Последние комменты юзера Laziness

Laziness: "… как сибаритство — шёлк и сладострастье — мех". Шарль Бодлер. Плаванье.

Laziness: Привыкайте к вариационности. «Я люблю всё, что течёт...» (Г.Миллер). Разве это неуважение — возможность выбора? Не наследуйте Генри Форду, соглашавшемуся на любой цвет автомобиля, при условии, что им будет чёрный. В действительности всё не так как на самом деле, n''est-ce pas?
Из дневника молодой женщины: «Соседи думают, что моя личная жизнь наконец-то наладилась, а я всего-навсего купила скакалку».

Laziness: Оксанеус: Спасибо. Разобрался. Как повелось в нашем богоспасаемом отечестве — сначала все заинтересованно наблюдают, как ты летишь в яму, а потом наперебой предлагают обмылок и рояльную струну. Ну...)))

Laziness: To Vagina Dentata & Sgt.Pecker: Подвизаетесь при этой богадельне юберунтерменшами? Зубастые. Но косноязычные. Укусите меня за палец. Ничего другого не предложу. Не надейтесь…

Laziness: Я ехала домой, душа была полна,
вплыла в альков – глядь – под грудиной пусто.
Кто виноват? Брюссельская капуста
и мать ее – сурепкина жена.

Я ехала домой, не в овощном ряду
созрела я – в соку мясницкой лавки;
Pap

Laziness: Once there was a way to get back home...

Я ехала домой, душа была полна,
вплыла в альков – глядь – под грудиной пусто.
Кто виноват? Брюссельская капуста
и мать ее – сурепкина жена.

Я ехала домой, не в овощном ряду
созрела я – в соку мясницкой лавки;
Pap

Laziness: To valmor: What do You mean — «заклинило»? Вношу текст в окно, отправляю — и что же я вижу? Огрызки какие-то, результаты вивисекции, вашу мать беспокоит отсутствие денег...)))

Laziness: Форматорам.

Ум лечили, ум учили
и в точиле мучили;
мы на них, глумясь, дрочили,
и оргазм озвучили.

Laziness: No idea — как добиться, чтобы весь текст попадал на страницу?

Laziness: Ос осень. Сон окна, сосущий просинь…

В окне моём и в августе негусто.
На пустыре ни крысы, ни мангуста;
собачатся два злобных бобыля

Laziness: Какой идиот ввёл этот лимит. Это что — Твиттер? Сколько-то знаков? Натуральный ряд освоили?

Laziness:
Ирине.
гнем,
ты, уменьшаясь, растворишься в стогнах;
я выдохну. И больше не вдохну,

и проживу, как будто не дыша,
вне воздуха, вблизи твоих подглазий;
сомнамбуличность вымышленных Азий
впитает не дышавшая душа.

Laziness:
Ирине.

Случилось это некоторым утром.
Тянулся Невский в дымке за окном,
твои подглазья чуть синели льдом,
облиты сном. Я горбился как Мом
и сам себе едва ль казался мудрым.

Какой-то тенью комната была
огорчена. Так странно и тревожно
запнулось сердце, шторы осторожно
сомкнул краями, бормоча: “Не можно
позволить утру тронуть зеркала”.

А ты спала, ресницы трепетали,
вздохнула глубже, чуть пошевелясь,
меня коснувшись локтем, кистью, связь
восстановила, я очнулся, злясь,
как скудно мы друг друга напитали.

Как горестно всё знать наверняка
и счёт часам вести едва ль на сотню;
всё – навсегда, но кончится сегодня
над Невским; словно в арку подворотни,
в зев рукава скользнёт твоя рука.

Экспресс на Пулково – палач, впитавший хну,
нас рассечёт, мы, раздвоившись, вздрогнем;
всё cogito сметёт холодным о

Laziness: La femme №2.
De la belle noiseuse.

Крылатой гостьи погремушка
привычно не даёт уснуть.
Мне мнится – бархатная мушка,
улитка розового ушка,
вечо

Laziness: LES FEMMES

Tu sais que la mort est femme.
Et que la terre est femme.
Max Frisch. Homo Faber.*


La femme №1.

Пришла, прошелестела платьем,
взметнула колокол тафты
и – по касательной – объятьем,
как подведением черты –

приникла, выпорхнула, щёлкнув
металлом ткнувшихся дверей,
обдав туманами и шёлком,
как притаившихся зверей,

перила, ломкий лист ступеней –
бетоном выдавленный гофр;
щекочуща – как мох олений,
свежа – как таянье снегов.

Копытом вдавливая ягель,
расплавив звёзды в сливах глаз,
олень из скандинавской саги –
не кем-то ль посланный заказ?

Мы вероломны равноценно –
ты – в дверь, я – в пропасть странных грёз.
Тебе наш мир – всего лишь сцена,
мне – хруст слюды и треск стрекоз.

И лишь в одном мы несомненно
едины – всё нам не всерьёз.


_______________
* Знаешь, ведь смерть – женщина.
И земля – тоже женщина.
Макс Фриш. Homo Фабер.

La femme №2.
De la belle noiseuse.

Крылатой гостьи погремушка
привычно не даёт уснуть.
Мне мнится – бархатная мушка,
улитка розового ушка,
вечо

Laziness: AbelMabel: Я вот сижу тут, слушаю всё, что вы говорите, очень внимательно (я вообще очень внимательная девочка – этого у меня не отнимешь, даже и не пытайтесь), пока мама с папой полируют спинами кожу на кушетке аналитика, пытаясь понять, что же это с ними происходит и как с этим жить. И вот что я вам скажу. Для вас всех родной язык – русский. Вроде бы. И вы на нём выражаете свои мысли. Якобы. И свято в это верите. Что удивительно, но типично для сегодняшнего состояния умов. И всё это напоминает мне один мой сон, в котором девочки из консерватории Канзас Сити установили на пюпитрах партитуру Шопена и начали старательно играть, свято веруя, что играют Шопена. И никак не удавалось им объяснить, что с Шопеном их мяукание имеет общего не больше, чем я, мыслящая с предельно достижимой точностью и ясностью, с водорослями, из которых несчастное Саргассово море вот уже сколько веков не может выпутаться.
И настолько они не желали эту простую в своей основе и очевидную, как дерево за окном, мысль понять, что пришлось сжечь их всех. И девочек, и консерваторию, и Канзас Сити. Хорошо, я проснулась, а то бы в погорельцах вся планета оказалась и мне утром некому было бы показать свой новый лиловый бант и как я специально под него научилась замысловатую косичку заплетать. Я этот способ назвала: “Безоблачный союз теории струн и трансфинитного множества”. Но дело не в этом. Чуть всё не закончилось как в этой истории с синицей, которая море синее сожгла. И вот я думаю – может, есть ещё какая-то Мабелька, постарше, которой все мы снимся, и ей вдруг невмоготу станет терпеть, и она нас всех сожжёт дотла или утопит как котят. Кстати, не знаете, кому это в извращённую головку пришло живых, маленьких, беззащитных, беспомощных котят в воде топить? Какой же это немыслимой падлой нужно быть, чтобы такое измыслить? Это слово – “падла” – я вчера узнала. Дяденька Иммануил на жену заругался – он как раз слушал живое выступление Джо Сатриани, Стива Вая и Джона Петруччи в рамках проекта G3 в Токио, а жена пробки выкрутила. Дескать, мешает ей по телефону с Фирой разговаривать о том, какие всё же мужики козлы и сволочи. Слово “падла” очень выразительное, по-моему. И экспрессивное. И почти такое же универсальное как “сука”. С несколько суженной областью применения, пожалуй. Но я отвлеклась, упрыгала в сторону немножко. И вот я вас прошу убедительно так, слёзно – вы почитайте что-нибудь, украдите минутку-другую у футбола или сериала слезоточивого. Если не по силам Даля, Ожегова или там Набокова с Буниным – хоть “Родную речь” для младших классов. Пожалуйста, дяденьки и тётеньки. Сгорим ведь ни за грош. Или ни за понюх табаку утонем. В оцинкованном ведре. Всё…

Laziness: Первому майору: Здесь по всей видимости существует некий лимит на выкладывание текста. У меня набежало как-то незаметно около 500-т страниц и на то, чтобы их перенести в пространство сайта, у меня не хватит ни усидчивости, ни терпения. Монтень, возражая против принудительного чтения, заметил: «Я ничего не делаю без радости». Что хорошо для Монтеня, не может быть плохо для нас. Если Вы действительно получаете удовольствие (а это на мой взгляд единственно разумная причина для любого занятия) — шлёпните E-mail, я отправлю Вам весь набор и, если Вы после прочтения изъявите желание, включу в рассылку на пополнения. Примкнёте к небольшому сообществу из двадцати с ленточкой субъектов и субъектесс, испытываающих интерес к эйдетическому оттиску заведомо девиантно функционирующего мозга. Если Вы относитесь к той категории робких граждан, которая живёт в неистребимой уверенности, что через электронный почтовый ящик можно проникнуть прямо в спальню, вот вам реквизит:
LazinessInk@yandex.ru
Отправьте любую латинскую литеру (я бы предпочёл Q или R, но ограничивать Вас не стану — сойдёт и Z, и даже совершенно отвратительное W). Я прикреплю в ответу архивированный набор, т.к. он состоит из четырёх папок.
Dixi.Vale.Voila.
Одолжите три рубля…

Laziness: Я ехала домой, душа была полна,
вплыла в альков – глядь – под грудиной пусто.
Кто виноват? Брюссельская капуста
и мать ее – сурепкина жена.

Я ехала домой, не в овощном ряду
созрела я – в соку мясницкой лавки;
Pap

Laziness: Conditio sine qua non…

Common sense.

Кто при звезде и при пизде,
тем будет хорошо везде.
А без звезды и без пизды
у проруби не взять воды.
Пришпиль звезду, подмыль пизду
и утопися, блядь в пруду –
в глухом пруду,
куда вовек я не приду.


Господь без грешников скучает,
хотя их церковь обличает.

Саше Гурину.

В Нью-Йорке тишь. И гладь. Над едким смогом
Empire State, как свечечка, горит.
Ночь не тиха. Никто не внемлет богу
и Брайтон-Бич по-русски говорит.

Прах отряси, ни цента не истратив.
Растает страх, как прошлогодний снег.
Но без собак, без меньших наших братьев,
ни жить, ни быть не может человек.

Надсмотрщик – верный пёс пустой идеи;
собачий род не прихотлив, не лжив.
Им вечно помыкают прохиндеи,
себе на плечи лапы положив.

Кусни их в бок, пускай им выйдет боком
весь пот, что долго впитывал гранит.
Пусть в алчном горле встанет ненароком
гранитный ком. А нас господь хранит.

Насмешлив бог – карает тех, кто любит
его и им без памяти любим.
Не лезь на крест, ведь он тебя погубит.
Неси свой крест. Будь непоколебим.

В Нью-Йорке снег. И дождь. И небо ясно.
И Broadway, кремнистый way блестит.
Жить не опасно. И не безопасно.
Спеши. Греши. Господь тебя простит.

P.S. Возможно, срок на пару лет скостит,
а жизнь на ту же пару нарастит,
да вылечит с оказией цистит.
Там, на плите, не чайник ли свистит?

пос. Губник, карьер,
лагерь особого режима.

My lost generation.

I.Ante meridiem.

Пропадали без вести,
прозябали в трезвости,
кто хотел нас извести,
истлевает в извести.

II.Post meridiem.

Не питаюсь падалью,
но стою, не падаю;
кровь младую в блюдо лью
пред последней юдолью.

Вове Толочному, прожившему 33 года
в тюрьме, умершему в возрасте 51-го года.

Мы родились в канаве сточной.
И я, и братик мой Толочный.

Безвременья продукт побочный, –
что я, что братик мой Толочный.

Живет в пятиэтажке блочной
между отсидками Толочный.

Не вырвалось из пут оброчных
все поколение Толочных.

Хоть развалился блок восточный,
не разблокирован Толочный.

Мечтая о воде проточной,
всё из копытца пьет Толочный.

Кому-то плод достался сочный,
сухарь грызет илот Толочный.

Не выше балки потолочной
парит братишка мой Толочный.

Познаний очных ли, заочных
себе не мыслит род Толочных.

В умах клубится дым морочный,
но мыслит в простоте Толочный.

Диагноз ставится неточный,
что, дескать, бестолочь Толочный.

Всю жизнь за сеткой проволочной
промаялся з/к Толочный.

Как пасынок страны порочной
досрочно умерщвлён Толочный.

Истории туман молочный,
уныло тонет в нем Толочный.

Хроманье хроники двустрочной –
мой бедный лепт тебе, Толочный.

Судьба мне часто посылала знаки –
цифр равновесье, просверк в автозаке –
скользнувшая через решётку весть
о Сигизмунде Карловиче Заке,
толкующем о – через “де” – Бальзаке –
я, право, глаз не в силах был отвесть.

В канале света дергались пылинки,
я размышлял о социальной линьке,
о новом мехе через -надцать лет.
Мгла поглощала рыжие суглинки,
пюпитр баюкал партитуры Глинки,
пока он с Анны Керн тянул корсет.

В железном коробе так прихотливы мысли –
переберёшь – шартрез, абсент, пастис ли
сейчас пришлись бы горлу и лицу.
Дилемма вечная – мирян пасти? пастись ли?
не затянулся ль пост? не запастись ли
крупицей соли к смятому яйцу?

Достаточно для дня своей заботы,
который год на Нюрке те же боты,
зато в груди – не латекс, но душа.
Ведь для души не существует квоты –
минуя золоченые киоты,
она в любых опорках хороша.

Сама заполнив все свои пустоты,
бредёт на босу ногу не спеша.

Свихнувшемуся приятелю.

Итак, ты делаешь карьеру,
а я валяю дурака;
рыси

Laziness: Бобу — лоботомированному чугуну: «Детей в песочнике попугивай, фрайер косоголовый, это единственная референтная группа, которая, возможно, принимает продукты литья всерьёз. Хотя мой опыт общения с детишками практически не оставляет тебе шансов».


Деточки…

Мелочь есть? А ну, попрыгай,
ножкой слабою подрыгай,
не отмахивайся книгой,
забожись на alles gut;
рупь да рупь – четыре с пенкой,
наподдай ему коленкой,
не отдашь на переменке –
начисленья набегут.

Как я люблю вас, хамовые служки…

I.

Неёбаные так не поступают,
они от слов своих не отступают
и женщинам дорогу уступают,
и детям, и, представьте, старикам.
Укрывшись скромно в ретуши и нише,
увещевают шёпотом: “Потише,
котов не потревожьте, им на крыше
внушает полнолуние Оккам”.

II.

В какой-то ослепительный момент
вдруг понимаешь, этот парень – мент
и скупо им представленный сегмент –
всего лишь затхлый, тусклый околоток.
Возможно, это даже комплимент
и, хоть и жидкий, но аплодисмент
цементу идиотских кинолент,
толкующих поэзию колодок.

*

Хрустит песок, в нём квартирует кремний,
короткий шут кремлёвский, всех модерней,
частит ортопедическим шажком.
Его камрад, продукт совы и мыши,
лишь собственное ухание слышит,
уткнув в себя мордашку утюжком.