Digalogen

– Ого, – равнодушно говорит Рита и протягивает мне пачку.
Я киваю, достаю сигарету, и мы закуриваем.
– Втроем? – без малейшего интереса переспрашивает она и недоверчиво прищуривается.
Знай я Риту похуже, уже бы плюнула ей в глаза.
Эй, подруга, да какого я перед тобой распинаюсь, завопила бы я и бросила – пусть не в глаза, пусть на тротуар – едва закуренную сигарету....

Я не пропускаю ни одной юбки.
Джинсовой, мини или приталенной, хотя не уверен, что их можно перечислять вот так, через запятую - вряд ли это звенья одной классификации. Годе, расклешенная, плиссированная – девушки, подсказывайте, какие еще бывают?
Впрочем, брюки я тоже не пропускаю, причем не только женские. Только вот эта ваша ироничная ухмылка, право, ни к чему. Можно и схлопотать: я не атлет, но и переносица у вас не бетонная....

- Левее! Лицо влево поверни! Выше! Да не морду! Молоток выше!
Человек в пыльном комбинезоне заметно нервничал – цифровой фотоаппарат в его руках ходил ходуном. Человек не то чтобы опасался неудачного кадра или – еще чего – что цифровик выскользнет из трясущихся рук. Звали человека Ионом и проявлять волнение в присутствии четырех молодых людей, с недоумением взиравших на него, ему было никак нельзя....

- Есть кто живой?
Лениво потянувшись, Георге Василаки позволил правой ступне вынырнуть из-под одеяла, хотя лет пятнадцать назад уже скакал бы, матерясь, по комнате и спросонья засовывал обе ноги в одну штанину....

Первое, что пришло в голову Виолетте - это теракт. С использованием отравляющих газов. Как в японском метро, вот только забыла, кто этот лохматый сукин сын, потравивший людей прямо в вагонах. Кажется, он был проповедником и вроде бы его повесили. Или дали пожизненное, как там у них принято?
Третий год Виолетта Барбу работала кондуктором в кишиневском троллейбусном парке №1, но такой, просто-таки убийственный запах, почувствовала впервые....

И с восьмой попытки замок не поддался.
– Руки замерзли, – соврал Пантелеймон и, сбросив рукавицы прямо на снег, энергично потер друг о друга ладони.
– Все-таки три года прошло, – тихо добавил он, на этот раз чистую правду.
Разговаривал Пантелеймон с входной дверью одноэтажного дома из красного кирпича, под крышой которого удобно, словно так и было задумано, расположилось ласточкино гнездо, пустовавшее, в отличие от дома, всего-то до ближайшей весны....