Откровения Мне тут одно нежное создание в аську сказало

Я думаю что это чушь. А вы?

почему путина то? выборы за плечами уже.

и еще- почему боевики позвали рошаля? означет ли это что сейчас любая мразь вроде кабзона поедет тоже "спасать заложников" для самопиара?

"Когда же в России будут делать теракты европейского уровня?"

Там есть совесть, я так думаю.

И есть профессиональный долг.

Кобзона обсуждать даже не стоит, ибо говно.

Доехали спокойно, переоделись и приехали в школу. Доставка оружия- за бабки.

тут не проворонить сложно. В москве то просрали. а тут бислан - край географии.

а вообщем это ньюансы.

хуевая сеть

хороший пост про нормализацию в Чечне

гыгыгыгыгыг

ну и источники у тебя....

Въезжающих в Грозный встречает огромная металлическая стелла, которую поставили, судя по всему, еще в советские времена. У основания стеллы – железные буквы: «Люди! Берегите мир!».

Стелла разрушена почти полностью. От микрорайона, на центральной площади которого она когда-то стояла, остались лишь руины.

Но в домах, зияющих черными дырами от снарядов, живут люди. По соседству – стена, в которую, судя по всему, попал танковый снаряд, и балкон, где сушится белье.

В день выборов в городе – пусто. Большинство грозненцев уехали в деревни – боялись терактов. На улицах только армейские БМП и автобусы с журналистами.

Блок-посты проскакиваем мигом – под вой сирены машин сопровождения. Почему-то кажется, что от этого воя опасности больше, чем безопасности.

Надеваю бронежилет – и тут же становлюсь объектом насмешек со стороны российских коллег, поверивших в разрекламированную Кремлем «нормализацию».

Оператор Рен-ТВ долго и нудно снимает меня, борющегося с бронежилетом – видимо, для пущего сарказма.

На первом же избирательном участке нас ожидает супер-пупер-мега-экстра шоу. Улица, ведущая к нему, с обеих сторон перегорожена БМП. Но у самого участка – толпа.

Завидев камеры, чеченцы пускаются в пляс. Внезапно откуда-то из-за угла выходит невеста в белоснежном свадебном платье.

Что она здесь делает, почему рядом с ней нет ни жениха, ни родственников, почему она выглядит такой смущенной? Загадки, загадки, загадки…

Поют и пляшут и на других участках – в Гудермесе что-то фольклорное, в Урус-Мартане – чуть ли не рейв.

Вокруг танцующих – солдаты с автоматами и гранатометами, милиция, какие-то неопознанные вооруженные люди в черных футболках с портретами Кадырова и надписями по-чеченски на спинах.

Некоторые выглядят так, будто только неделю назад спустились с гор, и теперь учатся стрелять по тем, кого защищали.

За одним из участков обнаруживаю танк, замаскированный под небольшой перелесок. Только берусь за камеру, чтобы его сфотографировать – и тут же из окна высосывается бритая голова десантного вида: «Камеру убери, бл…!»

Внутри избирательного участка тоже толпа. Правда, никто из собравшихся не голосует. Все стараются держаться поближе к журналистам и морщат лбы, вспоминая явно выученные наизусть заявления о том, почему они голосовали за Алханова.

«Вышеупомянутый кандидат в президенты…», - говорит чеченка в платке и рваном платье.

Поодаль стоит человек со значком: «Агитатор Алу Алханова».

- А почему вы поддерживаете Алханова? – спрашиваю я.

- Ну как… Даже не знаю… Он такой… Мир будет.

С ораторами в лагере Алханова сложно.

На следующее утро журналистов снова грузят в автобусы и везут на пресс-конференцию главы чеченского избиркома.

- Как это у вас получается, - спрашивают его, - что мы не видели голосующих ни на одном участке, а явка зашкаливает за 80%?

- Вам просто не повезло: избиратели, наверное, не совпали с вами по времени, - отвечает чиновник.

Журналисты дружно ржут.

Внезапно в зал вваливается полтора десятка вооруженных людей. Вводят Алханова. Он растерян, выглядит уставшим и недовольным.

Действительно, чему тут радоваться? Трое из четырех его предшественников убиты, четвертый в бегах.

Не сказав ничего внятного, но покрутившись перед камерами, Алханов исчезает в неизвестном направлении. Минутой позже от здания, визжа шинами, отъезжает белая «Волга» очень подержанного вида.

Перед ней и за ней – черные «Гелендвагены».

Журналистов – снова стадом – загоняют в автобусы и везут «домой», в расположение 46-й бригады внутренних войск.

Нас ждут казарма, армейская пища и поучительные наблюдения за жизнью солдатиков.

- Это хорошо, что вы приехали, - говорит патрульный, которому приказали проводить меня в чипок. – А то у нас тут жизнь какая? Маршируем, жрем да спим.

Ближе к полуночи на плацу появляется взвод минометчиков. Они с утра плохо маршировали, и теперь им придется тренироваться до тех пор, пока злой и явно уставший старшина не останется доволен.

В казарме однополчане минометчиков, лучше тянувшие носки несколькими часами раньше, высунув языки, рисуют стенгазету.

«Минометчики 46-й бригады гордятся тем, что их вооружение находится в превосходном состоянии. Выпущенные в 1943 году, наши минометы всегда начищены и готовы к бою».

Сами солдаты, кажется, готовы прежде всего к боям друг с другом. Говорят только матом, по ночам из соседней казармы доносятся крики –молодых учат родину любить.

С утра выясняется, что у одного из коллег за ночь украли бумажник. Пресс-секретарь части обвиняет журналистов – говорит, есть такая болезнь – клептомания.

Комбриг оказывается человеком более вменяемым.

- Сколько у тебя там было? 300 долларов? На, бери, и замнем для ясности. На следующий год приезжай – в баню пойдем.

Деньги комбриг достает из внутреннего кармана кителя. Даже похудев на 300 долларов, пачка его карманных денег все равно остается более чем внушительной.

К полудню, разобравшись со всеми кражами – были еще и часы и фотоаппарат - уезжаем наконец домой. По дороге проезжаем поворот на Беслан.

На повороте – КПП, солдаты и бронетранспортер. Курят, видимо, травят анекдоты.

В Чечне – нормализация.

у меня не много чеченов знакомых

два, гыгыгыгыгыгыгыгы

так все в европе щас живут

один в норвегии другой в австрии

там еще осталса кто то?