, терпел, решился
волк и… посмотрел.
Чуть-чуть простынку он открыл, от удивленья рот
раскрыл, от возмущенья екнуло в груди,
«Ну, заяц, — крикнул — погоди!»

Николай Гумилев
Пять быков (1912)


Я служил пять лет у богача,
Я стерег в полях его коней,
И за то мне подарил богач
Пять быков, приученных к ярму.

Одного из них зарезал лев,
Я нашел в траве его следы,
Надо лучше охранять крааль,
Надо на ночь зажигать костер.

А второй взбесился и бежал,
Звонкою ужаленный осой,
Я блуждал по зарослям пять дней,
Но нигде не мог его найти.

Двум другим подсыпал мой сосед
В пойло ядовитой белены,
И они валялись на земле
С высунутым синим языком.

Заколол последнего я сам,
Чтобы было, чем попировать
В час, когда пылал соседский дом
И вопил в нем связанный сосед.

Редьярд Киплинг


Серые глаза — рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Черные глаза — жара,
В море сонных звезд скольженье
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.

Синие глаза — луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза — песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.

Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.

Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю — в том нет вины -
Все четыре этих цвета.

Перевод К. Симонова

Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!

Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие, нажраться лучше как,—
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..

Если б он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!

Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду!

1915 В. Маяковский

строфы не то что бы любимые, но актуальные

#34 Renat-c

Охуеть, что правда Гумелев?

Когда могущая Зима,
Как бодрый вождь, ведет сама
На нас косматые дружины
Своих морозов и снегов, —
Навстречу ей трещат камины,
И весел зимний жар пиров.

*
Царица грозная, Чума
Теперь идет на нас сама
И льстится жатвою богатой;
И к нам в окошко день и ночь
Стучит могильною лопатой…
Что делать нам? и чем помочь?

*
Как от проказницы Зимы,
Запремся также от Чумы!
Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы.

*
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

*
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.

*
Итак, — хвала тебе, Чума,
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твое призванье!
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьем дыханье, —
Быть может… полное Чумы!

Есть такой поэт Петрович в Москве.
Сантехником вроде работает.
Тусил одно время на стихире.
Видел его в Липках на слёте стихирушном

* * *

Какие женщины! Букет прекрасных роз!
Но до чего коварны эти розы.
Каренина легла под паровоз.
И где теперь все эти паровозы?!

* * *

Когда женщины стоят кучкой — две-три-более штук
подходя всегда цтирую Петровича, гыгыгы

С ПРАЗДНИКОМ!

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,
Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою — как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца -
Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя — замолчи! -
У того, с которым Иаков стоял в ночи.

Но пока тебе не скрещу на груди персты -
О проклятие! — у тебя остаешься — ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир, -
Оттого что мир — твоя колыбель, и могила — мир!

Марина Цветаева

Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной -
Распущенной — и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что Вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не Вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем ни ночью — всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо Вам и сердцем и рукой
За то, что Вы меня — не зная сами! -
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце не у нас на головами,
За то, что Вы больны — увы! — не мной,
За то, что я больна — увы! — не Вами.

Опять-таки Цветаева

про Чуму — Тарантула написал? респект

Ты где-то в зеленой Азии,
А сердце не вылечить мазями.
Исколото колкими фразами,
И буквами Сaps Lock.
А лес золотится пятнами,
Плывут облака ватные,
Идут первоклашки опрятные,
Вприпрыжку спешат на урок.
Здесь листья усыпали улицы,
Осеннее солнце щурится,
И в пробках водители жмурятся,
Сигналит, гудит Проспект!
Арбузы томятся в клетках,
Бабульки на табуретках
Цветы продают с укропом,
И люди в метро потоком.
Толпятся у кассы, чтобы
В подземку купить билет.
Разъехаться по квартирам,
По станциям-ориентирам.
Зажжется на кухнях свет,
И окна многоэтажек,
Как рой светлячков — букашек,
Заполнят собою город,
Жаль, только тебя в нем нет.

Юся

Ты где то в холодной России

Простужена, шарф мохеровый

расцветками неба серого

Согревает тебя в такси…

Конвертом с нелепыми марками

Я вышлю тебе две яркие

Фотографии черно-белые

Но не вернусь, не проси…

Остановками близкими, дальними,

Кольцевыми и радиальными,

Ты меряешь мир деталями.

Прости, что меня ждала…

А я в азиатской таверне,

С похмелья мутит и скверно

Что ты далеко и наверно

Совсем уже без тепла…


тихийфон

В общем, представим домашнюю кошку, выгнанную на мороз.
Кошка надеялась, что понарошку, а оказалось — всерьёз.
Повод неважен: растущие дети, увеличенье семьи...
Знаешь, под каждою крышей на свете лишние кошки свои.

Кошка изводится, не понимая, что за чужие места:
Каждая третья соседка — хромая, многие — без хвоста...
Здесь на помойке чужие законы, правила и вожаки.
Нам-то, домашним, они незнакомы. Стало быть, мы чужаки.

Дома она научилась другому — брать у хозяев еду,
Чувствовать их приближение к дому, празднество или беду,
Мыться на кухне, гостей приглашая и умиленно урча,
Вовремя влезть на плечо, утешая, вовремя спрыгнуть с плеча

Здесь ни к чему этот редкостный навык. Здешняя доблесть грубей:
Рыться в отбросах, метаться от шавок, дружно гонять голубей
В этом она разберется позднее, ну а пока, в январе,
В первый же день она станет грязнее всех, кто живет во дворе.

Коль новичок не прошел испытанья — не отскребется потом,
Коль не умеет добыть пропитанья — станет бесплатным шутом,
Коль не усвоил условные знаки — станет изгоем вдвойне,
Так что, когда ее травят собаки, кошки на их стороне.

В первый же день она скажет дворовым, вспрыгнув на мусорный бак,
Заглушена гомерическим ревом местных котов и собак,
Что, ожиданием долгим измаян («Где она бродит? Пора!»),
К ночи за нею вернется хозяин и заберет со двора.

Мы, мол, не ровня! За вами-то сроду вниз не сойдет человек!
Вам-то помойную вашу свободу мыкать в парадном вовек!
Вам-то навеки — дворы, батареи, свалка, зима, пустыри.
Ты, что оставил меня! Поскорее снова меня забери!

Вот, если вкратце, попытка ответа. Спросишь, платок теребя:
«Как ты живешь без меня, вообще-то?» — Так и живу без тебя:
Кошкой, наученной новым порядкам в холоде всех пустырей,
Битой, напуганной, в пыльном парадном жмущейся у батарей.

Вечер. Детей выкликают на ужин матери наперебой.
Видно, теперь я и Богу не нужен, если оставлен тобой.
Так что, когда затихает окраина в смутном своем полусне,
Сам не отвечу, какого хозяина жду, чтоб вернулся ко мне.

Ты ль научил меня тьме бесполезных, редких и странных вещей,
Бросив скитаться в провалах и безднах нынешней жизни моей?
Здесь, где чужие привычки и правила, здесь, где чужая грызня -
О, для чего ты оставил (оставила) в этом позоре меня?!

Ночью все кошки особенно сиры. Выбиты все фонари.
Он, что когда-то изгнал из квартиры праотцев на пустыри,
Где искривились печалью земною наши иссохшие рты,
Все же скорее вернется за мною, нежели, милая, ты.

По лесам бежала Божья Мать,
Куньей шубкой запахнув Младенца.
Стлалось в небе Божье полотенце,
Чтобы Ей не сбиться, не плутать.
Холодна, морозна ночь была,
Дива дивьи в эту ночь творились:
Волчьи очи зеленью дымились,
По кустам сверкали без числа.
Две седых медведицы в яру,
На дыбах боролись в ярой злобе,
Грызлись, бились и мотались обе,
Тяжело топтались на снегу.
А в дремучих зарослях, впотьмах,
Жались, табунились и дрожали,
Белым паром из ветвей дышали
Звери с бородами и в рогах.
И огнем вставал за лесом меч,
Ангела, летевшего к Сиону,
К золотому Иродову трону,
Чтоб главу на Ироде отсечь.
1915 И.А. Бунин «Бегство в египет»

#37 ну да

Б. Пастернак
Январь 1919 года

Тот год! Как часто у окна
Нашептывал мне, старый: «Выкинься».
А этот, новый, все прогнал
Рождественскою сказкой Диккенса.

Вот шепчет мне: «Забудь, встряхнись!»
И с солнцем в градуснике тянется
Тот-в-точь, как тот дарил стрихнин
И падал в пузырек с цианистым.

Его зарей, его рукой,
Ленивым веяньем волос его
Почерпнут за окном покой
У птиц, у крыш, как у философов.

Ведь он пришел и лег лучом
С панелей, с снеговой повинности.
Он дерзок и разгорячен,
Он просит пить, шумит, не вынести.

Он вне себя. Он внес с собой
Дворовый шум и – делать нечего:
На свете нет тоски такой,
Которой снег бы не вылечивал.

ДА ПОШЛИ ВЫ ВСЕ НАХУЙ!


Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь
Да здравствует созданный волей народов
Единый, могучий Советский Союз!


Припев:
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надежный оплот!
Партия Ленина — сила народная
Нас к торжеству коммунизма ведет!


Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин Великий нам путь озарил:
На правое дело он поднял народы,
На труд и на подвиги нас вдохновил!


Припев

В победе бессмертных идей коммунизма
Мы видим грядущее нашей страны,
И красному знамени славной отчизны
Мы будем всегда беззаветно верны!

***
И смычком отпилил её нахуй,
Думал, позже обратно пришью…

где вы теперь, кто Вам целует пальцы,
куда девался Ваш китайчонок Ли?

Я ебу тебя в тёмном чулане,
Так, что банки на полках дрожат.
Твои нежные, тёплые длани
На моих ягодицах лежат...

Я ебу, размышляя при этом,
Что тобой почитаемый Блок
Может лучше, чем я был поэтом,
Но ебацца так — точно не мог!

(с) Perlyuk, из подписей к «Ёблам Литпрома»

Ебать великана — дело несложное
Огромная жопа и рот в пять аршин
Вот выебать гномика с хитрою рожею -
Задача для настоящих мужчин

(с) Тоша Кракатау, из ботуда вроде бы

Я спросил у глухого еврея — Как пройти до Никитских Ворот?
«Раньше были все как-то добрее...», он ответил,
ДА ЕБАНЫЙ В РОТ!

(с) СШ

Пристают к заставе гости,
Князь Гвидон зовёт их в гости

(с) Ваше Всё

Кормит и поит она бродяг и в море их шлёт потом.
Иные тонут, где глубоко, иные в виду земли,
И приходит весть – и она других посылает на корабли.
Покуда есть у неё свой дом и место у камелька –
Она гонит сынов на мокрый луг и жатва их горька.
Шла рядом с конями легенда, рассказ о лишениях злых.
Отцы покорили равнины, а мы унаследуем их,
Мы сердцем своим в колыбели, в стране, где потратили труд,
Надежду и веру, и гордость мы в землю вложили тут!
Наполните ваши стаканы и пейте со мной скорей
За четыре новых народа, за отмели дальних морей,
За самый последний, на карте ещё не отмеченный риф –
И гордость врагов оцените, свою до конца оценив!

За кровли на крышах железных, звенящих от наших шагов,
За крик неподкованных мулов, за едкую гарь очагов,
За риск умереть от жажды и риск в реке утонуть,
За странников юга, прошедших в мильоны акров тяжёлый путь.
За яркий очаг народа, за грозный его океан,
За тихую славу аббатства – (без этого нет англичан)
За вечный помол столетий, за прибыль твою и мою,
За ссудные банки наши, за флот наш торговый – пью!
Когда же страданий наших приблизится конец –
Твой тяжкий труд разрушит – лентяй или глупец.
И платить – то честь наша – будем дань мы тысячу лет морям.
Так и было, когда «Золотая лань» раскололась пополам,
И когда на рифах, слезя глаза, кипел прибой голубой
Коль кровь – цена владычеству, то мы уплатили с лихвой!
Я ел ваш хлеб, я ел вашу соль, я пил вашу воду и пил вино,
Я был с вами рядом под огненным градом, я с вами прошёл через радость и боль. (с)

Редьярд Киплинг

Ну и конечно же

Мужики говорили — на том берегу
в камыше точит тину болотный бугай.
Хуже нет угодить к водяному быку.
А по берегу – топь. А за топью – тайга.

Пацаны не ходили рыбачить за мост,
Что по плесу крестами столбов догнивал.
В старину был в разливе колхозный покос,
А теперь-то осока – дурная трава

Поднялась из суглинка горбом мертвяка,
И кружат над соленой землей кулики.
Мужики говорили – когда-то река
Уносила дома. Складно врут мужики.

Складно врут мужики. Про гнездо упыря
Под причалом тесовым, про Желтых Детей,
Про Лесного Мента с полметровой елдой-
Заломает в лесу и етит без затей.

Про электрика Леху, стрельца сигарет.
Ну, которому сделала баба рога.
Он ей бошку потом отпилил во дворе.
И забросил в сарай. Хуле скажешь – тайга.

Эх, тайга. Уж давно не бродили в глуши.
Так, орехов побить в полосе кедрача.
А попал в бурелом – тут уже не спеши.
И уже не кричи. Из могил не кричат.(с)

Сами знаете кто.

Ты сегодня взрослее стала
И учебу ты прогуляла
Собрала всех своих подружек
Ну а как же я
Ведь день рожденья у тебя
Знаю, ты меня не забудешь
Я приду — меня зацелуешь
Но поцелуев твоих мне мало
Я хочу, чтоб ты сказала...

Забирай меня скорей
Увози за сто морей
И целуй меня везде
18 мне уже

Забирай меня скорей
Увози за сто морей
И целуй меня везде
Я ведь взрослая уже

Ты уже танцевать устала
Эта песня сто раз играла
Веселятся твои подружки
Разбудили всех -
Пели песни Руки Вверх!
Все ушли, мы одни остались
И друг другу во всем признались
Ведь ты сегодня взрослее стала
Наконец-то мне сказала

Забирай меня скорей
Увози за сто морей
И целуй меня везде
18 мне уже

нету

#45 во это хорошо

По ветвям! к бананам! где успех
и престиж… Всего один прыжок -
сотни обезьян стремятся вверх,
и ужасен вид их голых жоп

Ни семьи, ни друзей, ни работы —
Он один в этом мире как перст,
Ничего, кроме порванной жопы
На мальтийский зазубренный крест.

Не судилось ему, не сложилось,
Жизнь паскудна, низка и пуста —
Только тлен, только пыль, только гнилость,
Ничего — кроме рванного рта.

А ведь раньше бывало, когда-то,
Он востребован был и у дел,
К нему в гости ходили ребята,
И пред ними он жопой вертел.

А любить — не любили. Едва ли.
Просто свой мужеложеский пыл
На его спелой жопе срывали,
Потому что — он это любил.

Он корячился, выл, извивался,
Он был толстого хуя вассал,
Депутат двадцать первого пальца,
Он облизывал, нюхал, сосал.

А теперь — ничего не осталось,
Он совсем превратился в скота,
Незаметно подъехала старость,
И уже — гробовая черта.

Он умрет — и его похоронят
В целлофановом грязном мешке,
Не заплачет никто, не застонет
О его нежнотолстой кишке.

На его безымянной могиле
Однозначно не будет цветов.
Все, кто трахал его — позабыли —
Одиноко гниющий остОв.

На могилу его, для потехи,
Кто сблюет, а кто сплюнет не раз,
Ведь в земле этой нет человека,
Тут всего лишь лежит — пидорас!

Спят котлы и фонарики в спецвагонах
Автоматы в служебниках
Пацаны им по двадцать лет в погонах
И друзья их в ошейниках
Только мне не до сна вспомнил мать Иринку
Вспомнил яблоню у реки
И бегут в голове моей картинки
И бегут километрики

Когда замаливать грехи
Меня закрыли в БУР
Сидел там и писал стихи
Вор молодой Артур
И две строки из роя слов
Как будто бросил нам -
Я самый худший из сынов
Ты лучшая из мам.

Ты спросишь меня — почему иногда я молчу
Почему не смеюсь и не улыбаюсь
Или же наоборот я мрачно шучу
И так же мрачно и ужасно кривляюсь?

Просто я живу на улице Ленина
И меня зарубает время от времени.

Ловите ветер всеми парусами
К чему гадать — любой корабль — враг
Удача миф, но эту веру сами
Мы создали поднявши чёрный флаг

Если в городе революция война беспорядки —
Хуй куда я уебу с этой грядки

ВЕСЕЛЫЙ СТАРИЧОК

Жил на свете стаpичок
Маленького pоста,
И смеялся стаpичок
Чpезвычайно пpосто:
«Ха-ха-ха
Да хе-хе-хе,
Хи-хи-хи
Да бyх-бyх!
Бy-бy-бy
Да бе-бе-бе,
Динь-динь-динь
Да тpюх-тpюх!»

Раз, yвидя паука,
Страшно испугался.
Hо, схватившись за бока,
Громко рассмеялся:
«Хи-хи-хи
Да ха-ха-ха,
Хо-хо-хо
Да гyль-гyль!
Ги-ги-ги
Да га-га-га,
Го-го-го
Да бyль-бyль!»

А yвидя стpекозy,
Страшно pассеpдился,
Hо от смеха на тpавy
Так и повалился:
«Гы-гы-гы
Да гy-гy-гy,
Го-го-го
Да бах-бах!
Ой, pебята не могy!
Ой, pебята,
Ах-ах!»

ИЗ ДОМА ВЫШЕЛ ЧЕЛОВЕК

Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.

Он шел все прямо и вперед
И все вперед глядел.
Не спал, не пил,
Не пил, не спал,
Не спал, не пил, не ел.

И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.

Но если как-нибудь его
Случится встретить вам,
Тогда скорей,
Тогда скорей,
Скорей скажите нам.

Мною пугают непослушных детей
Мои поступки не ради славы -
Я просто ненавижу большинство людей

Я не вижу в вас ничего примечательно
Люди это реально тупое говно.

Да ну вас нафиг. Скучные вы какие-то, читаете и слушаете всякое гавно. Вы дезориентированы.

зима… крестьйанен торжествуя…

вотчо нашел:

То ли блажь, то ли сучьей верности
Через край? –
С поволокой в глазу не видно на сердце
Хмарь…
Взять за плечи да душу вытрясти –
Шлепай в рай! –
Да озябнет в пути: за дверцею
Спит январь…
Ляжет слово по следу инеем –
Стынет месть. –
Золотую слезу у рос, поди,
Выменял?
Не прошу ни венца, ни имени –
Пусть, как есть…
Только не отнимай его, Господи,
У меня…

и вот еще:

С чьей-то легкой руки
Отпускают снегА, как грехи…
И забытые замки, где мается мудростью Гудвин,
Белоснежными снами вздыхают на серые будни,
Жмутся к окнам с тоски
И ложатся судьбой на виски…
Горевать о былом
Еще хватит бессонниц потом…
Замерзающей сказке, причудам ее потакая,
Подари пять минут захмелевшего ласкою мая! –
Подыши на стекло,
Посмотри, как на сердце светло…

красиво бляя

я когда с женой ебусь
о кровать ебалом бьюсь
то ли выкинуть кровать?
то ли позу поменять?

Северянина люблю...

Вот одно, характеризующее любителей мяса

Игорь Северянин

ПОЭЗА «VILLA MON REPOS»

Мясо наелось мяса, мясо наелось спаржи,
Мясо наелось рыбы и налилось вином.
И расплатившись с мясом, в полумясном экипаже
Вдруг покатило к мясу в шляпе с большим пером.

Мясо ласкало мясо и отдавалось мясу.
И сотворяло мясо по прописям земным.
Мясо болело, гнило и превращалось в массу
Смрадного разложенья, свойственного мясным.

Взято отседова: www.stihi-rus.ru/1/Severyanin/80.htm

Блять, интересно есть кто то кто этот тред прочитал?

маловероятно.
я не читал

кто выебнулся, кто прикололся, а читать нахуй никому это не надо гг

такой эстет прям зайка.

белая береза под моим окном (с)Есенин

Кусок земли, исхлёстанный ветрами,
Сухою веткой где-то хрустнет вдруг наган...
Заиндевелыми еловыми бровями
Глаза очертит где-то белая тайга...

Прошу, будь ласков с теми, Бог, кого оставлю
На этой милой, столь забывчивой Земле.
Войди в мой дом, Господь, прикрой плотнее ставни,
Чтоб из окон не виден был кровавый след.

А теперь я готов,
Господа, или, как вас там,
Верой-правдой служить не дано
Тем, кто веры не знал,
И кому правда не чиста,
Тем, кто небо зажёг над страной.
Тем, кто веры не знал,

Не сметь срывать с меня гвардейские погоны,
Не сметь касаться лапой русских орденов,
Оставьте институткам этот бред ваш революционный
И отпустите к матерям мальчишек-юнкеров.

Позволю извинить себе убогость мыслей ваших чёрных,
Но не могу простить нечищенный наган,
Того, что в смертный час мой вы стоите не по форме,
Небритость ваших щёк и этот жуткий перегар.

Я принимаю свой парад последний.
Идут полки мои под царственный венец...
Святой отец, души предсмертной собеседник,
Уже лежит, лицом разбитым ткнувшись в снег.

Земля вас не возьмёт и море вас не примет...
Да, можно научиться убивать врагов...
Но верьте мне, тысячелетие отринет
Тех, кто решился разменять его на год.

розенбаум

в жопу раком врот — валетом
и ниважно что нильзя
сизую глотатать котлету -
он дорвался до хуя!
во

хихи

это тоже плакать хот:

Уже прошло лет тридцать после детства,
Уже душою всё трудней раздеться,
Уже всё чаще хочется гулять
Не за столом, а старым тихим парком,
В котором в сентябре уже не жарко,
Где молодости листья не сулят,
Где молодости листья не сулят.

Уже старушки кажутся родными,
А девочки — как куклы заводные,
И Моцарта усмешка всё слышней.
Уже уходят за полночь соседи,
Не выпито вино, и торт не съеден,
И мусор выносить иду в кашне.

Уже прошло лет двадцать после школы,
И мир моих друзей уже не молод,
Не обошли нас беды стороной.
Но ночь темна, а день, как прежде, светел,
Растут у нас и вырастают дети,
Пусть наша осень станет их весной.

Уже прошло лет десять после свадеб,
Уже не мчимся в гости на ночь глядя,
И бабушек приходим навестить
На день рожденья раз, и раз в день смерти,
А в третий раз, когда сжимает сердце
Желание внучатами побыть.

Уже прошло полжизни после свадеб,
Друзья, не расходитесь, Бога ради,
Уже нам в семьях не до перемен.
И пусть порой бывает очень туго,
Но всё же попривыкли мы друг к другу,
Оставим Мельпомене горечь сцен,
Давайте не стесняться старых стен.

розенбаум