Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Х (cenzored):: - Ночной звонокНочной звонокАвтор: Мёртвая Тишина Телефонный звонок разбудил его в 2:16 ночи.Нашарив рукой на стене выключатель, он зажёг светильник, но глаз так и не открыл. Телефон продолжал трезвонить, заставляя мозг дрожать как желе. Он, не глядя, опустил руку на пол, попал пальцами в пепельницу, коротко выругался вслух, и тут же сморщился от крепкого перегарного духа. Телефон всё звонил, и звонил… Наконец, пальцы нащупали трубку. - Да? – полувыдохнул-полувыматерился он в трубку. - Женя, это ты? Что-то не так... В его голове, словно муравьи, закопошились какие-то мысли, догадки, и... И что-то такое скользко-неуловимо-знакомое-до-боли… Но – ещё не схваченное непроснувшимся мозгом. - Я. – голос прозвучал, к его досаде, хрипло и совсем по-стариковски. - Ты узнал меня, Рыжий? – в голосе отчётливо послышались нотки заигрывания и интриги. Но - какой-то детской, ненастоящей, понарошной интриги… Детской!!! В голове лопнул какой-то сосуд, и боль ушла. И волной накатили яркие картинки: лето, уже начинающая терять свою яркость трава, сонные толстые стрекозы, и хитрый взгляд голубых глаз, из-за загорелого плеча… Он зажмурился, и сглотнул. В горле было сухо, и оно просто рефлекторно сжалось, шурша как папиросная бумага. - Ириша… Бог ты мой! Ты погоди, погоди, я сейчас… Ты подожди только минутку, не клади трубку… Ирка… Левая рука, испачканная пеплом, инстинктивно сжалась в кулак, который он поднёс ко рту, и с силой прижал к губам. Это была привычка с детства. Которая давно пропала. А вот, поди ж ты… Он отдёрнул руку, испугавшись непонятно чего, и суетливо заскользил взглядом по комнате: разобранная кровать с разнокалиберным постельным бельём – наволочка в синий горох, голубой пододеяльник с прорехой сбоку, и смятая простыня с рисунком из несвязанных друг с другом латинских букв; залитый вином, липкий журнальный столик, весь в отпечатках чужих и собственных ладоней, и с прилипшей к его поверхности пачкой сигарет «LM»; шкура волка на стене – подарок Володьки Орешкина, и давно просивший химчистки или жизни на свалке коврик у кровати… На коврике сиротливо стояла початая бутылка «Анапы». Он схватил её, и жадно отпил жёлтую жидкость с резким, невкусным запахом. Поперхнулся, и закашлялся. В открытую бутылку, как в болото, угодила жадная муха. «Интересно: как это – умереть в море портвейна?» - мелькнула дурацкая, несвоевременная мысль. Брезгливо выплюнув муху в пепельницу, и промахнувшись мимо, он потряс бутылку, поднеся её к пыльному бра на стене, посмотрел на свет, и, убедившись в том, что посторонних трупов в бутылке больше нет, снова сделал большой глоток. И – схватил телефонную трубку. Он ещё не знал, что он туда скажет. Он и говорить ничего не хотел. А может – не мог? Но он нуждался в этой трубке. Сейчас. И уже знал, что сегодня больше не уснёт. Ни за что не уснёт. - Ир, ты здесь? – на этот раз его голос прозвучал, как надо: молодо и буднично. Как надо. - Здесь-здесь, Рыжик. Ты извини, что так поздно звоню, что разбудила, что помешала, может быть? – и пауза. И – ожидание ответа. Вроде как со смехом спросила, вроде как вот так вот без надежды на ответ, но – с каким-то испугом. - Нет, Ир, не помешала. Разбудила – это да, это точно. Да Бог с этим, я всё равно просто дремал.. – И слова кончились. И в животе заурчало. И снова ко рту потянулась сжатая в кулак рука. Время шло, а там всё молчали. - Женьк… Я тут проездом. Из аэропорта звоню. Рейс задерживается на пять часов. Я уже час здесь сижу… С мужчиной тут познакомилась, разговорились.. А тут его рейс объявили.. Он ушёл, и позабыл карточку телефонную… А я вот тебе решила позвонить. Женьк, ты ведь не сердишься на меня, нет? – Слова вылетали из трубки отрывисто, с внешне извиняющейся интонацией, налетая друг на друга, и отпихивая в стороны, как в час пик в трамвае… И между ними читалось ожидание чего-то. Она всё ждала реакции… - Ира… Ириша… Я.. У меня нет слов.. Как я рад тебя слышать, моя хорошая! Как рад! – ничего придумывать не требовалось. Всё шло изнутри, не поддаваясь контролю. На том конце трубки облегчённо выдохнули. Или – показалось? - Ты не сердишься, нет? А я вот подумала: «А позвоню-ка я Ерохину! Столько лет прошло, а чем чёрт не шутит, может, он всё ещё там же живёт?» И позвонила… Сколько радости в голосе. И какой-то запальчивости… Ба! Да Ирка-то подшофе! Улыбнулся. Ира пила редко, но всегда было смешно смотреть, как она потом таращит глаза, пытаясь придать им трезвый взгляд, и заливисто хохочет в ответ на каждую его шутку. Наверное, сейчас уже всё по-другому… - Ну, и хорошо, что позвонила! Знаешь… - и тут он запнулся. Потому что те слова, которые он уже готов был сказать, вдруг сами собой проглотились, и выскочило-выпрыгнуло неожиданное: - Хочешь, я сейчас приеду? Скажи, куда? Я приеду, Ир… Я приеду! – ещё не закончив фразу, он уже свободной рукой начал шарить по полу, ища скрюченные бублики носков. На том конце трубки растерялись. На какую-то секунду. И носок, зажатый в руке, завис неподвижно в полуметре от пола. Но через секунду послышалось неожиданно-радостное: - Хочу, Жень… Очень-очень хочу! Вот это Иркино «очень-очень» резануло по ушам. У неё всегда всё было «очень-очень»… «Очень-очень тебя люблю!» «Очень-очень по тебе соскучилась!» «Очень-очень боюсь тебя потерять…» Он зажмурился, резко натянул на ногу носок, зацепившись заусенцем за ткань, и сжал зубы. - Ир, ты в Шереметьево? - Во Внуково. А как ты доедешь? Ночь на дворе… Он уже натянул второй носок, и зачем-то заправил в трусы мягкое дряблое брюшко. - Доеду, Ир. Скоро буду. Ты меня только дождись, ладно? - Жду! Очень-очень жду! Гудки в трубке. Он распахнул шкаф, выбрасывая на пол немногочисленные вещи. Растерянно посмотрел на себя в зеркало, втянул живот, и провёл рукой по небритому подбородку, но на бритьё уже не было времени. Подумав, он натянул голубые джинсы и белый свитер, выудив их из кучки на полу. Марина всегда ему говорила, что белое ему идёт, и молодит… Марина. Марина… К чёрту Марину! За последние шесть лет их знакомства, он уже шесть раз делал ей предложение. В последние 2 года, скорее, по привычке. Но она неизменно улыбалась, и говорила: «Ерохин, ну зачем нам эти формальности? И мне не нравится твоя фамилия. Мы видимся пять дней в неделю, разве этого мало?» Смешные, несерьёзные доводы. И ему ведь хватало этих пяти дней в неделю. Но через месяц ему стукнет уже 38. И как сказать Маринке, что возраст уже поджимает, что детей ему хочется, что ему снится уже этот вихрастый мальчишка, с носом-пуговкой, и его, Женькиными, глазами? Как сказать? Не поймёт. На смех поднимет. Снова скажет: «А что у тебя есть, Ерохин? Кроме долгов и твоей старой «двушки»? О, ещё «Жигули», шестёрка! Наш Бентли!» - и снова засмеётся. К чёрту! Его ждёт Ирка. Ира. Иришка Смирнова. Забыв выключить свет в комнате, и, отлепив от журнального столика пачку сигарет, он кинулся вниз по лестнице, сжимая в руке ключи от машины. Сев в салон он включил зажигание, и, ожидая, когда прогреется старый мотор, откинулся на сиденье, и закурил. Нам тогда было по 16 лет. Я приехал в Ростов в гости к бабушке. Я к ней когда-то уже приезжал, но в глубоком детстве. А в тот раз приехал сам, один, на поезде «Москва-Шахты». … В тот день я висел на турнике, пытаясь сделать «солнышко», но потные ладони скользили по железу, и я падал вниз, на вытоптанную траву. И, когда я сидел на корточках, и вытирал руки об выгоревшие тренировочные штаны, сзади неожиданно раздался голос: - Ой… А у тебя прыщики на спине. Хочешь, я тебе травку принесу, ты её соком себе спину натрёшь, и всё как рукой снимет? Я тогда крепко разозлился. Прыщи у меня были не только на спине. Они были повсюду. И не помогало ничего: ни пивные дрожжи, ни протирание одеколоном, ни примочки из аптеки. Ничего. Мама говорила: «Не трогай ничего, всё само пройдёт», а папа, особенно выпимши, подмигивал, и обидно хохотал: «Ничего, Евгеша, вот найдёшь себе девку крепкую – враз всё как рукой снимет!» О какой девке могла идти речь, если надо мной смеялись в школе, и назвали «бациллой»? Все девушки в школе с удовольствием со мной дружили, но ни одна не захотела прийти ко мне на день рождения… Слово «прыщ» я и на слух воспринимал болезненно, а тут – какая-то незнакомая деревенская девчонка… А звали её Иркой… Он потушил окурок в пепельнице, и выжал сцепление. Его Бентли сыто заурчал. Резко взяв с места, он рванул, выруливая со двора на дорогу. …А потом мы лежали в стогу сена на моей спортивной куртке, и Ирка испуганно прижималась к моему костлявому плечу крепкими мячиками маленьких острых грудок. А я… В тот момент я чувствовал себя взрослым. Я крепко обнимал Ирку, смотрел на звёздное небо, и думал о том, что теперь я никому её не отдам. Ирка клевала меня своим клювиком-носиком в шею, и тихо, шёпотом, причитала: - Ой, Женька… Ну, что мы с тобой наделали? Ну, зачем, Женя-я-я-я-я? А если мама моя узнает? Ты не бросай меня, ладно? Я это самое… Я ж всё могу! И работать могу, и по хозяйству справлюсь… Чё я несу, Господи-мамочка… А я молчал. Как и положено настоящему суровому мужчине. Я ничего ей не сказал. Я ей всё докажу делом. Молча, без слов и обещаний. И она тогда поймёт – какой он, Женька Ерохин. Он смотрел на дорогу, а она вдруг задрожала у него перед глазами. Затряслась и потекла. Одно скользяще-размазывающее движение по лицу, и он сильнее нажал на педаль газа. И тут Бентли стал подпрыгивать. Он скосил глаза на приборную доску, и почувствовал, как по спине пробежал холодок. «Чёрт! Я же поехал пустой! Я ж слил вчера почти весь бензин в канистру, и отнёс её домой, на балкон! Чёрт! Чёрт! Чёрт!» До бензоколонки оставалось ещё два километра… «Не дотяну» Только подумалось, и тут же подтвердилось. Бентли хрипло хрюкнул, и остановился. «Всё. Приехали» Он вышел из машины, достал из багажника красный треугольник аварийки, выставил на пустое шоссе, и сел на корточки. - Вот, полюбуйся на него! Съездил в Ростов к бабушке! Мама кричала на всю комнату, срываясь на визг. А папа сидел у телевизора, и по его плечам невозможно было предсказать его дальнейшее поведение. - Накувыркался с девкой какой-то, по твоему, между прочим, совету, а сегодня – раз, и звонок в дверь! Открываю - стоит какая-то Фрося Бурлакова! С чемоданом облезлым, и глазами честными смотрит! Здрасьте, говорит, я к Жене Ерохину приехала с Ростова! Нет, ты слышал? «С Ростова!» Лимита деревенская! С Ростова она приехала! Хорошо, наш дурак в школе ещё был! Я её быстро за шкирку, в прихожую втащила, и спрашиваю: зачем, мол, тебе Женя? А она мне: «Он сказал, что он на мне женится… Потом, когда школу закончит, и в институт поступит, а я пока могу у него пожить. Вы не думайте, я не нахлебница какая: я и воды натаскать могу, и хлеба испечь, и полы с щелоком вымыть, а если у вас ещё ребята есть малые – то нянькой им буду..» Я чуть не в обморок! Здравствуйте, я – ваша няня! Ну, я быстро из неё всё вытрясла. Трахнул наш дурачина её у бабки в деревне, и наплёл про горы золотые, да ещё и адрес наш оставил! Слава, ну что ты молчишь? Этот вопрос адресовывался папиным плечам. Плечи ещё больше наклонились вниз, и папа глухо сказал: - Закрой рот, Тань… Не ори. Соседи услышат. А с Женькой я сам поговорю. И точка. …В темноте появились два дрожащих, ярких огонька. Фары! Он выскочил на дорогу, сбив ногой аварийный знак, и замахал руками. Фары приблизились, и остановились. Щурясь от яркого света, он, закрывая ладонью глаза, сказал в сторону водительской двери: - Командир, я заглох. Глупо вышло – просто бензин кончился. Будь другом – слей, сколько не жалко, я заплачу! Понятно было, что его рассматривают. Потом послышался голос с сильным южным акцентом: - Зачем деньги, дорогой? А вот если бы я тебя попросил помочь – ты разве бы мне отказал? Ну, конечно, нет! По глазам твоим вижу. А я хорошо в людях разбираюсь, поверь. Десятый год в Москве таксую, всяких людей повидал. Давай канистру свою! «Господи Боже… Кому рассказать – не поверят! На пустом шоссе, в 4 часа ночи, около заглохнувшей машины, останавливается азербайджанец, и дарит бензин! Такое только в дурацких байках бывает!» Он до последнего не верил своей удаче. «Так не бывает. Это чушь какая-то!» А потом сел в Бентли, и он снова сыто заурчал… - Ирка! Ирочка! Ира, открой!!!!! Я бегал под окнами её дома, и колотил по стеклу костяшками пальцев. Я приехал за ней следующим поездом «Москва-Шахты». Деньги на билет дал папа. Он же написал записку классной руководительнице, о том, что меня не будет в школе неделю по семейным обстоятельствам. Он всё понял, папа. Он открыл входную дверь, и сказал: «Езжай на вокзал, и купи билет на поезд. Скажи ей… Сам найдёшь, что сказать. Иди. Я знаю, ты поступишь правильно». А потом из-за захлопнувшейся двери послышался плач, и мамины крики: - Дурак! Дурак! Что ты натворил? Верни Женьку обратно! Женя! Быстро вернись домой! Но я уже летел вниз по лестнице. - Ира, нам поговорить надо… Ну, выйди, а? – я по-щенячьи скулил, понимая, что унижаюсь, но ничего поделать не мог… И когда уже не осталось надежды, и когда кулак потянулся по привычке ко рту, распахнулась дверь, и на крыльцо вышла Ирка. Зарёванная, с растрепанной косой, в галошах на босу ногу, и в самом любимом мною платье – в мелкую ромашку… Я прижимал её к себе, я подставлял свою впалую мальчишечью грудь под Иркино мокрое от слёз лицо, и даже не отдавал себе отчёта в том, что говорил: - Ир… Не плачь, Ир… Я приехал… Я не тебя не брошу… Я с тобой… Я прожил у бабушки пять дней, и вернулся в Москву, пообещав Иришке вернуться за ней через полгода. И больше никогда не вернулся. … Впереди замаячили огни аэропорта Внуково. Напряжение внутри достигло критической силы. Казалось, достаточно пылинки, опустившейся сейчас на его одежду – он это почувствует, и взорвётся. Он управлял машиной одной рукой, а вторую, сжав в кулак, плотно прижал к губам, и чувствовал собственные зубы костяшками пальцев. «Ира. Ириша. Прости меня, Ирка… Я так и не успел перед тобой извиниться. Я так и не успел тебе ничего рассказать. Про то, как мама сдала нашу старую квартиру, и мы все переехали в бабушкину, про то, как я не поступил в институт, и уехал служить в Казахстан, про то как я вернулся домой обратно в мою старую «двушку» на Каргопольской улице, потому что за неделю до моего дембеля мама с отцом погибли в автомобильной аварии… Прости, Ирка… Я не отпущу тебя, хорошая моя, я заберу тебя с собой! Теперь я понял, почему я так и не женился на Марине – я её просто никогда не любил. Как тебя. Я не знаю, что с тобой сейчас, может быть, ты замужем, и у тебя есть дети – мне всё равно. Детишек заберём, а с мужем… А с мужем всё решим, Ира. Он поймёт. А если не поймёт, значит, заберу тебя силой. Ты – моя! Чёрт! Я больше не могу! Эта дорога когда-нибудь кончится или нет?» Дорога кончилась. Бросив машину, и сунув, не глядя, какую-то купюру заспанному охраннику на стоянке, он, тяжело дыша, и, подпрыгивая от гулкого стука собственного сердца, влетел в зал ожидания. Судорожно сглотнув, он огляделся по сторонам: в зале сидело человек тридцать-сорок. Кто-то из них спал, кто-то читал, кто-то слушал плеер… Женщин среди пассажиров было около дюжины. Но ни одна из них не была Иркой. Даже если предположить, что Ирка за эти двадцать с лишним прошедших лет, могла измениться до неузнаваемости – всё равно не сходилось. Присутствующие в зале девушки попадали в возрастную категорию от «15 до 25». Ирки среди них не было. «Нет. Этого просто не может быть. Мне же это не приснилось? А она точно сказала Внуково? Или Домодедово? Нет. Точно: Внуково. Искать, Ерохин, искать!» Встав посередине зала, он негромко позвал: - Ира! Оглянулись 3 девушки, пристально на него посмотрели, и отвернулись. «Где она? Куда ушла? Карточка! У неё ведь была телефонная карточка! Она могла пойти позвонить! Кому? А чёрт его знает – кому? Но это единственная, последняя версия!» Он подскочил к сонному охраннику, и спросил: - Где у вас телефоны-автоматы? Охранник приоткрыл один глаз, на секунду сжал висящую на поясе резиновую дубинку, потом расслабил руку, и кивнул головой: - Там. Он рванул к телефонным будкам. И уже издали, заметив, что все они пусты, всё равно не сбавил шаг. Запыхавшись, остановился у крайней, чувствуя, как его сердце бьётся где-то в горле. Ещё не осознав ничего, он беспомощно повернул голову, и вдруг увидел лежащий на телефонном аппарате белый листок. На автомате он протянул руку, и взял его. Это была вырванная из записной книжки страница. С маленькой буквой Ж в левом верхнем углу. «Женя, я тебя люблю. Очень-очень. Ирина Смирнова» «Чёрт. А я ведь даже не знал, как выглядит её почерк…» - мелькнула мысль, после чего он осел на пол, прижав ко рту скомканный листок, и громко захохотал. Теги:
2 Комментарии
#0 17:02 08-11-2010ГАВНО И ХУЕТА ШТО ПЕЗДЕЦ
Нашёл, щас зачтём! У МЕНЯ НЕТ СИСЕК Я ПИДОР мораль проста, но читается с интересом Вот хоть убейте — а нравится мне самой этот Звонок. И похуй на рубрику. Это мои метания тут, и поиски себя гг Охуенно. Утреннее состояние описано шикарно. Да вообще, рассказ понравился. Не знаю почему Бывалый был так строг с рубрикой… Замечательный рассказ. Не рубрика красит хуятора. Лида-лучшая!!! читала не отрываясь. хотелось голливудского хэппиэнда, но шекспир убил ромео с Джульеттой, а толстой — анну каренину. МС, ну почему? хотя, конечно, ясно, почему... замечательно Спасибо, друзья. Смешно, однако, вышло — говорить спасибо под Хуетой гг С Бывалым я согласна, кстати. Рассказ — Хуета пополам с графоманским высером. Это у меня была первая проба пера, когда я тренировалась писать что-то из головы, а не из собственной жизни. Я сама себе усложнила задачу, взяв в главные герои мужчину, и попытавшись влезть в его шкуру. Утреннее состояние, кстати, описывала по виденным кинофильмам. Ибо сама никогда не страдала ни похмельем, ни перепоями. А «Анапу» попробовала в 20 лет, пару глоточков. Чтобы просто понять что это такое. У меня где-то ещё есть рассказ «Отпуск». Написала на спор. Кто-то с Удава рассказал мне в двух словах незатейливую историю, а я пообещала сделать из неё рассказ. Сделала. Так потом меня заподозрили в алкоголизме, бо я слишком хорошо описала состояние запоя гг Но я даже близко не знаю как это выглядит изнутри. И это, если что, не показатель таланта. Просто интуитивное попадание в точку. А вот этот рассказ я бы сейчас переписала бы, подправила слегка, и вполне могла бы показать друзьям. Ух ты, зачту. А вот про бабулю — не зачту. По каментам и первым двум строчкам узнала в тексте то, что мне нельзя. Я потом не сплю и много плАчу. Лиля не брей!!! Куздра, а я прочитала про бабу Граню. И скажу тебе — но это, конечно, моё личное мнение. Вот здесь — искренность чувств. А в бабе Гране — набитая рука. Там мораль с первых строчек хуячит. И если выбирать между искренностью и набитым мастерством — я выбираю первое Кастя, ты всё перепутала. Баба Граня — это мой третий в жизни написанный рассказ. Мастерство я набила года два спустя только. А вот этот рассказ — как раз и есть набивание руки, по совету Шизова. Набитая мастерством Мама Стифлера. Сюр. ну пускай так, МС. Значит, быстро набила. ТОлько всё равно в бабе Гране грани (ггы) уж очень чёткие удивительное восприятие текста у некоторых людей, и грани у них, шо те суслики… их никто не видит, а они есть Написано с любовью к героям и с верой в людей. МС: а сейчас, наверное, тему бы жестче обыграла? Не факт. Сенименты могут прорываться совершенно нежданно. Шева Нет, не думаю. И сейчас бы написала в том же ключе. И концовку оставила бы той же. Я, ты же знаешь, за искренность и "настоящесть". Пусть даже эта "настоящесть" иногда и неприглядная. И эту тему я бы не трогала и не переписывала. Нарочитая жёсткость и цинизм сюда не вписались бы. Может даже погрустнее получилось бы. Суета ушла бы, глубина вылезла. Я так думаю. И надеюсь(между прочим) Погрустнее — это да. Добавила бы соплей, откровенно говоря. В хорошем смысле гг Сопли соплям рознь. Зубов бояцца — сама знаешь. Хорошо сопли выписать сложэней чем расчленёнку. кстати ёжики с хорьками не родственники? морды похожи Еше свежачок Затишье. Не слышен твой баритон
Не слышно биения сердца Охрипла и я, вам низкий поклон Дайте горлу согреться. Вы ,наверное, не думали о том Что мы могли бы сделать Вместе, рука об руку, тайком Стоило лишь горечи отведать Ты помнишь?... Царь забывший Богу молиться
Потихонечку сходит с ума Просыпается в нём убийца И в душе настаёт зима И мерещатся всюду и мнятся Злые подлые люди враги Начинает тот царь меняться И становится он другим Злым как чёрт или хуже становится На соседей идёт войной И не хочет никак успокоиться Со своей головою больной Столько лет пребывая на троне Возомнил сам себя божеством И теперь вся страна в обороне В полной жопе теперь большинство Может быть отто... Кто освобождается из тюрем
Должен отправляться на Донбасс Нету на Донбассе там МакФлури, Очереди.. - только не у касс Люди улыбаются и плачут С силою выдавливая гной Если получается - удача, Там, на полосе, на нулевой Не мешки лишь только под глазами, У зекА попавшихся на фронт Души их не требуют бальзамы, Ненависть сильнее в них чем понт В найденные старые гардины, Быстро завернули синий труп Не поест он больше буженины, Женский не пощупает он ... «Гнездо уехавшей кукухи»
Жрут порох ампира Шаманы, рамзаны, газманы, вакци и наци С искусством факира Барыжат кремля облигаци Телевизор стекает по глазу: Пиндосы, Ватикан, Англия "Накося, выкуси нефти и газу!" Черепа разрывают ганглии.... |