Последние каменты юзера Шырвинтъ* в откровениях

Шырвинтъ*: хотя могу.

Шырвинтъ*: потому что мы други

Шырвинтъ*: это все неправдо. я не хьчу в это верить

Шырвинтъ*: к дню рожденья Ангела Хуева

Crossroads Crossfire

Город перекрестился улицами, выдохнул и открыл глаза рассветным порванным солнцем, пробитым наглухо донцем.

Перевернутые флюгеры указателей – крестословицей, глупая сирень – крестоцветием, и витиеватой пословицей поздравил ее с несовершеннолетием.

Jetlagged Jeremies, бессмысленно подумал и улыбнулся на все четыре стороны, взлетели слева и справа огромные вороны.

Улыбнулся еще раз и подумал в пятую, добавочную, сортировочную и разлитую лужами, через которые перепрыгивать только вдвоем, до середины – она, а оттуда – не она, в лакированной стуже, а там уже как-нибудь легче, выпьем, поймем.

Мозаиками расползлись квадраты кварталов, а время навсегда и навечно отстало, на четверть суток, будто стая потерянных в пекинском небе, заблудившихся уток, и перебежками промелькнули темные такси, то ли черт знает что, то ли боже, спаси.


Пригнуться на сером вытянувшемся камне у светофора, и завязать шнурок на черном ботинке, блестящем тускло, как отсутствующая шпора, как сваренные в ведре виниловые пластинки.

И потом долго и с пряничным хрустом в ногах вставать, глядя под ноги, где в осенних лужах отражается крест-накрест небо, как глаза целовать, как отведать призрачного австралийского четвертого хлеба.

У него на рукаве съежился лист клевера, будто слепой, налет на летное поле, вот какие сегодня дела, что-то было под ногами, и кому-то она дала — ключ с распятыми зубчиками, как чеснок от кукольных вампиров, наверное, они стоят за плечом, тощие и усталые, может быть, жалуются дворнику на победу пиррову, такие нелепые, родные, отсталые.

Зелеными полосами мелькнуло несколько неопознанных зверей, в этом городе хочется целовать фотографии всех оставленных настежь случайных дверей, будто заполночь этот рассвет, разбитый на жестяные осколки водосточных труб, и где-то у ворот стадиона хохочет забытый любимой, рассеянной женщиной труп.

Он переходит дорогу вечно наискосок, от глаз отскакивают искры бумажных листьев – в чернильный висок, и тревожный кусочек падает за шиворот желтым светом глазка, будто художник выпил краски, не оставив человечеству ни одного мазка.

За поворотом еще перекрестки и заборы шатаются, с каждым движением все больше следов от известки, улицы здесь редко и незачем подметаются.

Ему бы нарисовать на асфальте звезду о четырнадцати лучах, но он не может коснуться нагретой земли, сделав сальто, нет пальцев, и нету нужды во врачах.

По шестнадцати вылитым из латуни меридианам он бежал против часовой стрелки, смеющийся, пьяный.

И теперь на слепящем трассирующем следе от проехавших чужих цыган блестят неровные пули, словно кто разрядил в солнце трофейный и смазанный маслом наган.

Перекрещены пальцы и загадано странное слово, его не отгадать никому, и хочется пить эти светлые радости снова, вдвоем, но ему одному.

На перекрестке ее ног блестела капля растаявшего от счастья мороженого, и он ее слизывал, как мог, и прижимал к себе сумку дорожную.

Подрамник расчищенной улицами территории пуст как голова его, и все мысли поспорили, не скрестить ли шпаги от легкой скуки и не поскрести ли по тихим углам, чтобы выискать легкие руки.

Его бы руками потрогать эти две добавленных в спешке конечности, соорудить перекрестье прицела и выстрелить по злобно ощеренной вечности – ты хотела ли этого, небесное, странное тело? Нет предела волшебной беспечности.

На перекрестке просыпавшегося дождями города – чужое добро, танцует бес, позабывший накладную бороду и краденное из нее серебро.

Он глянул на девяносто сторон, в блики сошедшего с рельсов света, перекрестился бумерангово, под крики ворон,
и разбил компас улыбкой нагретого в пальцах кастета.

И на щеках ее теплыми свечками золотились случайные лунные блестки, а он смеялся в рукав, стирая с картонного глобуса несостоявшиеся перекрестки.

Шырвинтъ*: в общем у меня такие новости.
я заболел гриппом сраным. температуры нет но колбасит неподецки.
очень болит горло, а теперь еще в грудях.
год был очень сложный. очень много поломок. часы, автомобили, ноги, компьютеры… скорей бы этот год кончился нахуй.
из издательства привезли два сигнальных экземпляра моей книги «Следы апостолов». на следующей неделе приедет весь тираж. с десяток книг я отправлю своим друзьям в Москву.
вот такие мои новости, дорогой сайтик напишы.ком
я кончил

Шырвинтъ*: дурак блять

Шырвинтъ*: У одного человека в унитазе жила рыба.
Рыба была толстая и злая. С большими зубами и толстым лбом.
Он кормил рыбу каждые три часа, кормил золотыми зернами, чтобы рыба не выползла из фановой трубы и не съела все вокруг.
Рыбий компот. 150 граммов молочного клея нагреть на газовой горелке. Добавить шесть тысяч плавательных пузырей и по вкусу – сомовьи усики. Жечь на костре до полного смешения мыслей.
Человек готовил мысленные блюда из рыбы, обклеивая ее овальную голову газетными строками и клозетными крошками. Рыба пухла и седела на глазах. Человек рыдал ночами в подушку, набитую червонными карасями и натягивал вуалий хвост на воспаленные легкие глаза.
Кормовая рыба. Истолочь в ступе рог подводного гнома. Добавить оливковые одежды и синьку полуденного нёба. Украсть иностранный язык оленя и украсить «Я»годами. Подавать с криками о помощи.
Рыба жирела, рыба пухла и обкладывалась изнутри икрой, голова ее все дальше уходила в фановую трубу и человек видел только розовый рыбий language, торчащий из раструба фаянсового космодрома.
Ледяной карп-носок. Отбить атаки. Слегка поперчить. Влить 600 миллигекторов роб-грийе. Пошептать над печью. Подавать на блюде-ния.
Пришло утро, да не одно, а с Анатоликом и Костомахой. Рыба показывалась только верхней губою. Человек газетно зевал над пропастью белого уха. Целую! – рявкнул Анатолик. И Костомаха вынула целую. Рыба скосилась надвое, горько зажмурилась.
Перегорело молоко, сказал человек и топориком расточил Анатолика и Костомаху, будто солнце прошлось с лихвой по краешкам палубы.
Кокот «Рыблядь». Взять.
Человек облачился в чешуйчатые облака.
Жаркое из ХромоСома. Филе хромого сома вымочить в слюде. Закачать на сервер. Тушить шестью огнетушителями.
Рыба вытащила из фаянсовой бездны смиренную голову и шесть миллиардов раз моргнула белесыми ресницами.
Взявшись за руки, рыба и человек сделали круг и воцарилось холодное.
Холодное из океана. Заправить за воротник девяносто миллиардов тонн желатина.
И громогласно произнести «Я люблю тебя» в россыпях плавательных пузырей. Ждать до готовности. Даже если для этого потребуется вечность или внеочередной Рыбный День.

Шырвинтъ*: ура

Шырвинтъ*: спасибо. но у меня на руках только сигнальный экземпляр. на этой неделе должны все сшить.

Шырвинтъ*: Славик я тебе пришлю в изю.

Шырвинтъ*: Сочинение



Весна прийшла! Скворцы обсели края крыш, как мухи с коровника.

У конюха напрягся хуй. Доярка потекла. Конюх ебал доярку хуем. Доярка расставляла свое ведро. Все были рады, а корова мукала. Лепестки роз очень красивы, как картина и любовь. Пчела – труженица леса. На поле виден трудолюбивый забег коня. Хлопотливый бобер нарыл большие норы и нагрыз дерев. Он полезный потому что делает плотины. И шоб правильно было с водой. Карп Герасимович ёб козу на подворье потому что бобыль. Он любил одну бабу с городу. У ней у бабе были жинсы синие и прическа как у Изауры. Поэтому она сказала Карпу чтоб он шел к хуям и не мешал ей вести образование в школе. А Карп стал плакать и плакал два дни и потом стал жрать серу от спичек чтобы потравиться но не здох, а только вспучился и срал все время на городе. Тогда мужики с села сказали училке с городу, что изза нее Карп изведет себя. Тогда училка с городу сказала шо она кульурная и шо он ей не пара. Тогда мужики отвели училку в лес а она орала. А мужики выебли ее по разному а потом засунули в жопу ершика. И училка уехала и у нас теперя нет уроков руского языка. Но это ничего потому что есть ешо телевизер и на ем показуют красивую жизь, как богатые мушчины с усами настоящие новые руские только с Мексики дарят разным кобылам ебучим разно золото и гроши. А мы тут ебемся как суки в ентом ебаном поле. И нихуя не видим и даже училка сука уехала а раньше расказывала как Пушкин ебал свою Наталку. Токо она говорила «любил» вместо ебал, потому что так в американских фильмах говорять на «ебаться».

Только жалко шо енто сочинение никому нахуй не надо потому что уроков руского езыка у нас уже нет потому что училке с городу застромили в жопу ершика. А я щас срать хочу так шо быстрее дочитывайти ато мне нужна ента бумажка.


Ульяна Гузно, 11 клас, с. Поправка, Житомерской обл.

Шырвинтъ*: ШН — кортинко вижу.
Винду лениво переставлять и я не умею.
Может отпустит само?

Шырвинтъ*: касио, свотч, DKNY — за 300 ойро.
я скромняга.

Шырвинтъ*: ПР — попробую ага
Наташа — нифига. пробовал.

Шырвинтъ*: дите впесду оба!

Шырвинтъ*: каких то гномов помоечных развелось на ресурсе песдец

Шырвинтъ*: у этого корейца все смотрибельно. мне особо понравилась синема, где хрычь с девочкой на баркасе стрелами из лука стрелялись.

Шырвинтъ*:

очень порадовали хохлы. спасибо вашим бабам

Шырвинтъ*: дорогой холодный дедушко. зделай пожалуйста так, что бы я больше никогда в жизни не видел и не слышал одно гнусное хуйло. забери его с собой, туда где холодно и пусть его там ебут злые алени. спасибо.

Шырвинтъ*: готов продаться с потрохами