Котейка

Автор: Kappaka - Нет, кредит неработающим, пускай даже временно неработающим, наш банк не предоставляет.
- Но послушайте, я десять лет работал прорабом в этой фирме и не моя вина, что она развалилась. У меня отличная репутация, я разослал свои резюме во все строительные компании нашего города. Я вам еще раз повторяю, что безработный… вернее даже не безработный, а временно неработающий, я временно, можете вы это понять?! Мое трудоустройство вопрос уже почти решенный. Через две недели, максимум месяц, я смогу принести вам справку о доходах.
- Вот тогда и приходите.
- Как вы не поймете, эта машина нужна мне прямо сейчас. Прямо сейчас! Понимаете?! Неужели это так сложно?
- Без справки о доходах с места работы кредит мы вам предоставить не можем. Попробуйте обратиться в другой банк, с более мягкими условиями.
- В банке с более мягкими условиями такие проценты, по которым расплатиться может разве что только ведущий программист компании «Intel», да и то, если откажет себе в еде, воде и отдыхе. Быть может мне стоит поговорить с вашим старшим менеджером или директором?
- Ваш случай вполне рядовой и приглашать их не имеет смысла. Они вам скажут то же самое. Устройтесь на работу, принесите справку и тогда мы с легкостью решим этот вопрос.
- Ну ладно, увидимся позже! – как бы даже с угрозой проговорил Михаил.
Девушка, красивая такая девушка, подняла на него усталый взгляд, не пугай, мол, пуганные, но увидела только помятую спину его пиджака, направляющуюся к стеклянным дверям, ведущим в осеннюю сырость.
Вот дерьмо! Да что же за непёр такой!
- Алло! Санечек, это Миша. Санек, слушь, а ты не мог бы эту машинку пару неделек, максимум месяцок, придержать, а то совсем с бабулями попадос.
- А чё с кредитом?
- Да не дают нихера, пока не работаю.
- Вот Вася у меня, пацан, в «Констанции» брал и ничо, нормально, хоть он и не работает официально нигде.
- У тебя пацаны что, не оформлены что ли?
- А нахера?
- А как же соцпакет, пенсия?
- Ха, вот ты херню сморозил! Соцпакет. Это что, когда тебя, там, лечат бесплатно, в санатории отправляют, детишки в общий детсад ходят и им там прививки за так делают?
- Ну, типа того.
- У меня они отдыхать на Канары ездят, детишки либо с няньками сидят, либо с мамашами. Доктора свои тоже, знаешь ли, с огнестрелом или пробитой головой в больницу не поедешь. А до пенсии эти парни не доживают. По крайней мере я о таких не слышал.
- И то правда. Пацаны у тебя столько получают, зачем ему кредит понадобился?
- Он козе своей решил дом построить. Но он чёто быстро его отдал, как бы не за год или за полтора.
- А если бы не отдал?
- Он квартиры, свою и паханов заложил.
- Большой процент?
- А я хер его знает. Он мне не отчитывался. Погоди, ща спрошу. Вась, ты в «Констанцию» сколько сверху отдал? – невидимый собеседник что-то ему ответил, после чего в трубке раздалось, - Ага, хорошо! – и, уже обращаясь к Михаилу, - Говорит, что на такой херне не заострял внимание. Позвони, узнай.
- Да не, не вариант. Я уже заранее знаю.
- Ну, тогда ищи. Найдешь – звони.
- Слушь, а может, ты мне её в долг отдашь?
- Не, именно тебе не отдам. Другому черту отдал бы, а тебе нет.
- Чем же я обязан, что именно мне ты не хочешь в долг дать?
- Ты мне, типа, кореш, а у меня проценты большие очень. Отвечая на еще не заданный вопрос, скажу: «Нет, без процентов не могу». Тебе дам, а завтра другой спросит, мол, почему ему дал, а мне не даешь? И ответить мне ему будет нечего. Извини, Михей.
- Так ты тачку-то придержишь?
- Не могу. Не расстраивайся, брат. Жизнь она знаешь какая – полоска белая, полоска черная. Найдешь бабло – звони.
- Давай, до связи.
Вот такая херня. Куда ни кинь – везде болт! Что же делать? Санек – начальник охраны губернатора и мой школьный друг – продает свой трехгодовалый джип по сходной цене и предложил его мне. Я ему говорил пару раз, как мне надоела моя развалюха японская, вот он и проникся. Я уже договорился о продаже своего пылесоса – больше половины стоимости его аппарата. Осталось немного добавить.
И тут, как всегда, в самый неподходящий момент, произошло то, что должно было произойти: наша фирма, которая и так на ладан дышала, не сдала вовремя объект, уже четвертый по счету, и нас, наконец-то, обанкротили. Чего уже давно все ожидали. Таким образом я остался без работы и кредит мне теперь ни в одном приличном банке давать не хотят. И ни один из моих знакомых такую сумму занять не сможет. Хочу джип!
В кармане запиликал телефон. Сидящий за рулем безработный прораб стал продираться сквозь плащ к брюкам, на секунду отвлекся от дороги, рука дрогнула, машина вильнула и чуть не въехала в бок обгонявшего такси. Таксист сквозь закрытое окно проорал что-то экспрессивное и подкрепил свои слова увесистым жестом. Смущенный происшествием, ругаясь почем зря, Михаил достал телефон:
- Алло?
- Миша? Это Петя Сарин. На Университетский подъехать надо бы.
- Когда?
- Сейчас.
- Что случилось?
- Твои бойцы на двенадцатом этаже в мансарде ковролин стелили?
- Мои.
- Так вот, тут пробный пуск отопления делали и из этой спальни вода залила всю мансарду, первый уровень и соседа снизу. Вот такая ерунда.
- Сейчас приеду.
Вот этого мне ещё не хватало. Вдобавок ко всему. Эта квартира – моя шабашка. Я её мимо фирмы взял и денежек там некисло сделал. Но как же там могло отопление порвать. Ведь две зимы отстояла система, а тут вдруг резко порвало. Не может такого быть. И причем здесь ковролин?
Открыв дверцу и сделав первый шаг на дорогу, Михаил, до сих пор не отошедший от происшествия на дороге, наступил в лужу, которая пришлась аккурат под ногой. Вода перелилась через верх туфли и захлюпала в носке. Настроение, которому, казалось бы, падать уже некуда, испортилось ещё больше. Выйдя из лифта на двенадцатом этаже он сразу же наткнулся на доверенное лицо заказчика – его водителя, который контролировал ход ремонтных работ и совал вовсюда свой нос по делу и без оного. На ходу протягивая молодому человеку руку, Михаил спросил:
- Здорово, Петь. Что тут у вас случилось?
- Да вот, зайди, сам посмотри.
Это абзац. Едрить твою двадцать через пятнадцать! Да что же это такое вокруг происходит-то?! Как такое могло случиться? Натяжные потолки провисли от набравшейся в них воды, а острые края вмонтированных в них светильников вот-вот их прорвут и вода, которой там литров двести, польется на уже начинающий вздыбливаться паркет. Этого паркета, по цене, хватило бы как раз на покупку вожделенного джипа. Гипсокартон на потолке провис. Из него сочится вода и он готов рухнуть на мебель, которую хозяину месяц назад доставили из Италии. Стоит она, ну никак не меньше, чем три таких автомобиля.
- Петь, мебель есть куда вывезти?
- Вывезти-то есть куда, да только кто повезет.
- Ща, секундочку, - Михаил набрал номер, дождался ответа, - Алло, Сережа? Быстро хватай Димку и Колю и приезжайте на Университетский, тут работа есть, по срочному.
Петя, изобразив на лице участие, предложил:
- Можно на дачу к Семену Петровичу мебель отвезти, пускай пока там постоит.
До дачи хозяина ехать не очень далеко, но, учитывая конец рабочего дня и приближающие выходные, когда все, как оголтелые ломятся из города на свои приусадебные участки, добраться до туда было делом достаточно проблематичным. Но оставлять мебель здесь нельзя ни в коем случае.
- Хорошо, бойцы сейчас приедут, – ответил Михаил.
Электрике, сто пудов, хана. Надо все светильники менять а то и проводку. Обои от стен поотклеились. За долгие годы работы на стройке Михаилу приходилось видеть много разного, такие картины, как эта, всегда его пугали. Сердце замирало и первое, что приходило в голову, была мысль о мышах. Таких маленьких, юрких, которые в любую щелку залезут и будут смотреть из неё черными бусинками умных глаз на суетящихся людей, расставляющих мышеловки с дармовым сыром.
- А когда все это увидели?
- Да вот, пол часа назад, - безразличным тоном процедил Петя.
- А когда систему запустили?
- Сегодня утром.
- Это она почти восемь часов сюда хлестала?! Ни чего себе, расклад! А причину обнаружили?
- Пойдем наверх, покажу тебе причину.
Еханый Мамай! Мансарда умерла. По крайней мере полы. Весь паркет уже поднялся, правда почернеть ещё не успел. Это он завтра сделает. С каждым шагом по этой квартире Михаил все больше и больше хотел превратиться в мышь или, неизвестно как добыть джип и укатить на нем куда-нибудь в африканскую саванну, где никто ничего не слышал ни о ремонте, ни об отоплении. С каждым шагом мечты его о машине таяли и обваливались, как гипсокартонный потолок на первом уровне, о падении которого свидетельствовал глухой шлепок мокрого о мягкое. Общий вид произошедшего и все еще происходящего ясно давал понять прорабу, что в ближайшее время ему не только не светит улучшение личного автотранспорта, но и полный отказ от оного в пользу транспорта общественного. Единственное, что могло его спасти, так это то, что отопление здесь делал не он, а другой прораб, но и эта надежда скукожилась и сдохла, когда стало понятно, в чем причина этой катастрофы.
Михаил стоял и смотрел на дырку, которую неведомый мастер проковырял в стене, желая закрепить плинтус. Аккуратненькая такая дырочка, диаметром шесть миллиметров. Единственная проблема была в том, что на пути этой дырочки находилась пластиковая труба отопления, просверленная точно посередине.
- Ну что, Николаич, попал? – безразличное выражение Сарина сменилось на глумливое.
- Петя, мне позвонить надо.
- Кому?
- Гене и Зурику.
- Что ты у них узнать хочешь? Спроси у меня.
- Почему они без моего ведома полезли плинтус крепить? Кто их просил?!
- Я.
- Почему ты? Почему ты обратился к ним, а не ко мне?!
- Какая разница?
- Разница такая, что я под этой ботвой не подписывался, ты понимаешь это. Никогда, никогда и никому я не разрешал использовать этот крепеж. С того момента, как я лично пробил свою первую и последнюю дырку в трубе отопления, все мои работники для установки плинтуса пользуются специальным клеем или монтажной пеной. Ты привез их сюда без меня, купил им эти сраные защелки, они просверлили трубу, убили квартиру и ты спрашиваешь, какая разница!!! Это не я попал, а ты! Вот какая разница.
- Как это – я?
- А вот так это – ты! Сам за все заплатишь!
- Я ни за что платить не буду. Ты прораб, твои работники – тебе и платить.
Самое дерьмовое в этой ситуации было то, что Михаил уже подписал акт сдачи квартиры, чем согласился с тем, что все произошедшее – моя вина.
- Сука ты, Петя.
- Да ладно тебе, Миш. Скинетесь с ребятами и все будет зашибись.
- Сука ты рваная. На похороны твои мы скинемся. Бывай.
Прораб развернулся на пятках и, не подав руки гаду, пошел вниз по крутой винтовой лестнице.
На итальянской мебели лежали куски гипсокартона. Натяжной потолок ещё не лопнул, но от острых углов модных светильников по нему уже побежали светлые полоски, по которым он треснет. Вот соседу снизу радости будет. Сосед – прокурор и отделка этой квартиры – лишь треть его. Все, пора домой ехать. На сегодня с меня хватит. Соседа пойдем завтра осматривать.
Подходя к машине, сжавшись, желая спрятаться глубже в воротник плаща под хлесткими ударами осеннего ветра с крупой непонятного атмосферного явления – то ли мороси, то ли тумана – Михаил полез в карман, достал телефон. Попытался набрать номер, но ему помешала проезжавшая мимо машина, едва его не задавившая. Номер он набрал уже сидя в машине.
- Сергей?
- Да.
- Вы далеко?
- Подъезжаем.
- Я с объекта сруливаю, там Петр Александрович остался. Он вам объяснит, что брать и куда везти. Сильно там не пугайтесь и не трезвоньте об увиденном.
- У кого деньги?
- На месте с вами Сарин рассчитается.
- Хорошо. До связи.
Еще один звонок и надо заканчивать работу на сегодня. Как человечество до сих пор обходилось без мобильной сязи?
- Алло, Гена?
- Да, Михаил Николаевич!
- Ты мне скажи, золото мое, ты на Университетским плинтуса крепил?
- Ну, это… Мы там с Зуриком, это… Ну, было дело, а что такое?
- Я так прикинул, чисто на глаз, вы с Зурабом попали в рабство лет, этак на пять – шесть.
- Как это – попали в рабство?
- Вы почему без моего ведома поехали на мой объект? Денежку захотели по скорому срубить? У нас с тобой, по-моему, был отдельный разговор по поводу способов монтажа плинтусов, так почему же ты взялся делать так, как я тебе всегда запрещал?
- Мне Петр Саныч так сказал, сказал, что так будет быстрее и лучше.
- Кто такой Петр Саныч? Твой Петр Саныч только что сказал мне, что ты виноват наравне со мной.
- А что случилось-то?
- Случилось то, золото мое, что вы пробили трубу отопления и теперь надо заново переделывать первый уровень и полы в мансарде. Я не знаю, удастся ли спасти итальянскую мебель, но, давай считать, что и её мы покупаем тоже.
- Так это… Как же так-то? Я же… Мы же… Нам же никто ничего не сказал про трубы.
- Про трубы знал только я, а меня вы не спросили. Так что, дружок, спокойной тебе ночи и думай, думай, дорогой, как с этой ситуацией справляться.
Ну что ж, бессонная ночь парню обеспечена. Сделал гадость – сердцу радость. Зазвонил телефон, который Михаил положил к рычагу переключения скоростей. Кто это там звонит? Гена. Э, нет, дружок, справляйтесь с этой бедой с напарником на пару. По крайней мере до завтра. Сегодня прорабу нужен отдых и потому…
- Алло, Таня? Ну, я еду. Да, где-то через пол часа буду. Да нет, не напряженный я – просто устал маленько. Ну конечно, как обычно: сначала помоюсь, а потом поем. Да, минут сорок – пятьдесят у тебя есть. Все, давай, люблю тебя.
Михаил вырулил на проспект, который приведет его прямо к дому и, под джаз, льющийся из колонок новой аудиосистемы, поехал в сторону своего обиталища, где уже его ждет жена, младшая дочь и вкусный ужин. Мысли его, по мере удаления от работы и приближения к дому, обретали все более спокойный и плавный характер. К дому он подъехал уже почти успокоившись, даже стал напевать про себя, пытаясь подражать богатому голосу какой-то джазовой певицы, что лила на него волшебные ноты.
Места на стоянке рядом с домом не оказалось, так что пришлось ехать на соседнюю, которая была в двух кварталах. Пока Михаил дошел под моросящим дождем от стоянки до подъезда, его, сплетенное джазом, умиротворенное состояние было порвано в лоскуты налетевшим из-за угла ветром. Попытки собрать воедино остатки его, были категорично пресечены сломавшимся лифтом и вынужденным подъемом на двенадцатый этаж пешком. К порогу квартиры подошел не уравновешенный отец и муж, а раздраженный безработный прораб, у которого дела в последние две недели идут из рук вон плохо.
Он нажал на кнопку звонка. У него были ключи, но ему очень захотелось, чтобы дверь ему открыла жена, обняла его и жизнь бы наладилась. Глазок в двери на секунду потемнел, защелкал поворачивающийся замок, дверь открылась… за ней никого не было. Переступив порог, Михаил увидел спину удаляющейся дочери, на пороге комнаты она задержалась, обернулась:
- Привет, па! Ты чё звонишься? Ключи посеял?
Развернулась и зашла в комнату.
Но не это стало последней каплей. Едва Михаил переступил порог, как в нос ему шибанул настоявшийся запах кошачьей мочи. Купить этого кота жена и дочь уговорили два года назад, когда семью, неизвестно каким ветром, занесло на птичий рынок. Назвали его дебильным именем – Тибул. Типа, мы такие грамотные, книжки разные читаем. Тибул этот быстро превратился в Тибу, который любимцем был что-то около месяца. С котенком быстро наигрались, так что воспитанием его приходилось заниматься исключительно Михаилу, за что злобная тварь мстила, писая в тапки воспитателя с завидной регулярностью. Судя по запаху, сегодня свершился очередной виток вендетты.
Подлец, с видом победителя, вышел из-за угла, глянул так, как будто хозяин в квартире он, а не кто иной, потянулся и стал точить когти о то место на стене, где раньше были обои. Белая крошка и пыль от штукатурки полетела на пол из под когтей зверя. Чаша терпения была полна и эта пыль, которая, в ретроспективном порядке, напомнила Михаилу все события, произошедшие сегодня, стала той последней каплей, которая заставила всегда трезвый разум его помутиться. Потом он скажет, что глаза его застила красная пелена и он себя не контролировал, но со стороны, действия его выглядели точно выверенными движениями злой машины.
Михаил схватил кота за шкирку, не снимая пальто и ботинок, оставляя на ковролине грязные следы, прошел, не поздоровавшись, мимо жены, стоявшей у плиты и удивленно обернувшейся в ответ на такую молчаливую грубость, вышел на балкон и выкинул кота в сырой октябрьский вечер.
В первый раз за все время своего существования животное оправдало свое имя. Пируэтам, исполняемым им в полете позавидовал бы любой акробат. Завороженный его полетом, Михаил не заметил, как на балкон вышла жена и перевесившись через перила стала высматривать своего питомца на тротуаре, залитом желтым светом фонарей. Кот летел кувыркаясь, но приземлился, конечно, на лапы. Михаилу на секунду показалось, что вот сейчас он встанет на задние лапы, раскинет передние, как в школе учили на физкультуре заканчивать прыжок через козла и поклонится. Животных на физкультуру не пускают, так что поклона кот не исполнил, а несколько секунд постоял, удивленно озираясь, не понимая, что произошло, потом медленно и неуверенно отошел на пару шагов от места падения. Жена стала кричать что-то о том, что надо немедленно спуститься и вернуть кота в лоно семьи, но в этот момент на горизонте появился спущенный с поводка бультерьер, который поспешил познакомиться с зазевавшимся котом.
Жена плакала, а окровавленная, разорванная тряпка, которая ещё минуту назад точила когти о стену, валялась в луже. Бультерьер с расцарапанным носом удовлетворенно удалялся в сопровождении хозяина, не поленившегося наступить в лужу и пнуть грязный комок шерсти. Видно, в отместку за увечие своего питомца.
Жена кричала и ругалась, потом к её крикам присоединилась дочь, когда поняла, что произошло. Но Михаил их не слышал. Он разулся, разделся, набрал ванну с пеной и лег в горячую воду. Видя, что до него не достучаться, домочадцы отступились от него, грозясь расправой завтра. Ему было все равно. Произошедшее с котом вселило в него такое спокойствие, какого не мог подарить ни один джаз. Все проблемы отошли на задний план и он вдруг очень остро ощутил, что сделал что-то правильное и хорошее. Это было не удовлетворение и даже не блаженство, а какое-то всеобъемлющее чувство собственной правоты.
И жизнь наладилась.
На следующий день позвонили из самой крупной в городе строительной компании. После собеседования Михаилу предложили должность директора отдела ремонта и отделки. В банке сразу дали кредит и через неделю он уже ездил на джипе, о котором так мечтал. Виновным в затоплении квартиры с мансардой, после недолгого разбирательства к которому были привлечены парни продавшего джип начальника охраны губернатора, признали Петю Сарина, о котором никто ничего больше не слышал. Так же, одним махом, разрешилась тысяча одна бытовая проблема.
Жена и дочь сначала обижались и не разговаривали с мужем и отцом, но после поездки в Таиланд, приобретения шуб и машины для дочери им стало легче смириться с потерей кота.
За два года, прошедшие с момента полета домашнего любимца, Михаил сделал ремонт в своей квартире и даже купил новую, которую ремонтировал сейчас. В шутку, он говорил, что вместе с котом выкинул на улицу злую судьбу. Память о произошедшем сохранилась только в этой фразе.
Однажды, осенней дождливой ночью, засыпая после бурной любви с женой, Михаил увидел его. Тибул явился ему в тот момент, когда человек балансирует на тонкой грани между сном и явью. Сон уже снится, но сознание ещё отмечает явления внешнего мира. Изорванный в клочья домашний питомец подошел к нему очень близко, так близко, что Михаил явственно ощутил мокрый кошачий запах, и сказал: "Ну, вот и все! Спасибо тебе!", развернулся и вышел через закрытую балконную дверь. Михаил пытался крикнуть что-то ему вслед, что-то спросить, но Морфей, безжалостной рукой утащил его в свои сети.
Михаилу приснился сон, будто он – пациент психиатрической больницы. Наступила ночь и коридоры, днем заполненные медицинским персоналом, опустели. Замок на двери его палаты не заперт и он, повинуясь неведомому зову, покидает свою уютную постель и бежит в сырую сентябрьскую ночь. Он бредет, сам не зная куда, по улицам города. Город он не узнает, но зов ведет твердой рукой.
Проснулся Михаил от бьющего его озноба – балкон открылся порывом ветра, изо рта шел пар. Запахнувшись в одеяло, он встал, закрыл дверь и уснул уже без сновидений. На утро и сон, и явление кота забылось.
Жизнь продолжалась, но кот стал захаживать регулярно. Стал он появляться не только перед сном, но и в дневные часы, правда, никогда не отвлекал от работы. Так, посидит чуток, посмотрит укоризненно, разворачивается и уходит в одному ему известную сторону. Михаил сначала пытался с ним разговаривать, но тот обет молчания не нарушал, так что со временем Михаил перестал обращать на него внимание, относился к явлению как к неприятному, но неизбежному злу, даже попривык к потрепанному животному.
Только что закончив выслушивать отчет одного из своих прорабов, Михаил сидел над сметой, подробно рассматривая каждый пункт, прежде чем подписать её, как вдруг услышал со спины то ли сипение, то ли свист, то ли сбивчивое дыхание, но на этот звук он повернулся так резко, что у него даже в позвоночнике что-то хрустнуло. На факсе сидел Тибул, вперив в него взгляд своих желтых глаз с расширившимися в момент смерти, да так и застывшими, зрачками. Подзаплывший жирком от сытой жизни, большая часть которой проходила в офисном кресле, горе-убийца улыбнулся:
- Что, брат, апгрейд сделали, снабдили аудиоэффектами? – довольный своей шуткой, он откинулся на кресле и уж собрался было засмеяться, но осекся, так как кот заговорил каким-то скрипучим с надрывом голосом:
- Апгрейд! Тоже мне, шутник нашелся. Я просто раньше с тобой говорить не хотел!
- А теперь захотел? – Михаил посерьезнел.
Дверь в кабинет отворилась и вошел генеральный директор:
- С кем это ты тут разговариваешь, уважаемый?
- С факсом! С кем же мне ещё говорить?
Директор шутку оценил, посмеялись вместе. Только Михаил смеялся так, за компанию, а было ему, на самом деле, не совсем весело. Посмеявшись, директор сел в кресло напротив, но не глубоко, давая понять, что заскочил на секунду и задерживаться не намерен. Но и не на краешек, как садился иной прораб, у которого на объекте что-нибудь не клеится. Сел он так, что стало понятно, кто в кабинете хозяин и кто чье время ценить должен. Как это у него так ловко получалось, никто из его подчиненных никогда понять не смог, хотя каждый из них, хотя бы раз сам пробовал так присесть. Ни у кого не получалось. Посмотрел на смету:
- Ну что, подписываешь? – он пристально глянул в глаза визави.
- Не знаю ещё. Все вроде в порядке, только вот по малярке вопрос, а так, вроде правильно все.
- Ты давай, с этим объектом разбирайся быстрее, я тебе хочу шабашку подкинуть, - директор заговорщицки улыбнулся, что ничего хорошего не предвещало.
- Хорошо, через минут двадцать-тридцать утрясу. А что за шабашка?
- На Игоря объекте внутрянку надо начинать, максимум через неделю. Все твое!
В пригороде их компания строила дачный комплекс главному банкиру города – Рыжему. Строительство вел молодой прораб Игорь, который постоянно жаловался на хозяина, что тот без конца приезжает на объект или присылает свою драгоценную супругу или ещё более драгоценного отморозка-сынка, которые работать решительно не дают, а только мешаются под ногами. Ещё пару лет назад Михаил мог только мечтать о таком заказе и согласился бы отдать любой процент тому, кто дал бы ему такой объект, но сейчас ему было жалко распылять свои драгоценные силы на такую мелочь. Да и работать в поле, не говоря об общении напрямую с заказчиком, он уже отвык. Но, разве откажешь:
- Надо, значит надо. А Игорь сам заняться не может? – Михаил сказал это так, для проформы, показать, что не в восторге от такого предложения.
- Ты, давай, не выступай тут, - директор знал, что работа эта не шик, потому и сказал сразу, что все заработанное он может оставить себе, не отдавая никаких процентов, - Мне Рыжему надо показать не просто качество, а экстра-класс! – резво встал с кресла, прихлопнул рукой по смете и двинулся на выход, в дверях задержался, - С ценами там не сильно груби и с принтером общайся лучше мысленно! – засмеялся и вышел.
Михаил поворотился к коту, все ещё восседавшему на факсе:
- Слышал, что директор сказал, разговаривать с тобой мысленно надо!
- Это он про принтер сказал, а я на факсе сижу. Хотя, если тебе удобнее, можешь и мысленно со мной общаться.
- Ой, спасибо тебе громадное, пошел на уступки. Лучше мысленно, а то в дурку упрячут.
- В дурку тебя и так упрячут.
- Да пошел ты, Нострадамус хренов. Чё те ваще от меня надо? – столь наглое заявление о принудительном помещении в психиатрическую лечебницу, которого Михаил втайне опасался, вывело его из равновесия и он скатился к жаргону, на котором разговаривал с коллегами строителями в начале производственной деятельности.
- Грубишь, Михаил Николаевич, - возразил ему Тибул все тем же ржавым голосом, - Спокойней надо быть, нервы оберегать от стрессов, ибо нервное волокно не восстанавливается.
- Слышь, фалософ, вали отсюда, ты уже сдох давно, так что не мешай работать, - уже спокойнее произнес он и углубился в изучение сметы. Но произнес Михаил свою тираду не вслух, а мысленно и замер, услышит ли животное.
- Да слышу я все, - проскрипел кот, - не напрягайся так. Потом зайду.
Прыгнул на подоконник и, пройдя сквозь стекла, шагнул на заснеженный карниз, откуда на ветку безлистого клена и скрылся из вида.
В следующий раз кот объявился спустя полторы недели, когда Михаил с семьей пошел в кино. Фильм этот много рекламировали по телевизору, о нем говорили во всех газетах, так что посмотреть его они хотели давно. Увлеченный происходящим, Михаил не заметил кота, который обосновался на незанятом ничьей рукой подлокотнике.
- А Петю Сарина тоже собаками потравили!
От неожиданности Михаил вздрогнул, попкорн, стоявший в ведерке у него на коленях рассыпался. Жена посмотрела на него, но ничего не сказав, отвернулась к экрану, на котором две борзых гнали по полю кролика. Кролик улепетывал от них, посекундно меняя направление, собаки уже начали отставать.
- Урод, - мысленно произнес он, адресуя коту, - ты меня до инфаркта такими появлениями поведешь!
- Того и хочу! – довольный произведенным впечатлением ответил Тибул. Голос его не скрипел, как в прошлый раз, а был вполне нормальный, разве что чуть надтреснутый, так раненые, но не смертельно, в фильмах говорят.
- В могилу меня свести хочешь? Мстишь?
- Считай что так. В тапки-то поссать больше не могу. Распоряжаюсь доступными мне средствами.
- Ну и распоряжайся, у меня нервы крепкие. Что ты там про Сарина бакланишь?
- Буля на него охоту псовую устроил, за то, что тот квартиру его испоганил.
Буля, он же Семен Петрович Сотников – криминальный авторитет, которому делали ту злополучную квартиру. Кличку свою получил за то, что очень любил собачьи бои и содержал большую псарню бультерьеров.
- Говори, что хочешь, мне твой чес – по барабану! – Михаил хотел бы, чтобы кот замолчал, но тот продолжил:
- Он его в лес вывез с корешами своими и сказал, мол, беги. Куда за две минуты убежишь, то твое, потом собачек спускаю, но не вздумай на елки карабкаться – подстрелю, больнее будет.
Михаил закрыл уши руками, но напряженный голос все равно проникал, казалось, в самый центр черепа.
- Тот побежал, но, как собаки его догонять стали, на дерево залез, а один из бандитов ему руку прострелил. Петя прямо на самого злого пса свалился и хребет ему переломал. Попытался встать, но другие-то булечки целехоньки были. Уж рвали они его, трепали, пока не затрепали. А тот все причитал: "Сука, Мишка, гад поганый!" Оставил его Буля со товарищи под елкой и пошел водку пить…
Михаил не выдержал, вскочил с места и заорал на кота во весь голос:
- Да иди ты на хрен, сволочина дохлая! Тебя порвали, так надо, чтоб и других так же?!
Теперь на него посмотрела не только жена, но и весь остальной зал. Оценив свое глупое положение, он сел на место. Жена взяла его за руку и проникновенно спросила:
- Мишенька, что с тобой?
- Все в порядке, не обращай внимания. Потом расскажу.
Кот собрался уже было уходить, но задержался:
- А у Сарина дочка, сын маленький и жена остались… - повернулся хвостом и затерялся где-то между рядами.
Весь оставшийся сеанс просидел Михаил сам не свой, погрузившись в печальные думы. Размышления его прервал зажегшийся в зале свет, возвестивший об окончании фильма. Едва поднявшись с кресел, жена и дочка стали интересоваться, что же произошло с кормильцем, но тот отшутился, сказав, что его так захватила сцена травли, что он потерял контроль. Этот случай они потом ещё долго вспоминали со смехом.
После этого кот перестал исчезать. Он мог отойти на пять-десять минут, но большую часть времени был рядом: сидел на пассажирском кресле в машине, на кухонной столешнице дома, на факсе в кабинете. От него было не скрыться. Большей частью он молчал, иногда мурлыкал или пытался вправить Михаилу мозги каким-нибудь нравоучением, но того это напрягало не сильно. Кот превратился в фоновый раздражитель, от которого невозможно избавиться, но и привыкнуть к которому невозможно.
До этого случая Михаил не рассказывал про явления убиенного никому, но сейчас решился и вечером позвонил своему единственному другу, которому мог довериться. С Юрой он договорился встретиться вечером в ресторане, где они встречались последние десять лет. Когда Михаила спрашивали о его друге, он любил говорить: "Мы с Саидом на один горшок ходили". Саидом Юру назвали ещё в то горшковое время за его безумную любовь к главному отрицательному, но такому положительному персонажу популярного боевика.
Саид всегда готов был выслушать Рога, как он называл своего друга за то, что тот высокопрофессионально изготавливал рогатки и так же хорошо бил из них не только банки и бутылки, но и различную, попадающуюся на жизненном пути, живность. Разговор шел сначала напряжено - Михаил никак не решался сказать о своей проблеме - но после ополовинивания литровой бутылки водки его прорвало и он вывалил на одуревшего от такого признания товарища все свои беды.
Как всегда, совет Саида лег бальзамом на душу:
- Ты, Рог, не меньжуйся! Все в норме. Ты, главное себя контролируй, не срывайся и все будет, как раньше. К психологам не суйся – они все сами психи, а съезди лучше в деревеньку одну, я тебе адресок дам, там бабуля живет - кудесница…
- Ты мне ещё к шаману якутскому посоветовал бы съездить! – с усмешкой ответил ему Михаил.
- Знал бы шамана – посоветовал, - серьезно сказал Юра, - но знаю только бабку эту. Мне она помогла однажды…
- А почему я про это ничего не знаю? – озадачено спросил Михаил, привыкший к тому, что жизнь друга для него – открытая книга.
- Я про твоего кота тоже услышал не сразу, так что без обид. Не хочу я тебе ничего рассказывать.
- Не хочешь – не надо. Какие обиды.
- Так вот, съезди ты к этой бабке. Она не только мне, но и паре знакомых моих помогла.
Написал адрес на бумажке, отдал его другу. На этом и расстались.
Деревня находилась в двухста километрах к северу от города. Пятьдесят километров проехал он по трассе, но потом пришлось свернуть сначала на узкую асфальтированную, а потом и грунтовую дорогу. За время поездки он двадцать раз возблагодарил производителей своей машины, потому что, если бы не джип, было бы ему совсем тяжко. Последние двадцать километров пробирался он по какому-то жуткому проселку, шедшему через дремучий лес, время от времени пересекаемый линиями высоковольтной передачи.
Выехав из леса на заасфальтированную двухполосную дорогу, джип уперся в забор, за которым находились одноэтажные строения большой скотоводческой фермы. По надписи на воротах: "Осторожно, ящур!", Михаил догадался, что за забором находятся коровники. Мимо ворот проходили две девушки, о чем-то переговариваясь. Открыв дверь, Михаил вышел из машины, потянулся до хруста в костях, что было особенно приятно после четырех часов напряженного сидения за рулем; вдохнул свежий деревенский воздух, ароматизированный запахом буренок.
Воздух этот тронул в нем что-то очень странное. Не из детства, которое все прошло в городе с редкими выездами в пионерские лагеря, а откуда-то ещё глубже. Почувствовал он себя древним старцем, но в то же время молодым безумно; казалось, заполонил он собой всю Вселенную, но был таким маленьким, что мог спрятаться в протекторе колеса своей машины. Ощущение это было такое глубокое и новое, что он, не отдавая в этом отчета, испугался его и поспешил отогнать. Достав из кармашка в двери сигарету, он закурил и все опять встало на свои места.
В этот момент девушки поравнялись с ним. Невольно придав своему лицу выражение высокомерно-снисходительное, как это делают обычно городские жители в разговоре с деревенскими, он обратился к ним:
- Здравствуйте, красавицы! А не скажете, как в Кривко проехать?
- С горки спуститесь, - махнула одна в сторону широкой балки, - да подниметесь, а там уже и поселок. А вы к кому?
- К бабе Марусе, - Михаил проговорил "бабе Марусе" тоном, как бы извиняющимся, как будто оскорблял владельца такого просторечного наименования. Но девушек это имя ничуть не смутило, наоборот, обе они заулыбались, одна другой шепнула что-то вроде того, что зачастили к бабе Марусе городские и сказала приезжему громче обычного, как будто он был туговат на ухо:
- Вы на горку как взъедите, так клуб новый увидите, а от него дорога идет развилкой. Одна к бане, а другая к карьеру, так вы к карьеру поезжайте, а там, два двора до околицы не доезжая, её двор и есть. Вы её дом сразу увидите – у соседей дома худые, а у неё справный – она с мужем живет, да и сын её в город не побежал, невестку из Сосновки привел.
- Так вы её знаете?
Девчонки посмотрели на него так, как будто он спросил такую несусветную глупость, что, хоть стой, хоть падай, опять засмеялись и зашушукались:
- А как же не знать? – сказала та, что помоложе, да побойчее, - как корова, или утка заболела – сразу к ней. Она и людей лечит.
- Сколько же она за услуги свои просит?
- А ничего она не просит. Что дашь, тому и рада. Картови там, или морквы, може крупы какой, когда дровишек на зиму, иной в огороде поможет, другой досочек или железа на крышу – всем довольна, потому и дом её справный. Только деньгов не берет никогда.
Михаилу было удивительно, что человек за работу не берет денег, но подумав, что разберется на месте, поблагодарил девушек, выкинул окурок, сел в машину и поехал. Дом бабы Маруси он нашел сразу – в самом деле, выделялся он среди всех остальных хорошей, крытой жестью, крышей и свежей краской стен.
Съехав на обочину, Михаил остановился. В огороде, видимом с дороги, ковырялась женщина. "Наверное, дочка или сына жена", - подумал он про себя и, обращаясь к ней, крикнул через забор:
- А баба Маруся здесь живет?
Женщина, не спеша, разогнулась, отложила тяпку, повернула свежее свое лицо, тронутое легкой улыбкой, как будто она только что думала одной ей известную, отрадную ей, мысль, к гостю. Была она крепкая, статная и вся дышала здоровьем и силой. Судя по всему, возраста она была с Михаилом приблизительно одинакового, а может и моложе, с уверенностью о том сказать было невозможно; лишь тоненькие морщинки, спрятавшиеся в уголках глаз, намекали, что хозяйка их уже не девица. Окинув Михаила с головы до ног пристальным взглядом, ответила ему сильным глубоким голосом:
- Здравствуй, Миша! Я – баба Маруся. Припозднился ты, соколик. Никак заплутал.
Михаила как обухом по голове ударили. Удивило его не то, что она знала его имя – Саид мог предупредить её – но то, что ожидал он увидеть старую беззубую бабку, которая будет едва волочить ноги и шамкать что-то маловразумительное, при этом доставая крылья летучих мышей и паучьи лапки из замшелых банок, рядами стоящих на пыльных полках в полутемной комнате почерневшего от времени сруба. Эта, можно сказать, молодая женщина, никак не писалась в его представление о "бабе Марусе". У него жена, без грима, выглядела старше её!
Увидев его замешательство, женщина засмеялась:
- Мария Федоровна меня зовут. Что стоишь на дороге? Проходи давай, уж коли приехал.
Все ещё смущенный своей нечаянной оплошность, Михаил зашел на участок и, вслед за хозяйкой, прошел в просторный светлый коридор. Хозяйка разулась и проследовала в комнату, по её примеру поступил и гость. Поставив на газовую плиту чайник и зажегши под ним конфорку, Мария Федоровна пододвинула Михаилу стул и поставила перед ним чашку. Не зная, с чего начать, он попытался завязать разговор:
- Мне про вас Юра рассказал. Он вам звонил?
- Не звонил мне Юра, а то, что это он про меня рассказал, я и так знаю.
Михаил хотел спросить, откуда тогда она знает его имя и раскрыл уже рот, но она не дала себя перебить:
- Замучил котейка? – не отрываясь от кухонного шкафчика, из которого доставала варенье и конфеты, спросила хозяйка.
- Если вам Юра, как вы утверждаете, не звонил, то откуда вам известно, как меня зовут и зачем я к вам приехал? – все же не удержался от вопроса Михаил.
Хозяйка хмыкнула. Поставила на стол деревянную дощечку, на неё сняла закипевший чайник с плиты. Насыпала себе и гостю по чайной ложке черного чая и залила его кипятком.
- Я только "купчиком" чай пью, как и ты, - продолжила удивлять ведунья Михаила. Выставила на стол добытое из шкафа, - Ты бери, не стесняйся. Варенье свое – домашнее. Я много чего знаю, потому и зовут меня в деревне бабой Марусей, лет с двадцати зовут. Знаешь, поговорка есть: "Много будешь знать – скоро состаришься!".
Ты от котейки избавляться не спеши, - сказала она изменившимся, сразу постаревшим, голосом, - Он на тебя хоть и зуб держит, но друг тебе первый, сам того не ведая. Вцепился он зубками своими белыми в удачу твою и от тебя ни на шаг не отпускает. Лапками своими мягкими, в которых коготки вострые припрятаны до поры до времени, молотит, как будто тебя побить хочет, а на деле, пакость разную от тебя гонит. Ты его не бойся, а научись принимать его как родного, потому что таков он тебе и есть. Связаны вы накрепко, через жизнь его нечаянно оборванную. Он пока с тобой рядом, никакая хворь, никакой морок тебя не коснется. Будь только обережен с ним – чуть ближе возьмешь его к сердцу и спечет он тебя за милую душу, за то, что губителя своего в тебе чает.
Михаил сидел, слушал её обомлев, забыв про чай и про все на свете. Не зная, верить ей или нет. А ведунья продолжала:
- Котейка тебя с ума свести положил, так что крепись. Он тебе козни всякие устроит, но ты себя превозмоги и в сердце слова его не пускай. Отравить он тебя речами хочет, потому как власти никакой над тобой не имеет. Но и ты над ним – никто. Так что путь тебе один – крепить дух свой, да в церкви свечечку за убиенного ставить.
- Так что, мне от кота этого никогда уже не избавиться?
- Хоть сейчас от тебя его отведу, но ускользнет тогда удача твоя, тяжко жить станет. Ты чай пей, а то остынет – невкусный станет, - сказав это, она снова стала обычной, разве что очень красивой, женщиной.
Михаил сидел, попивая чай, глубоко ушед в свои мысли. Хозяйка сидела рядом, смотрела в кружку с чаем. Вдруг встрепенулась, посмотрела на него:
- Ты машину свою жене отдай, а себе новую купи. Она тебя к злому тянет – в ней человека убили.
- А жену не потянет?
- Таня – человек светлый, так что вреда ей от неё не будет. Себе новую купи – тебе тогда совсем легко станет.
- Ну, спасибо вам большое, Мария Федоровна, за хороший совет, - искренно сказал Михаил, - только знаете, у меня с собой кроме денег ничего нет, так что, можно я вас финансами отблагодарю?
- Да какие благодарности, родной! Я и не сделала ничего. А денег не взяла бы, даже если было бы за что. В следующий раз приедешь, тогда о благодарностях и вспомни, - на него повеяло душным ветром предопределенности.
- Думаете, ещё раз приеду, - неуверенно пробормотал он.
- Как знать. Жизнь покажет.
Она легко поднялась, со стула, стала собирать со стола, что-то напевая. Михаил сидел, не зная, как вести себя дальше.
- Ну, лети, лети, голубь сизокрылый, а то до темна в город не успеешь. Только езжай не напрямки через лес, а вкруговую через Сосновку. Там, под железкой проедешь и за постом милицейским на трассу выйдешь. Кружок небольшой опишешь, зато по асфальту прокатишься.
Попрощавшись с хозяйкой, не пошедшей его провожать, он сел в машину и поехал так, как она ему сказала. До города он добрался за два с половиной часа.
Жене он ничего про свою поездку в деревню не сказал – она думала, что муж на работе, разубеждать её он не стал. Она лишь спросила его, почему он дольше задержался в субботу, на что Михаил невнятно пробормотал что-то и пошел в душ. Поужинав, он пил чай, она сидела напротив него. За прошедшие восемнадцать лет совместной жизни она изменилась не сильно.
Была она так же бодра и задорна, как и на первом свидании. Михаил любил её так же. Была она ему противоположность – высокая, стройная, веселого нрава – душа компании. Вокруг неё всегда вились ухажеры, но выбор свой она остановила на спокойном и, вобщем-то, неприметном пареньке, который на всех танцах молча отстаивался в углу и с девушками знакомств особых не заводил. Ощутила она, каким-то, одним женщинам знакомым чутьем, надежность, увидела в нем опору для будущей своей семьи и не ошиблась. Семья была крепкая и почти все раздоры, которые являются неотъемлемой частью семейной жизни, происходили больше по её вине. Он лишь отмалчивался или говорил спокойно и рассудительно, чем порой доводил её до пароксизма гнева. В такие моменты он молча уходил в комнату и достучаться до него не представлялось никакой возможности.
Жизнь их текла довольно размеренно и спокойно. Михаил дарил жене в меру дорогие подарки, часто приносил цветы. Был он очень внимателен и замечал даже, если она выщипала или покрасила брови. Ей это нравилось и потому держала она себя в форме, постоянно занимаясь каким-то спортом. Что за спорт, он не вникал, но подтянутая фигура жены, облаченная в шелковый халатик или красивое белье, вызывала в нем положительные эмоции, так что и постель их за годы совместной жизни не охладела ничуть.
Вот и на этот раз, он решил оформить все в лучшем виде:
- Тань, тебе не надоело ещё на общественном транспорте кататься? – начал он из далека.
- Кому не надоело – тот дурак, - в своей обычной шутливой манере ответила она.
- Я тут вот что подумал: на работе надо мной смеются, мол директор, а катается на джипике, как пацан уже второй год, так что, наверное, забирай его себе, а я какую-нибудь поприличнее машинку куплю.
- На тебе Боже, что нам не гоже.
- Танюш, ну зачем ты так. Я же не в том смысле, что хочу новую машину, а тебе старую сбагрить пытаюсь. Просто, о тебе думаю, - как бы оправдываясь, потупив очи, проговорил он.
- Как бы там ни было, а джип получить – приятно!
С этими словами она встала, обошла стол, села мужу на колени, обняла и поцеловала долгим страстным поцелуем, от которого кровь Михаила забурлила, он обхватил жену за тонкую талию и прижал к себе крепко-крепко. Оторвавшись от него, она поелозила задом и игривым голосом прошептала ему в ухо:
- Ой-ой-ой, а что это у нас там такое зашевелилось?
Полезла рукой ему в брюки, но, едва коснувшись их разбуженного содержимого, одернула пальцы и уже серьезным голосом спросила:
- Чем за машину платить будешь?
- Хочу кредит оформить на небольшой срок, - срывающимся голосом сказал он, пытаясь поймать жену и водворить её туда, где она восседала ещё секунду назад, но та вывернулась и пересела на свое место. Поняв, что любовной игры в данный момент не получится, он откашлялся и продолжил, - У меня сейчас шабашечка хорошая наклюнулась, думаю с неё рассчитаться…
В течение последующего часа происходила малоинтересная беседа о распределении финансовых потоков и планировании внутрисемейного бюджета, в ходе которой были затронуты вопросы текущего ремонта в новой квартире, оказания материальной поддержки семье старшей дочери и прочие малопонятные стороннему человеку вещи. Чужая семья – потемки. Важно то, что закончился этот разговор в спальне, где на кровати раскинулись два удовлетворенных финалом беседы человека.
Уже соскальзывая в сон, Михаил услышал над самым ухом голос:
- Что, слил женушке тачку окровавленную?
Но кому принадлежал этот голос, коту или ему самому, разобраться не успел – кто-то властной рукой повернул тайный рычажок и сознание застила тьма, которую разогнало лишь воскресное утро. Ему опять приснился сон, что он, в больничном халате бредет по ночному городу, прячась от пятен фонарей, минуя оживленные улицы и чураясь прохожих. Опять ему было жутко холодно и опять сон этот закончился ничем. Он уже смирился с недостижимостью своей сновиденной цели и перестал отмечать эти сны.
В воскресенье всей семьей поехали выбирать машину. Присмотрел он её давно и сейчас решил показать жене и младшей дочке Ларисе. И одна и другая с восхищением ходили вокруг и сидели в салоне, отделанном кожей. Их поразил этот автомобиль – гордость германского автомобилестроения. Решение о его приобретении было принято единогласно в первом чтении. Женщины осознавали, что если даже они и будут на этом роскошном аппарате перемещаться, то происходить это будет никак не чаще, чем раза два в месяц, так что прямой корысти в его покупке для них не было. Но само осознание того, что в их семье поселился такой красавец, что они достигли определенной черты, за которой начинается жизнь с ароматом мартини, вселяло в них уверенность в правильности происходящего.
Татьяна, да и Лариса тоже, не говоря уж о самом, распираемом радостью Михаиле, очень глубоко ощутили, что эта покупка стала межевой линией, которая отчеркнула их от прежней жизни.
И действительно – дела пошли в гору. Да не просто пошли, а взлетели стремительно, по почти отвесной скале и скоро Михаил с семьей восседал уже очень близко к вершине.
После того, как он быстро и качественно закончил объект Рыжего, заработок от которого позволил ему полностью расплатиться за машину и закончить ремонт в новой квартире, ему дали повышение. Он занял место генерального директора, который ушел в политику.
Жили они с женой теперь в большой, даже слишком большой для них двоих, светлой квартире именно там, где они всегда хотели. Новое их жилище было не далеко от центра, но достаточно удалено, чтобы над ним не висел серый городской туман, смешанный со зловонным смертоносным дыханием двигателей внутреннего сгорания. В старой квартире осталась жить Лариса.
Котик к Михаилу почти не приходил, а когда появлялся, досаждал не сильно. То он винил его в том, что тот не разрешил гостарбайтерам жить в бытовке на объекте, в результате чего тех забрали в милицию и сейчас они сидят по камерам бедные и неприкаянные, а в далеких и близких странах несчастные их родственники никак не дождутся долгожданного денежного перевода от кормильца. Говорил Тибул, что по его, михаиловой вине, дети несчастных пухнут с голода, не имея средств к существованию и некоторые уже помёрли. Тыкал он в него грязной мокрой лапой и скрипел, скрипел своим, опять заржавевшим голосом, кляня убивца. То пытался воззвать к его совести, ругая за кражу рабочими материалов и халатное отношение к работе. Но Михаила речи эти трогали мало.
Разбирая электронную почту, Михаил настолько погрузился в письмо одного из заводов-партнеров, что обратил внимание на появившегося кота только поле того, как тот, описав два круга по столу стал нагло заглядывать в монитор компьютера.
- Слышь, брысь отсюда! – возмущенно промыслил он, - Какого ты чужие письма читаешь?!
- Какого хочу, такого и читаю! – обиженно ответил Тибул, - Подарил жене джип?
- Подарил, давно уже. А тебе какое дело?
- Мне-то никакого, а вот тебе, наверное, есть, - злорадно проскрипел незваный гость и замолчал.
- Ну, продолжай, если есть что сказать, а если нечего – вали и не мешай работать.
- Ты на жену свою посмотри трезвым взглядом, может, что новое увидишь.
- И что я должен увидеть?
Впервые, после разговора в кинотеатре, слова кота, кажется, достигли цели. Михаил и сам уже заметил, что Татьяна стала вести себя не так как обычно: стала забывчивой, рассеянной, подолгу задерживалась на работе, ссылаясь на увеличившуюся нагрузку после того, как её произвели в начальники отдела, стала больше заниматься спортом и вообще, как-то пристальнее относиться к своей внешности.
- У неё на работе охранник есть – Жорик, так вот, она его подвозит до дома часто, но ещё чаще не до дома.
- А куда же? – вслух спросил Михаил.
- Сам догадайся, дурик! И рога подпили, а то коробку дверную поцарапаешь!
Кот не скрывал своего удовольствия. Он кругами расхаживал по столу, шерсть его заблестела, в глазах заплясали злые искорки, а голос стал снова такой же, какой был тогда, когда он рассказывал про Сарина. Михаила накрыло. Он схватил стоявшую рядом на столе бутылку с минеральной водой, запустил ею в гада, но она, пролетев сквозь него, врезалась в стекло горки, за которым стояли его дипломы и грамоты. Разбилось и стекло и бутылка, угодив в металлический угол рамки одной из грамот. Все содержимое горки было залито пузырящейся жидкостью, ковер усыпан осколками, а наглое существо, развалившись на ещё не прочитанных документах, лизало себе задницу.
- Подонок, - в гневе заорал Михаил, - Гореть тебе! Убирайся вон, чтобы никогда тебя больше не видел! Духа чтобы твоего поганого здесь больше не было!
С этими словами он схватил ноутбук и саданул им по тому месту, где лежал допекший его зверь. От удара, монитор компьютера погас, что-то в нем хрустнуло и он развалился. Михаил разошелся. Он загребал со стола бумаги, колотил руками по крышке, кричал и топал ногами. Коту – хоть бы хны. В этот момент зазвонил телефон, он схватил трубку и гавкнул в неё:
- Да!
- Михаил Николаевич, у вас все нормально? – пролепетал испуганный голос секретарши. Этот голос отрезвил его моментально.
- Да, Наташенька, все нормально. Зайди ко мне, пожалуйста.
Через пять секунд дверь в кабинет открылась и на пороге в нерешительности застыла невысокая девушка лет двадцати. Она оглядела беспорядок в кабинете и смешалась ещё больше. Улыбнувшись, Михаил посмотрел на неё:
- Сволочи, договорились о поставке кирпича, а они, в последний момент отдали его в столицу. Теперь придется ещё и это разгребать, - таким образом он оправдался за свои срыв. Пускай лучше думают, что он неуравновешенный, чем псих, - Ты здесь приберись, а я поеду.
Он взял кейс из-за стола, положил в него первую попавшуюся бумажку и вышел. Наташа постояла ещё немного, потом улыбнулась, зашла в санузел, взяла тряпку и принялась за уборку.
Выйдя на улицу, Михаил первым делом позвонил Саиду и договорился о встрече. Друг освобождался через три часа и это время надо было куда-то деть. Работать с бумагами сегодня уже не получится, мысли его были в полном раздрае, так что он решил заняться делом, которое в его нынешнем должностном положении было не просто необычным, но из ряда вон выходящим. Генеральный директор решил поработать "в поле" – съездить на один из объектов, где дела шли не очень весело.
Уже подъезжая к строительной площадке, он представил, что именно он увидит за забором. О плохих делах свидетельствовало уже то, что из четырех осветительных мачт работали три, но и в них светили не все фонари. Охранников на воротах не было и он беспрепятственно прошел на захламленную стройку, по которой бегали дети из соседних домов.
Все рабочие и охранники сидели в просторной, напрочь прокуренной бытовке, где табачный дым витал пластами, хоть топор на него вешай. На столе стояли бутылки и нехитрая закуска. Прораб сидел здесь же. Работяги о чем-то спорившие, судя по жестам, о женщинах, увидев вошедшее начальство – конечно, они не знали Михаила в лицо, но его одежда и манера держаться сомнений не оставляли – перед ними начальник – работяги, один за другим замолчали. Тишина докатилась и до прораба, который был особенно увлечен спором. Подняв соловые глаза на директора, он сначала не понял, кто перед ним. Понимание, просветление глаз и отрезвление происходили в прямопропорциональной зависимости.
- Здравствуйте, господа! – сказал Михаил в повисшую тишину, обращаясь ко всем присутствующим и, посмотрев в упор на прораба, продолжил, - Алексей, выйдите, пожалуйста, на пару минут.
Шагнув за дверь на свежий воздух, каким он показался ему после душной бытовки, Михаил облокотился о перила крыльца и закурил. Было слышно, как из своего угла пробирается молодой человек, принятый в компанию по просьбе одного знакомого финансового директора. Его продвижение сопровождали вопросы типа: "Лёх, а чё это за черт?" или "Може этому херу с бугра костыли направить?". Лёша шипел на них, вероятно прикладывал палец к губам, призывая к молчанию, но компанию это веселило. Судя по раздавшемуся хохоту, прораб изобразил какой-то особый жест и подкрепил его гримасой, потому что работяги не просто заржали, но даже завизжали от радости. В этот момент на крыльце появился виновник смеха. По решительному лицу молодого человека было видно, что он готов отразить любой натиск и оправдаться в любом проступке:
- Михаил Николаевич, у нас, понимаете, сегодня на объекте сразу у трех человек из трех разных бригад день рождения, так что я не мог работягам отказать посидеть, - ответа со стороны директора не последовало, что Алексей расценил как одобрение своей речи, так что продолжил, - У бетонщика, арматурщика и крановщика. Они ко мне ещё утром подошли, говорят, мол, Леха, мы вечерком посидим в бытовке? А что я им скажу? Ну, говорю…
Михаил остановил рассказ жестом правой руки, выкинул окурок:
- Почему фонари горят? – спокойно спросил он.
- Как это – "почему фонари горят"? – Алексей растерялся. Такого вопроса он, явно, не ожидал.
- Я не четко сформулировал вопрос или вы не знаете, что означает слово "фонарь" или слово "горит"? – все так же спокойно говорил он, но в словах его появился яд.
- Ну, как это – "почему горят?", а что ж им ещё делать-то. Стройка ж ведь.
- Почему горят фонари, а на площадке никого нет?
- Так я ж вам говорю… - снова начал приободряться Алексей, но закончить не успел.
- Послушай сюда, дружок! – Михаил резко перешел на "ты", тон его стал язвительно-поучительный, как будто перед ним стоял не просто двоечник, но и хулиган, - Про пьянки ты рассказывать жене своей будешь, если она у тебя есть. Мне ты расскажи, во-первых, почему ты отпустил рабочих с площадки, когда они должны пахать круглосуточно; во-вторых, почему фонари горят; в-третьих, почему горят не все фонари; в-четвертых, почему, начав строительство почти полгода назад, та до сих пор сидишь в подвале, когда, по срокам, должен гнать третий этаж и, в-сорок пятых, какая бригада тебе больше нравится – бетонщики или арматурщики, - к концу тирады Михаил распалился и уже, почти выкрикивал, сек словами окончательно растерявшегося прораба.
Алексей выбрал для ответа самый легкий вопрос, ухватился за него, полагая, что по нему он сможет выкарабкаться из лавины обрушенного на него гнева:
- Мне больше арматурщики нравятся – у них бригадир хороший.
- Вот и чудно! Завтра зайдешь в отдел кадров, тебя переоформят – теперь ты – арматурщик, раз прорабом быть не можешь.
- А я арматурщиком не пойду! Я лучше уволюсь! – с вызовом бросил молодой человек.
- Не ты уволишься, а тебя уволят! За халатность и служебное несоответствие. С такой трудовой книжкой, в ближайшие пять лет, выше арматурщика тебе не подняться, - выместив свою злобу, увидев поникшие плечи прораба, Михаил почувствовал громадное облегчение, развернулся, пошел к воротам. На ходу обернулся, бросил, - Завтра утром, у меня в кабинете с письменным объяснением всего происходящего на объекте.
Ему и раньше приходилось давать разносы нерадивым подчиненными, и раньше он кричал на них, топал ногами и всячески размазывал. Но всегда оставлял он им надежду на благополучный исход. Надежда эта заставляла работать их с удесятеренным рвением повторных разносов, почти никогда не происходило. Сегодня он просто оторвался на парне. Ему надо было разрядиться, что он и сделал.
Немного покатавшись по городу, кот сидел на пассажирском сидении, довольно щерился, смакуя про себя подробности стычки, Михаил поехал в ресторан, сел за столик. Через десять минут появился Саид. Ещё через десять, он сказал:
- Ты детектива частного найми.
Совет друга, как всегда, подтвердил собственные мысли Михаила. В руках его оказалась визитная карточка, на бордовом фоне которой, плотно запахнувшись в развевающийся плащ, стоял субъект в шляпе. Ногами попирал он какое-то сильно замудренное название частного сыскного агентства. На оборотной стороне были телефоны и адрес, по которым следовало обращаться алчущему правды.
Видя, что мысли друга находятся далеко от почти не тронутой кружки пива, Саид поспешил откланяться, сославшись на семейные узы. Михаил ещё не долго посидел, терзаемый сомнениями, потом рывком, как бы бросаясь в атаку, выхватил телефон и набрал один из номеров, указанных в карточке.
Спустя три долгих гудка ему ответил приятный женский голос, осведомившийся о его деле. Выслушав его краткий рассказ, ей он не стал поверять эмоциональную сторону дела, она предложила приехать в контору, где с ним заключат контракт на оказание услуг. Несмотря на то, что рабочий день уже закончился, Михаилу предложили приехать немедленно и через сорок минут, он уже сидел в кресле и разговаривал с некрасивой особой.
Внешность её была настолько отталкивающа, что он сразу проникся к ней доверием. Такая могла совершить любую подлость и гадость, получая при этом несказанное удовольствие. В то, что она – настоящий детектив, он поверил в тот момент, когда увидел её, ещё до того, как она показала какие-то свои свидетельства и сертификаты. Он легко отвечал на её вопросы, за которые другому дал бы в морду. "Эта – не подведет!" – с такой мыслью покинул он агентство.
Жена встретила его необычно, как ему показалось, приветливо. С кухни доносился запах чего-то вкусного. Таня порхала по квартире бабочкой, то подлетая к мужу, то опять скрываясь на кухне. Была она как-то невыносимо красива – захотелось подхватить её на руки и закружиться вместе с ней, но, следуя совету своей новой знакомой, вида он не подал. Напротив, нарочно не замечая хорошего настроения супруги, изобразив усталость, стал долбить рутинные дела – тщательно переодеваться, усиленно принимать душ и идти курить на балкон. На замечание, что выглядит он, как мышь, надувшаяся на крупу, Михаил лишь отбуркнулся и сел смотреть телевизор.
Фотографии были готовы через неделю.
Рабочий день только начался, но перед дверью директорского кабинета уже сидели два человека, ожидающие его приема, однако, секретарша никого не пускала, объясняя это важным телефонным совещанием, которое закончиться должно с минуты на минуту. Сидели они уже почти полтора часа. Совещание все не заканчивалось.
Да, впрочем, не было никакого совещания, а был не молодой уже, очень уставший и весь какой-то поникший человек, разглядывающий монохромные отпечатки. На фотографиях была запечатлена его супруга в обществе статного молодого человека. Он просматривал то медленно, тщательно изучая детали, то быстро пролистывал и тогда изображения сливались в некое подобие кинохроники.
Вот Таня выходит из парадного входа здания, где она работает. Садиться в машину. Из тех же дверей выходит молодой человек. Этого охранника Михаил приметил ещё давно, когда заезжал за женой на работу. Привлек он его не только своим внешним видом – весь он был матерый – боец и самец, но также тем, что слишком вежливо с Михаилом поздоровался. Теперь он понял, что не просто вежливо, а издевательски вежливо. Не оглядываясь по сторонам, самец прямым ходом чешет Тане и садится на пассажирское сиденье автомобиля, на котором, ещё недавно, Михаил ездил в деревню.
Джип стоит на светофоре и через лобовое стекло видно, как они припали друг к другу в страстном поцелуе, подлец протянул руку и трогает грудь, принадлежавшую, в чем тот был уверен последние восемнадцать лет, только Михаилу. Они выходят и обнявшись идут в придорожное кафе на окраине города. Вот они покидают приютивший их дом. Таня смеется и целует парня в шею. Она смеется не только губами, обнажив два ряда идеально ровных зубов, к которым никогда не прикасалась садистская рука стоматолога, но и почти закрытыми глазами, со слегка приподнявшимися от удовольствия уголками, и ямочками на щеках, и, даже разметавшимися волосами. Она очень довольна. Это выражение Михаил знал очень хорошо.
К увесистой кипе фотографий прилагалась кассета с записью беседы, происходившей за закрытыми дверями. Весь разговор сводился к нечленораздельному бормотанию всяких приторных мерзостей, громким стонам и звериному рыку. Но не нужна была ни кассета, ни все фотографии, кроме одной – той, где любовники покидали свое логово измены. И даже этой фотографии было не надо, а достаточно было одного лишь выражения лица его смеющейся благоверной.
Это, до боли знакомое выражение, Михаил никогда не спутал бы ни с каким другим. Увидеть его можно было только после бурной, продолжительной любви, когда оба уже лежат обессиленные на мокрых простынях, а комната наполнилась ароматом страсти. Смех, который явственно звучал с фотографии, можно было услышать лишь после того, как последние силы были брошены на продолжение утех в ванной. Таня особенно любила эту, как она её называла – "банную" – часть, но Михаила отвлекал звук льющейся воды и поэтому, такой смех он слышал крайне редко.
Михаил получил доказательства супружеской неверности, но что делать с этими фотографиями, не мог приложить ума. Сначала, он хотел убить совратителя, услужливая детектив-страшила, за отдельную плату, любезно предоставила его адрес. Но тут появился милый друг – Тибул. Потрогав лапой фотографии и, судя по всему, прочитав мысли Михаила, он философски заметил:
- Пока сучка не захочет – кобель не вскочит.
В этот раз он был весь чистый, холеный, шерсть на нем блестела. Он, как будто, даже в размерах увеличился. Голос его был мягкий, с ленцой. Смотрел он наглым блестящим глазом на снимки и довольно улыбался. Сил и желания вступать с ним в конфронтацию у его оппонента не было – Михаил лишь глянул на разжиревшее животное усталым взглядом и снова погрузился в свои думы – так что тот, покрутившись ещё немного по столу, спрыгнул на пол и ушел через дверь санузла.
Кот был прав – Георгий Антонович Саблин, Ставропольская 12, квартира 67, любовник Тани, был не виноват, даже если знал, что у неё есть муж: уж очень его жена была хороша, не многие могли устоять перед её чарами. Они оба это знали и часто смеялись, когда в музее, вместо того, чтобы смотреть на картины, какой-нибудь самец упирался взглядом Татьяне ниже поясницы и нагло разглядывал подчеркнутое юбкой или брюками совершенство форм.
Убить жену!
Молния прошила его от макушки до пят, глаза его загорелись сине-зеленым светом. Он схватил портфель, сгреб в него черно-белые снимки, кассету, ещё какие-то бумажки, порывисто встал из кресла и широкими хищными шагами двинулся к выходу.
Ожидавшие приема посетители не успели пошевелиться. Дверь не просто открылась, а распахнулась, отлетела и, если бы не стопор на полу, наверняка проломила бы стену. Директор, из которого разве что искры не сыпались, ураганом пронесся мимо них. Посмотрев на дверь, которая от отдачи на половину закрылась, секретарша, удивленная не меньше визитеров, сказала им, что приема сегодня, вероятно не будет.
Дорогу до дома Михаил не запомнил. Краем сознания он отмечал, что кто-то ему сигналит, пытается кричать какие-то оскорбления, сквозь открытые окна. Он хотел только одного: убить стерву! Ворваться в квартиру, вцепиться ей в красивую шею и задушить. Влетев в квартиру, он наткнулся на тишину. Квартира была пуста. Только тут он осознал, что сейчас – разгар рабочего дня и неверная работает, как и большинство дееспособного населения страны.
Из него, как будто выдернули стержень. Обессиленный, он сел на пол, оперся спиной о стену и тихонько заскулил. Снизу стало вдруг очень холодно, как будто сидел он не паркете, а на бетонном полу. Тело его сковал жуткий холод, рассудок затянул туман. Кот сел напротив, стал намывать наглую морду.
Из тумана его вырвал звонок телефона. Звонил секретарша, поинтересоваться, приедет ли он сегодня и что говорить посетителям. Сказав, что сегодня его не будет, он попросил её придумать что-нибудь самой и больше сегодня не звонить. Закончив разговор, Михаил встал, прошел не разуваясь на кухню, попил воды и ушел из дома. Два часа он обапол катался по городу, а потом решил позвонить Саиду.
- За срочность – надбавка! – сказал Юра, усаживаясь на свое место напротив разбитого друга, - Что приуныл, бродяга?! Посмотри, какая погодка на улице, девки какие по городу ходят – загляденье!
Михаил молча достал фотографии и положил их на стол, подтолкнул их к другу, в ответ на его вопросительный взгляд. Еда взглянув на них, он все понял. Вопреки ожиданиям, он не проникся скорбью, а, наоборот, расхохотался. Мерзко так расхохотался. Увидев непонимающий взгляд Михаила, он, захлебываясь смехом, проикал:
- Рог, я тебя теперь Рогатым называть буду! – посчитав свою шутку уместной и остроумной, он засмеялся с новой силой.
- Подонок ты, Юра! Тварь и подонок! – плюнул в него словами Михаил, убирая со стола компромат на жену.
Эти слова вернули того в чувство, он попытался что-то сказать, но было уже поздно. Михаил ушел не попрощавшись.
Приехал домой поздно вечером. Где он провел все это время, вспомнить он так никогда и не смог. Щека его была расцарапана. Кажется он ездил за город – бродил по лесу. Михаил подошел к жене, стряпавшей что-то на плите. Услышав его шаги, она обернулась и полушутя удивилась его виду:
- У тебя что, кто-то умер?
- Давай уедем куда-нибудь далеко.
- Куда?! – продолжала удивляться она, думая, что муж шутит.
- На далекие острова, куда мы так давно мечтали попасть, - ему было не до шуток.
- С чего бы это, - начиная понимать, что говорит он серьезно.
- Хочу побыть с тобой наедине. Поедем? – почти прося, тихо сказал Михаил.
Сидящего в шезлонге под зонтиком, любующегося на ныряющую в прозрачное, кристально-чистое море жену, Михаила, вдруг, посетила мысль: а что, если вся эта история с детективами и фотографиями – плод его воображения. К концу отпуска он был в этом почти уверен.
Возвратившись в родные пенаты, он первым делом проверил свой портфель – ни фотографий, ни кассеты там не было. Кот встретил его в аэропорту, но молчал, с побитым видом крутился рядом и пытался что-то мурлыкать.
Позвонил Саиду, но тот ни о какой встрече в середине рабочего дня, как Михаил ему ни намекал, не помнил. Когда же он задал ему вопрос в лоб, напомнив подробности, Саид обругал его дураком и сказал, что "буржуй заотдыхался"! Может просто придуривался, а может и в правду ничего не было. Визитной карточки детективного агентства он найти не смог, а замудренного названия не запомнил. Попытки оживить его в памяти путем поиска соответствия в телефонном справочнике успехом не увенчались и он оставил их. Михаил ещё съездил по адресу, который ему дала нанятая им сыскница, но либо что-то перепутал, либо она его обманула, желая заработать – по этому адресу жила бабуля, которая наотрез отказалась открывать хилую дверцу. Сказала, что никакого мужчины, после смерти её мужа, в той квартире не жило. Оставалось кафе, где жена отдыхала с любовником. Михаил знал, где оно находиться. Тщательно рассмотрев фотографию Татьяны, портье сказал, что здесь никогда такой не видел. Те же слова подтвердил и бармен.
Успокоившись, Михаил, желая загладить сам перед собой вину за свою глупость, купил жене громадный букет, столь любимых ею, бардовых роз; устроил романтический ужин при свечах и, уже ближе к ночи, их квартиру наполнил её звенящий, искрящийся смех, запечатленный на несуществующем монохромном отпечатке.
Тибул не заставил себя долго ждать. В этот раз он явился прямиком на совещание. Был он не так ладен, как в прошлый свой визит, но, все же вида вполне приемлемого. Покрутил хвостом перед носом финансового директора и начал вещать параллельно с учредителем компании:
- Ну что, Миша! Схавал?
- А тебе обидно? – спокойно промыслил Михаил.
- Обидно, что ты – такой дурак, - вздохнул кот, - Сам себя уговорил и думаешь, очень хорошо жизнь идет?
- Именно так и думаю.
- Ну и зря! Умрешь ты и будешь в аду гореть за убийство!
- Уж не твоё ли? – усмехнулся он.
- За моё тебя на крюках подвесят, а я тебя рвать буду… гореть ты будешь за убийство своей страшной детективши.
Заметив, невключенное выражение лица директора, хозяин компании, державший слово, обратился к нему:
- Отрешенное лицо господина директора!
Михаил моментом переключил внимание с кота на докладчика.
- Так – лучше, - удовлетворился тот, - Очень важно, чтобы во время наших с вами бесед, - продолжил он, окинув взглядом всех присутствовавших в кабинете, - Мне принадлежали ваши не только уши, но и глаза.
Произведя желанный эффект, что ясно читалось в глазах собравшихся, буквально пожиравших его, он продолжил вещать о делах компании. Его слова были интересны и затрагивали важные вопросы, касающиеся каждого, а Михаила – особенно. Но кот не оставлял попытки завладеть вниманием.
- Вспомни, что было после того, как ты с Саидом встретился? – Михаил продолжать внимать хозяину, но одно ухо, все же, повернул к Тибулу, - Молчишь? Правильно делаешь. Удобная у тебя память: тут помню, там не помню. Рассказать тебе, что ты творил в это время?
- Иди в жопу! – отмахнулся Михаил.
- Ты позвонил своей сыскнице, назначил встречу под благовидным предлогом, мол хочешь проконсультироваться с ней, как лучше подловить изменников, вывез её в лес и сделал с ней то, что хотел сделать со своей женой!
Опять слова учредителя слились для Михаила в монотонное бормотание – весь он обратился к коту, невольно принимая его близко к сердцу, от чего предостерегала провидица. Слова зверя пробудили в нем что-то, до сей поры дремавшее. Он не смог бы точно сказать, вспомнил или нет, но разрозненные воспоминания, направленные ласковым голосом мстителя, стали складываться в картину. Эта картина его не порадовала. Кот продолжил:
- Но ты не только задушил её. После того, как она перестала дрыгать ногами, ты совершил с ней непотребство – уже с бездыханной – а поруганное тело бросил под кустом! Хорошо, что грибники пока не ходят, а то заблевали бы весь лес – подружку твою барсуки скушали! Она тебе ещё морду царапнуть успела.
Михаил уже готов был пропустить слова мимо себя: когда кот стал рассказывать о сотворенных обманутым мужем гнусностях, картина вновь стала расплываться. Но царапина на щеке, которую раньше он приписывал лесной ветке, стала последним кусочком мозаики, замкнувшим цепь событий. Сцена насилия вспыхнула в нем так ярко, что желудок его сжался, готовый излить содержимое на разложенные перед директором документы. Издаваемые им утробные звуки не смогли не привлечь внимания заседающих и все взоры, как по команде, устремились на него. Хозяин посмотрел на него:
- Михаил Николаевич, если вам плохо – выйдите. С вами мы можем побеседовать отдельно, - было в его интонации что-то, что не оставляло сомнений в нелицеприятности этой беседы.
Тем временем, весь лоснящийся и, как будто даже переливающийся разными оттенками, зверь, одним махом взлетел к докладчику на плечо и оттуда, закатив глаза, сладко промурлыкал:
- Ах, как она хрипела! Как хотела жить!
Михаил заорал:
- Сука! Тварь конченая! Ты когда-нибудь хавальник свой закроешь! Ненавижу!!!
Он схватил степлер и хотел запустить им в него, но тут увидел округлившиеся глаза хозяина компании. Он, конечно, не видел кота и воспринял все сказанное на свой счет. Михаил сник. Извиняться было бесполезно, так что он спешно покинул кабинет, оставив недоуменных коллег наедине с их онемением.
Что делать дальше, Михаил не сомневался. Он заехал на объект, туда должны были завезти доски. К моменту его появления разгрузка грузовика только началась. Подозвав прораба, директор велел, чтобы половину досок не разгружали здесь, а доставили по указанному им адресу, где он встретит груз.
- Да! Машину буду встречать лично. Доски должны быть там не позже через три часа, - Михаил волновался, потому говорил в повышенном тоне.
- Три часа?! – удивился стоявший рядом водитель, которому директор объяснил, как надо ехать, - Это же в области, причем далеко, если вы заметили!
- Постарайся, друг! – Михаил протянул ему купюру с изображением американского президента, - Надеюсь, это поможет тебе ускориться.
- Если так – сделаем! - с готовностью ответил тот.
Через два часа быстрой езды, кот сидел на своем месте и пытался вносить коррективы в скоростной режим, Михаил остановился у ворот дома бабы Маруси. Ведунья стояла около калитки.
- Ну, здравствуй, соколик! Приехал таки, не сдержался. Довел котейка, - проговорила она это все ровным голосом, как бы констатируя факты, - Раз приехал, проходи.
Хозяйка усадила гостя на его прежнее место, не спеша стала собирать на стол. Оба молчали. Поставив на белоснежную скатерть вазочку с печеньем, она налила кипятка в кружки, села вполоборота на табуретку, пристально-пристально посмотрела на Михаила.
- Вижу, твердо положил избавиться от хранителя своего: весь как железный, голова – камень, мне не по зубам! Отговорить тебя не смогу, ясно видно, да и не стану – твоя жизнь, тебе и решать.
- Да! Моя! – Михаила взбесил её рассудительный тон, ведь, в конце концов, это она отсоветовала его в прошлый раз, - Ты, баба Маруся, - в этот раз, он произнес её имя без зазрения совести, не желая оскорбить. Просто, Михаил, вдруг, почувствовал, что перед ним сидит не ровесница, а, действительно, древняя старуха, которой ведомо то, что ему, вряд ли когда откроется, - сильно умная! В прошлый раз за меня подумала, может и сейчас подсобишь?
- Зачем так разволновался? – не спеша прихлебывая чай, говорила баба Маруся.
- Как не разволноваться: жена изменяет, ни в чем не повинную женщину убил и сам об этом почти забыл. Ты же говорила, что пока кот рядом будет, никакая гадость меня не коснется!
- И не коснется, - так же спокойно отвечала она.
- Ну а вот это, вот это все! – Михаил кричал, стучал кулаком по столу, вспоминая события, произошедшие с ним в последнее время, - Как с этим быть?! Это разве не гадость?! – голос его сорвался, в глазах встали слезы. Продолжил он шепотом, - Это разве не гадость, а? Это ж ещё противнее.
Она, не смутясь, выдержала уставленный в нее укоряющий взор, помолчала ещё минуту, как бы отрешась от мира, потом вздрогнула, прошелестела сухим голосом:
- Не вини… Себя и меня… Как скажешь, так и будет… Говори слово, по нему и исполню…
Михаилу почудилось, что это не голос её произнес, но очутился он вдруг в безлюдной степи, где живых-то только разве что змеи, да перекати-поле, гонимые суховеем по бескрайнему простору. И вот, ветер этот, раскаленный до невозможности, нашел ещё не выжженную травинку и, зацепясь за неё, родил это пугающее подобие человеческой речи.
В голове Михаила засверкали сполохи, потом проклюнулась и затопила всего его чернота, засасывающая все глубже, его прошиб озноб. Он ясно понял, что если сейчас не скажет то, ради чего сюда приехал, то из черноты этой уже не вернется никогда. Натужившись, казалось, до треска в жилах, он выдавил:
- РВИ!
Что-то звякнуло. Это звук вернул его в реальность. Первое, что он увидел – кастрюлька, катящаяся по полу; подняв глаза от пола, он уткнулся взглядом в распластанный на столе торс, вмиг постаревшей, бабы Маруси. Она, с усилием, разлепила глаза, прошамкала:
- Ну, ось и сё, милок. Береги себя, бо котейка больше беречь не смогет.
Положила голову обратно на столешницу и захрапела.
С улицы раздался нетерпеливый сигнал. С трудом, и куда делись силы, Михаил поднялся с табуретки, вышел на улицу. На обочине стоял грузовик, полный досок, рядом с машиной, кроме водителя, ходил ещё два грузчика. Увидев вышедшего из-за угла директора, водитель обрадовался:
- Здрасте! А мы тут уже битых полчаса сигналим, никто не выходит. Местные подходили, велели подождать. Мол, у хозяйки такое бывает – заходит к ней человек и уж зови его – не зови, а, пока не закончат – ни ответа, ни привета.
Свой словесный понос он закончил, как и полагается порядочному люмпену, вопросом, подкрепленным соответствующим сальным смешком и ярким жестом:
- А накой так далеко к бабе ездить? Или козырная, а? Чудеса творит в постели?
- Чудеса творит, но не в постели, - сказал Михаил таким голосом, что игривое настроение с водителя сдуло махом, - Доски разгрузите посреди двора.
Сев в свою машину, Михаил закурил, завел двигатель, включил левый поворот и поехал в город. Кота не было… Впервые, за годы, Тибул не пытался его учить или укорять. Эта тишина была настолько непривычна, что он включил давно забытый диск с джазом. Он растворился в чарующих звуках голоса певицы, отпустило напряжение, сопровождавшее его последние годы, исчезло ощущение пристального взгляда в затылок и он замурлыкал, подхватывая мелодию, льющуюся на него из динамиков.
Надо было что-то придумать с работой, потому что после сегодняшней сцены навряд ли его оставят в прежней должности. Ему около года назад предлагали директорское кресло в конкурирующей компании, можно попробовать сунуться туда. Если нет… Да мало ли мест, куда можно податься с его связями и опытом! Будущее его не страшило. Самое страшное позади. Кота нет и жизнь теперь пойдет по-новому…
Плавный ход мыслей прервал удар в правый бок, развернувший машину вокруг своей оси и выкинувший её на встречную полосу, которую она, крутясь пролетела насквозь, чудом разминувшись с несущимся автопоездом. Разорвав металлическую полосу отбойника, кувыркающаяся машина нырнула с дороги. Сработали подушки безопасности, спасшие Михаила от полета через ветровое стекло, когда шикарный немецкий автомобиль затормозил капотом о росшую в кювете березу.
Не до конца ещё осознавая, что с ним произошло, Михаил стал выбираться из покореженной груды металла, которая ещё несколько секунд назад была образцом и гордостью мирового автопрома. Дверь открывать не пришлось – она отвалилась во время акробатического этюда, исполненного автомобилем, когда его на скорости, далеко превышающей не только допустимую правилами дорожного движения, но и просто разумные пределы, едва коснулась выезжающая на трассу бетономешалка. Из её кабины, совершенно обезумевший, выскочил водитель – парень лет двадцати пяти, бросился бежать к покореженной жертве его неосторожности, на бегу размахивая руками и крича что-то невнятное.
Подбежав к Михаилу, он принялся трясти его, кричать, даже попытался ударить, но тот увернулся и шатающейся нетвердой походкой, побрел к дороге. На обочине лежала покрышка от грузовика. Михаил сел на неё, уставился невидящим взглядом в сторону результата аварии. Останавливались машины – с каждой минутой все новые и новые – бегали люди, кто-то пытался задавать вопросы, но он не чувствовал ничего, кроме обжигающего суховея слов ведуньи: "Береги себя, бо котейка больше беречь не смогет!". Ему стало очень холодно, заколотил озноб.
Приехала милиция. Долго ходили, мерили что-то, составили план аварии. Уехали. На последок лейтенант, больше других бегавший с рулеткой, положил руку Михаилу на плечо, сказал прочувствованно:
- Повезло тебе дядька! Видно, берегет тебя кто-то там, - показал глазами на небо, - Обычно из таких аварий двухсотых уносят – даже подушки не помогают, - видя, что слова его Михаила взволновали мало, убрал руку с плеча и на ходу уже сказал, так, просто, чтобы разговор закончить, - Ты, дядька, не расстраивайся – тачку новую купишь, главно, что жив остался!
Михаил посмотрел в его удаляющуюся спину, подумал, что действительно хорошо, что его не запрессовало, как кильку в консервной банке. Машина – не беда, как-нибудь разберется. Он даже обрадовался тому, чего не заметил сразу: "Блин, а ведь и в правду, я же крякнуть мог!" Он улыбнулся.
С дороги послышался сигнал, Михаил повернул голову и увидел грузовик, привезший бабе Марусе доски. От него приветственно махал водитель, мол, что сидишь, давай к нам. Михаил сходил к своему искореженному железному скакуну, забрал портфель, пиджак, двинулся к радостному водителю.
- А мы едем, глядь, машина стоит в канаве. Сразу видно кувыркалась – ваще не в умате. Глядь, вроде знакомая, а Толян и говорит, смотри, мол, это ж наш шеф на обочине сидит. Мы сигналить, - говорил он много, быстро, стараясь вылить на начальственную персону как можно больше информации, прежде, чем та закроет ему рот. В том что это произойдет, водитель не сомневался – начальники все такие!
Михаил не заставил долго ждать. Не дав договорить, он повернулся к нему боком и пошел к кабине. В ней был прокурен, казалось, даже металл – вонь стояла ужасная. Уж вовсе невыносимой она сделалась, когда на сиденье бухнулись, прижав Михаила вплотную к водителю, грузчики, недавно разгружавшие доски и, судя по амбре, не преминувшие отметить окончание честного труда алкогольным возлиянием.
Тот, что постарше, которого водитель назвал Толяном, увидев замешательство директора и находясь под влиянием Бахуса, приобнял его со словами:
- Не сцыте. В тесноте, как говорится, да не в обиде, - и усмехнулся в Михаила перегаром, довольный своим высказыванием.
Водитель уже повернул ключ в замке зажигания, грузовик уже кашлянул и Михаил смирился с тем, что ему предстоит почти три часа трястись в тесном контакте с пролетариатом, но тут он увидел спасение.
- Эвакуатор не вы вызвали, - показал он рукой на выехавшую из-за поворота машину с оранжевыми проблесковыми маячками на оранжевой кабине.
- Не-е, - замотал головой водитель, - У меня даже телефон в этой глуши не работает. Наверно, менты. У них, наверно, где-то в загашнике припрятана пара тягачей, вот они их по случаю и тянут. До города – не два километра – пока дождешься эвакуатор оттуда, да ещё не всякий поедет. Хош, не хош – плати. Эт бизнес такой.
- Ну, тогда поеду с ними, - облегченно вздохнул Михаил.
Работяги выпустили его из прокуренной жестянки. Он поблагодарил водителя за гостеприимство, пожал всем им натруженные руки и направился к начавшему погрузку эвакуатору. Места ему хватило вполне, так что через три часа он уже минул пост, отгораживающий город от бескрайних просторов области.
В пути, Михаил позвонил в автосалон, где приобрел своего, ныне изувеченного, красавца. Вежливый менеджер предложил ему привезти останки автомобиля в его родные пенаты. Пока эвакуатор сгружал благородный металлолом на заднем дворе автосалона, Михаил подписывал какие-то бумаги, поданные ему вежливым менеджером. Заканчивая общение с клиентом, тот уверил, что разбитую машину заменят на новую, после того, как удостоверяться, что в аварии Михаил не виноват. Такой поворот его очень обрадовал и он покинул салон в бодром расположении духа. Выйдя на дорогу, он сразу поймал такси, назвал таксисту свой домашний адрес. Смеркалось.
Через почти час, когда такси остановилось под михаиловым подъездом, совсем уже стемнело. К тому же, с северо-запада натянуло облака, посыпала меленькая водяная крупка.
Свет в подъезде не горел, что было очень непривычно – за все время, что они с женой жили в этом доме, такое случилось впервые. Надо будет устроить электрику разнос – дармоед. Дом был хоть и не элитный, консьержки не было, но соседи жили мирно и взаимовежливо блюли подъезд в чистоте и порядке.
Он ещё негодовал, когда от стены отделился едва различимый в темноте контур, шагнул к нему. Михаил ощутил тупой удар в правый бок. Перед глазами его, ещё не привыкшими к темноте, поплыли радужные круги, сквозь которые проявилось лицо с безумно сверкающими очами и впалыми небритыми щеками. По всему телу разлилась слабость, хотелось закричать - он понимал, что необходимо закричать - но вдох, сделанный за секунду до того, как заточка проникла в его плоть и мастерски исполненной восьмеркой разрушила печень, никак не хотел выходить обратно. Сил хватило только на то, чтобы взяться за плечо напавшего. Подержавшись за него не более секунды, пальцы разжались, ноги подкосились, Михаил сначала встал на колени, потом рухнул на пол.
Убийца схватил его под мышки и потащил под лестницу, где мрак был настолько густ, что дышать Михаилу стало совсем невмоготу. Налетевший подобно урагану, налетчик обшарил его карманы, снял с запястья часы, вырвал из судорожно сжавшихся пальцев портфель, пнул свою жертву, непонятно зачем, ногой в раненый бок и направился к выходу. Михаил лежал лицом вниз в теплой луже то ли крови, то ли мочи.
Открылись двери лифта. Раздался цокот каблучков по плитке. Голос жены Михаила произнес, обращаясь к невидимому собеседнику:
- Темно, хоть глаз коли! Страшно…
- Не боись, киса! Я любого за тебя порву! – ответил ей густой бас.
Женщина засмеялась, раздался звук поцелуя. Михаил застонал. Она вскрикнула от неожиданности.
- Нажрался, гад и заполз в наш подъезд – отсыпаться?! – с отвращением проговорил голос Татьяны, - Лишь бы не наблевал!
- Давай, я его выкину отсюда! – браво пробасил её спутник.
- Да ладно, пускай лежит – охота тебе мараться. Надо милицию вызвать.
Каблучки зацокали дальше…
Милицию она так и не вызвала. Сделал это электрик, пришедший поменять лампочку и обнаруживший под лестницей смертельно замерзшего человека в больничной робе. На задаваемые ему вопросы ничего связного ответить тот не мог. Уже в милиции его опознали – это был сбежавший прошлой ночью пациент приюта душевнобольных по кличке Директор. Из отделения милиции его приехали забирать сотрудники учреждения, откуда бежал псих. Когда его уже вывели из обезьянника, дежурный, заполнявший бумажки спросил врача, сделавшего беглецу успокаивающий укол:
- А что с ним вообще такое?
- Глючит его постоянно, жестко глючит. Он у нас уже три года. ЛСД обожрался, с тех пор никак остановиться не может. Про себя забыл все – за все время к нему ни разу никакие родственники не появились ни разу. Придумал, что он директор, ну, и гоняется там в своем мире.
- Зачем же вы его так долго держите, если он никому не нужен? – поднял голову от бумаг молодой милиционер.
- А что с ним ещё делать?
- На органы его сдайте, - невесело усмехнулся он и снова погрузился в заполнение форм.
- Это, товарищ – не наш метод, - на кавказский манер пророкотал врач, улыбнулся, продолжил, все ещё улыбаясь, - По его случаю один умник докторскую диссертацию пишет – потому и держим. Раньше это Директор тихий был, что сейчас побежал - непонятно.
- Вы уж там разберитесь, - назидательно сказал дежурный.
- Разберемся, - вяло ответил врач.
Они попрощались. Молодой милиционер проводил взглядом исчезающую в дверном проеме процессию: ссутуленного врача, двух дюжих санитаров, поддерживающих под руки вяло бредущего психа, накачанного транквилизатором, прижимающего к груди плюшевого кота.
©Kappaka