Пионеры (21 - 25)

Автор: Дин Лунин 21

Очень интересное занятие — мерить коридор шагами, если брать весь коридор от начала до конца, до двери на первый пост. Туда столько-то шагов, оттуда столько-то шагов. Только странная свойственность у этой процедуры. На полпути Илья начисто забывал то число шагов, до которого он досчитал. Нет, не сбивался, а просто наступал такой момент, когда он шагал и не знал, какое говорить число, потому что совершенно забыл предыдущее. Словно коридор обладал какой-то мистической особенностью. Или же ей обладали те таблетки, которыми кормили Илью после завтрака, обеда и ужина.
Интересен еще тот факт, что коридор изгибался буквой Г, что у Митникова ассоциировалось только с одним словом, в котором пять букв. Сначала шел небольшой коридор с севера на юг, потом поворачивал с востока на запад. В северной части коридора находилась ванная комната, курилка, туалет и комната медсестры со столовой. А также еще несколько кабинетов врачей. А с востока на запад шли палаты, и небольшие комнаты в коридоре, в которых стояли диванчики, кресла и столы с настольными играми. Заканчивался коридор дверью на первый пост и процедурным кабинетом, который был совмещен с первым постом.
Страшнее всех было, конечно же, подходить к процедурному кабинету, особенно если процедуры делали первому посту. От жутких стенаний и воплей, которые раздавались из-за двери по коже бежали мурашки, а иногда тряслись колени и подкашивались ноги. Так, что Илья старался, разворачиваться, не доходя до этой двери, прикидывая на глаз расстояние, которое до нее оставалось.
Иногда с ним за компанию мерил шагами коридор и Сергей, но у того вообще не получалось считать больше десяти, после десяти он сбивался, запутывался и начинал заново.
А самое примечательное в таких прогулках было то, что они не только замечательно убивали время, но и еще способствовали хорошему обмену крови в затекающих от долгого лежания и сидения ногах, руках и пятой точке.
После обеда, когда Илья в очередной раз предложил Сергею пойти посчитать коридор, они встретились по дороге с заведующим отделением, который, приятно улыбаясь, куда-то спешил по своим делам.
— Александр Сергеевич, — остановил его Митников.
— Приятного дня, Илья. Сергей.
— Добрый день. Да, — кивнул Илья. — Александр Сергеевич, я бы хотел с вами пообщаться. Ну, вроде как, на беседу.
— Хорошо, Илья. Я сейчас, немного занят, но минут через пятнадцать освобожусь. Медсестра тебя позовет. Ты никуда не исчезай.
— Да и я бы тоже хотел, Александр Сергеевич, — вклинился Сергей.
— И тебя, Сережа, тоже позовут.
Заведующий кивнул чему-то своему и отправился дальше по своим делам.
Александра Сергеевича все любили. Хоть и по закону нужно было беседовать со своими личными врачами, все норовили пойти на беседу с заведующим. Чем сулили такие беседы? Да чем угодно. Можно было договориться до того, чтобы отпустили домой в отпуск, а можно было договориться до досрочной выписки. Инциденты были, но, как себя вести и что говорить ему, никто не знал точно. Попытка не пытка — считал Илья.
Как и обещал Александр Сергеевич, через пятнадцать-двадцать минут Илью поймала в коридоре медсестра и позвала на беседу в кабинет.
Илья аккуратно постучался в дверь.
— Да, да. Войдите, — послышалось из-за двери.
Митников вошел.
— А, Илья. Присаживайся, рассказывай, как у тебя дела? Все ли нормально? Никто тебя здесь не обижает?
— Да все вроде бы нормально, — ответил Илья и сел на стул рядом с письменным столом, за которым расположился заведующий.
— Как самочувствие?
— Самочувствие тоже отлично, только вот настроение немного падает в последнее время.
— Отчего же? — спросил заведующий.
— Понимаете, Александр Сергеевич, существует три стадии пребывания в больнице.
— Это какие же? — заинтересовался заведующий.
— Да очень простые, — радостно ответил Илья. — Первая — когда попадаешь в больницу. Это, конечно, сильный удар. Потому что, во-первых — это ограничение свободы, во-вторых — новая обстановка.
— Понимаю, понимаю.
— Вторая стадия — это стадия привыкания, когда понемногу начинаешь адаптироваться к окружающей тебя среде, знакомишься с другими больными, привыкаешь к лечению и именно в этой стадии, как мне кажется, оно идет на пользу.
— Ну, ты определенно в чем-то прав, Илья. А что же по-твоему является третьей стадией?
— А третья стадия — это когда ты уже ко всему привык, когда все тебя более или менее устраивает, но уже начинает надоедать. Однообразность, постоянство… все это с каждым днем становиться все более и более ненавистным. Поэтому и настроение падает. И лечение в этот период, дойдя до состояния апогея, переваливает через черту и начинает идти уже в ущерб человеку.
— Ну, я бы так строго не судил по поводу лечения. Все-таки нам врачам виднее, как протекает лечение. К тому же, как ты заметил, лекарства постоянно меняются.
— Да, я это заметил, Александр Сергеевич. Но, просто я уже довольно долго лежу. И, честно говоря, мне порядком стал надоедать больничный быт. А это, поверьте мне, не идет мне в пользу.
— Я прекрасно понимаю о чем ты говоришь, Илья. Сейчас я ознакомился с твоим личным делом, просмотрел те лекарства, которые ты принимал и принимаешь и готов тебе сказать, что курс твоего лечения подходит к концу. И держим мы тебя тут последнюю неделю. До выходных остался один день. Перед выходными мы не выписываем, как и на выходных, а вот в понедельник, готовься. На обходе, если у тебя будет все по-прежнему нормально, я думаю, что тебя выпишут. Сегодня же переговорю с твоим лечащим врачом на эту тему. Думаю, что все решиться положительно.
— Спасибо большое, Александр Сергеевич, — обрадовался Илья. От сердца сразу же отлегло, а с плеч, как будто то бы свалился огромный мешок с цементом. Стало легко и радостно.
— Иди Илья, отдыхай, набирайся сил. Я поговорю с твоей мамой. Насколько я помню, тебя забрали из лагеря. Я думаю, что тебе будет полезно провести последний месяц лета не дома, а в кругу ребят. Думаю, что маме стоило бы отправить тебя снова в лагерь. Может быть, в тот же. Но мы оба понимаем, что ты больше не должен повторять тех действий, которые привели тебя к тому состоянию, в котором ты к нам поступил, потому что тебе придется тогда снова госпитализироваться и тогда твое лечение будет не таким коротким, как это. Будет оно более углубленным и продолжительным. Тебе сейчас очень необходима компания хороших ребят. Очень необходимо приятное и содержательное общение со сверстниками.
— Спасибо, Александр Сергеевич, — сказал Илья, встал со стула и, попрощавшись, вышел за дверь.
Когда он пришел в палату, там уже была медсестра, которая завала на собеседование Сергея.
— Что? — спросил тот, проходя мимо Ильи.
— Скоро выпишут! — улыбнулся Илья.
— Правда? — спросил, стоя уже в дверях, Сергей.
— Так точно, сам удивился. Но рад по уши.
— Куда тебя выписывать, Митников. Лежи, давай! — сказала медсестра и закрыла дверь в палату.
— Что ты ему говорил, что говорил-то? — подлетел малой.
— Как что? Всю правду. Что у меня раздвоение личности, что я живу в двух реальностях и у меня есть черный Мерседес, а еще я разговариваю с писателем, который меня придумал.
— Дурак, — зло сказал малой.
— Абсолютно… с тобой… согласен…

22

— Наконец-то мы дома! Э… то есть я! — радовался Митников, давя на сигнал, потому что какой-то урод на москвиче перегородил ему дорогу в родной двор.
— Как мы за тебя рады, — ехидно сказал Игорек, выглядывая из окошка. — Я не знал, что ты в этом районе живешь.
— А ты в каком? — спросил Илья.
— Я тут недалеко. Одна станция на метро.
— Ну, теперь я на метро ездить не буду, — гордо сказал Илья. — Машина лучший друг человека.
— Ты не зазнавайся, а то я тебе шины проколю, — засмеялся с заднего сидения Игорек.
— А потом я тебе что-нибудь проколю! — защищала Илью Катя.
Илья припарковал машину на стоянке рядом с домом, с Игорем выгрузил сумки и указал рукой на подъезд.
— Прошу сюда, — сказал он. — Третий этаж. Сразу направо.
После того, как ребята поднялись к двери, затащили все сумки, Илья картинно нажал на звонок. Долго никто не открывал, но потом послышался скрип и щелканье замка.
Дверь открыла приятной наружности женщина, на голове ее было намотано полотенце.
— Илюша? — сделала она круглые глаза.
— Мама, — радостно выдохнул Илья.
— Сволочь, ты проколол уши! — крикнула мама Митникова и отвесила через порог ему увесистую затрещину.
— Я тоже тебя люблю, мама! — сказал покрасневший Илья и проскользнул мимо нее в квартиру. — Проходите ребята, чувствуйте себя, как дома.
— Это кто? — спросила мать.
— Мам, это мои друзья из лагеря, мы приехали на один денек, погостить.
— А… — задумалась мама, а потом махнула рукой. — Сейчас я вам что-нибудь сготовлю покушать. Голодные, наверное.
— Очень голодные, — сказал Игорек.
— Покушать бы не помешало, — вздохнула Катя.
— Как зовут симпатичную девушку? — спросила Митникова у Кати.
— Катя, — представилась девочка.
— Меня Людмила Ивановна, — в ответ представилась мама Ильи.
— Очень приятно, — кивнула Катя.
— Проходите, проходите в мою комнату, — зазывал ребят Илья.
Катя с Игорем разулись и прошли по коридору до дальней комнаты.
— Вот это мое скромное жилище, — сказал Илья, встав посередине комнаты и разведя руки в стороны.
— Ух, — выдохнул Игорь. — Сколько книжек.
По всем стенам стояли книжные шкафы.
— И ты все это прочитал? — спросила Катя.
— Прочитал, половину где-то… — ответил Илья.
— Откуда все это? Неужели купил? — спросил Игорек.
— Нет, библиотеку ограбил, — хмыкнул Илья и плюхнулся на диван.
— Ну, классно у тебя тут, — сказала Катя.
Она осматривала полки, аккуратно касаясь пальчиком корешков.
— Фантастика в основном. Фантастику любишь?
— Обожаю! — улыбнулся Илья. — Вы тут пока осмотритесь, а я пойду с мамой полюбезничаю. Я думаю, что мы покушаем за одним столом. Поболтаем о том о сем, а потом поедем в клуб. Время-то уже к вечеру. Пока туда народ подтянется, посмотрим спокойно, что там к чему а?
— Да можно, — задумчиво сказала Катя, вынув одну книжку и читая аннотацию.
Илья пошел на кухню, а ребята остались в комнате.
— Кать, а, Кать… — позвал Игорек.
— Что? — спросила девочка.
— А вы как с Ильей познакомились? — спросил он.
— Как, как… да очень просто. Он с парапета упал, а я ему раны обрабатывала.
— Хм… здорово. Кать, а он тебе нравится? — спросил Игорек.
— Нравится, — честно ответила Катя.
— А ты ему нравишься?
— А это ты уже у него спроси. Я подразумевала, когда увидела тебя, что ты страшный бабник.
— Ну, почему… я не страшный бабник, я симпатичный бабник.
— Какая разница. Мне Илья нравиться.
— Потому что у него Мерседес?
— Нет, — резко сказала девочка.
— А почему? — ехидно спросил Игорек.
— Просто он мне нравиться, он хороший, хоть и сказочник порядочный.
— Все мы сказочники… и ты вот сказочница тоже. Скажи честно — из-за Мерседеса!
— Нет же, говорю я, — взорвалась Катя. — Сейчас книжкой по лбу получишь.
— Ну, вот так всегда… чуть что, так сразу в лоб, — наигранно расстроился Игорек. — Никто меня не любит.
— Найдешь еще свою любовь. Ты клейся не ко всем подряд, а тщательно выбирай. Или само собой произойдет. Вот как у нас с Ильей.
— А что вы уже того — встречаетесь? — спросил Игорек, в его голосе звучали нотки зависти.
— Ну, вроде бы да. Как Илья говорил, что он хочет, чтобы я с родителями жить в Москву перебралась. О женитьбе, конечно, рано думать, но в будущем, если у нас с ним будет все хорошо, я думаю, что мы поженимся.
— Ух, какая шустрая. Детей нарожаете целый дом.
— И нарожаем.
— И нарожайте!
Катя отвернулась к полкам и уставилась во вновь вытащенную книжку, а Игорь подошел к окну и стал смотреть, что творится во дворе.
Спустя некоторое время в комнату, насвистывая веселую мелодию, вошел Илья.
— Моя мама… а вы чего такие надутые оба?
— Ничего, — сказала Катя.
— Ничего, — сказал Игорь.
— Зовет мама моя кушать вас всех. К столу! К столу, к столу, к столу! — сказал Илья, а последние слова он пропел.
И ребята двинулись на кухню.
За едой говорили об всяких глупостях. О лагерном быте, о всяких мероприятиях, которые там бывают. Рассказывал в основном Игорь, потому что Илья смутно представлял себе, что за мероприятия там бывают. Кроме постановок спектаклей по какой-то странной книге и дискотек, конечно.
Потом мама Ильи расспрашивала Катю про ее жизнь, спросила о том, кем работают ее родители. И смогут ли они на самом деле переехать в Москву, видимо Илья разговаривал об этом с мамой.
Катя вежливо общалась с Людмилой Ивановной. Мама Ильи ему нравилась, она уже представляла, как они будут сплетничать вместе с ней, и готовить вместе праздничные блюда. Как-никак будущая свекровь. Ну, на женитьбу Катя еще пока смотрела с ухмылкой, но все равно чувствовала, что рано или поздно это случится. Ссориться с Ильей она не собиралась, если ничего страшного не произойдет — то они обязательно поженятся, думала она.
А Илья поглядывал на нее с улыбкой и думал о чем-то своем.

23

Илья открыл глаза. На улице было еще темно, слабый свет падал из коридора через стекло в двери. Сильно скрутило живот и хотелось пить.
«Ну, вот», — подумал он, вскочил с кровати и сунул ноги в тапочки.
Затем он вытащил из тумбочки пачку сигарет и пихнул ее в карман больничной пижамы, почиркал зажигалкой, а потом на некоторое время притих, прислушиваясь к дыханию и храпу друзей по несчастью. Все спали. Или притворялись, что спали. Илья посмотрел на циферблат дешевых китайских электронных часов. Они показывали четыре утра. И, вытерев пот со лба, направился в туалет.
В туалете сидел бородатый мужчина и заинтересованно читал газету. Илья поздоровался, закурил и плюхнулся на подоконник.
Прочитав заголовки статей, которые были напечатаны на титульной странице газеты, он понял, что в стране ничего не меняется, все остается по-прежнему, а товарищи, которые печатают газеты все так же скупы на идеи интересных заголовков. Ни один из них не вызывал ни здорового, ни нездорового интереса. Илья представил себя человеком жутко заинтересованным в политике, — заголовки все равно остались набором букв. Ничего интересного. Он вздохнул.
— Что пишут? — спросил он у мужчины.
— Да глупости всякие пишут, как обычно. Хотя есть интересные моменты… — ответил мужчина.
— Правда? — удивился Илья. — Что же интересного?
— Да так про политиков, опять драки, опять черный пиар.
— Черный пиар? — спросил Илья.
— Да…
— Где-то я про это уже слышал, — задумчиво произнес он. — В какой-то книжке писали.
— Вот тут про беспризорников пишут, что их число все увеличивается и увеличивается, а президент наш ничего существенного не делает.
— Это точно, а про наркотики ничего не пишут?
— Про наркотики уже не актуально, все и так все знают. У любого младшего школьника спроси, какие наркотики бывают — он тебе со знанием дела расскажет и про траву и про амфетамины и про кокс… в общем полный перечень.
— Тут вы правы. А, если не секрет, с чем вы лежите?
— Ой, молодой человек, это долгая история, если вас и правда она интересует, — то я изволю ее вам рассказать. Только, извините, не в этом месте. Не люблю, знаете ли, задушевные разговоры в сортире. Докуривайте, через пятнадцать минут буду ждать вас за столом с шашками.
— Хорошо. Я подойду, — кивнул Илья и крепко затянулся сигаретой.
Мужчина свернул газету и засобирался. Через полминуты он вышел из туалета, оставив Митникова наедине со своими мыслями.
Илья стал вновь думать о башне. И никак из его головы не выходил один злостный персонаж его видения. Парень в белом. Впрочем, и девушка тоже вспоминалась.
Докурив, Митников вышел из туалета, ничего нового он так и не придумал.
Естественно он пришел к столу раньше, чем мужчина с бородой. Лениво расставил шашки по местам, попробовал поиграть сам с собой. Это дело ему чем-то напомнило онанизм… выведя три черные шашки в дамки он понял, что белые с треском продули и не стал играть дальше.
Вскоре, как и обещал, появился бородатый. Он уселся рядышком с Ильей, положил рядом какую-то книгу в газетной обложке. Названия видно не было.
— Ну, что же. Если ваш интерес не пропал, я расскажу вам.
— Не пропал, конечно. Буду рад вас выслушать, — Илья старался разговаривать с мужчиной в таком же интеллигентном тоне.
— Я не то, чтобы с болезнью. Скорее я здесь скрываюсь.
— От кого же?
— От неких молодых людей. Знаете, как все произошло? Такое теперь часто встречается, не то, что раньше. Времена нынче смутные пошли, люди портятся, портиться все вокруг. Страна гниет с двух направлений. Сверху и снизу. И, будем надеяться, что гниль до середины доберется еще не скоро. А, как только доберется, — так сразу же нужно будет уезжать отсюда, даже не задумываясь. Я сам по себе, живу один. Жена у меня не умерла, нет, мы развелись. И она прихватила с собой всю бытовую технику, всю мебель, а ее новый хахаль еще умудрился мне выбить несколько зубов. Хотя, вы знаете? Я не приверженец драк. Все получилось как-то само собой. Остался я один в двухкомнатной квартире. Квартиру пришлось разменять. Была до этого четырехкомнатная. Я довольно хорошо зарабатывал и мы могли себе позволить. Сейчас-то я на пенсии.
— А кем работали, если не секрет? — спросил Илья.
— Я работал хирургом, специализированным. Делал операции, как вам проще объяснить? Нос, горло… и так далее.
— Ухогорлонос?
— Ну, да, только хирург. Много, знаете, боксеров ко мне ходило, вправлял носы, поправлял лицо. Иногда приходили даже домой, и я работал на дому, платили, конечно, хорошо. Но и работал я тоже хорошо. А теперь, вот, знаете, пенсионер. Но все же иногда работаю на дому, слава Богу, остались все инструменты. Так вот, о чем я рассказывал? Пошел я как-то раз поздно вечером через парк. У нас в районе, где я живу, прямо за домами парк, хороший такой, светлый с лавочками, с детскими площадками, качелями, аттракционами. Вот возвращался домой, а время было позднее. И слышу — девушка кричит. Вижу: молодые люди девушку схватили и пытаются изнасиловать, а парк пустой, нет совсем никого. Естественно у меня было желание пройти мимо, чтобы не ввязываться, но воспитан я не так. В общем я им помещал. И получил. Избили они меня до бессознательного состояния. А когда очнулся — то лежал один в кустах. Поднялся и пошел домой, нет бы сразу в приемный покой. Ну, поскольку я хирург, я хотел сначала сам посмотреть все ли на месте. Травмы были страшные, но не смертельные. В приемный покой я не пошел. А на следующий день ко мне в дверь постучались — как оказалось это те самые молодые люди. Стали требовать деньги, угрожали. А я еще и охотник. Дома у меня два ружья лежали. Подарочные. Мне подарили их на память очень хорошие люди. И надо сказать, очень дорогие ружья. Я естественно сообщил об угрозах в милицию. Те пришли, почему-то устроили обыск. Я, знаете, не разбираюсь в этих ордерах и тому подобное. Пытался что-то им доказать, но у меня не вышло. Некоторые вещи пропали. Пропало и одно ружье. Молодые люди от меня не отстали, все это продолжалось и, наконец, я не выдержал и налег на спиртное. Стал много пить. И как-то вечером, будучи в хмельном состоянии осмелился и встретил их с ружьем. Стал стрелять. Меня забрали сюда. Не знаю, что будет дальше. Как жить, как спрятаться от этих людей.
— А вы не можете обратиться к знакомым боксерам, которым вы делали операции, ведь сейчас много боксеров — бандиты.
— Да если бы я знал телефоны, ничего не осталось, да и вряд ли они станут мне помогать. Не так все просто. Они наверняка тоже потребуют деньги, а денег у меня совсем нет. Какие могут быть деньги у пенсионера у российского пенсионера, — на последние слова мужчина сделал ударение.
— Ну, я могу посоветовать своих знакомых… хотя да, вы правы. Все теперь за деньги. Бесплатно никто не помогает. Но и безвыходных ситуаций не бывает.
— Не бывает, поэтому я нашел один выход.
— Какой же? — заинтересованно спросил Илья.
— У меня двухкомнатная квартира, я разменяю ее, или продам кому-нибудь одну комнату и отдам им деньги. Они отвяжутся.
— Вы не понимаете. Эти кровососы почувствовав, что вы под ними прогибаетесь обязательно к вам привяжутся и дальше и будут тянуть из вас, пока вы не продадите последний паршивый тапочек.
— Тут вы правы, но других я выходов пока не вижу.
— Надо подумать над вашей ситуацией, возможно я что-нибудь предложу вам дельное. Да хотя бы продать комнату и заплатить бандитам, которые этих ребят присмирят — гораздо лучший вариант.
— Согласен, — кивнул мужчина.
Вдруг выражение лица его резко поменялось, он схватился за живот.
— Вы извините меня, молодой человек, но, как это не прискорбно, мне нужно отлучиться. Мы еще побеседуем с вами.
Мужчина встал и посеменил в сторону туалета.
— Не засну теперь, — сказал Илья, достал сигарету, засунул ее за ухо и поплелся в курилку.
Мысли так и кружились в его голове.
«Хоть какое-то разнообразие, а то все про башню, да про башню. Надо обязательно что-нибудь придумать и помочь этому милому дяде», — подумал Илья закуривая.
— Ой, — сказал он, схватился за живот. — Да что же это такое!

24

Он не родился в Ничто. Нет. Он появился в нем случайно, сам того не желая. До этого он жил вполне нормальной, обычной жизнью. Только — вот беда, он ничего не помнил о ней. Об этой своей жизни. Как только он начинал думать о ней, пытался вспомнить что-то, его мысли теряли смысл, разбивались на бессмысленные фразы и вертелись в голове. Так бывает перед сном, когда наступает то самое состояние — ты вроде бы и не бодрствуешь, но еще не уснул. Но он точно знал, что эта жизнь была. Иначе, о чем бы ему было пытаться думать.
Позже, если это понятие применимо к Ничто, он стал понимать, что даже если он и кем-то был раньше, то теперь он просто неотъемлемая часть этого треклятого Ничто. Он просто кусочек пустоты в большой пустоте. Хотя, пустота — это уже что-то, а Ничто — это когда совсем ничего нет, даже пустоты.
Так он шатался по Ничто очень долго. Думал, пытался понять, зачем же он туда попал и вообще к чему все это, пока к нему не стали приходить совсем отстраненные от его теперешней сущности мысли. В некоторые моменты ему даже казалось, что он стал приемником чужих мыслей, и стрелка настройки постоянно колеблется их стороны в сторону. Потому что те вещи, о которых возникали мысли, в Ничто ему были совсем не нужны. Но он знал о них и прекрасно понимал, что это, наверное, было отголоском его прошлого. Того, о котором он так и не мог ничего вспомнить.
Потом он стал складывать из образов этих мыслей и вещей картину о мире, который есть вне Ничто. Почему-то он стал уверен в том, что Ничто не безгранично, хоть и оно заполняло его полностью. И он в то же время был его частью.
Отголоски какого-то мира, возможно того самого, в котором он жил прежде не давали ему покоя и он никак не мог понять, в чем же смысл его существования в Ничто. И он потихоньку начинал его ненавидеть. Нет, не смысл своего существования, а то, что окружало вокруг, и то, чего в то же время не было по определению.
Наконец ему все осточертело и он захотел что либо сделать, что-то поменять. Ведь, если есть вокруг то, чего нет, почему он может думать и вечно мучатся. Если есть его мысли, значит может быть еще что-то кроме. Значит Ничто ненатурально, ведь если Ничто настоящее — то в нем не должно быть ни его самого, ни его мыслей, ни тем более этих чужих, совершенно непонятных мыслей. Он понял, что нашел одну очень большую ошибку, в отлаженной и прекрасно работающей системе.
«Неужели мои мысли — это единственное, что есть? Ведь если есть мои мысли, значит, есть и я сам, не так ли?»
Потом он пытался понять, кто он есть и есть ли он, так же, как есть его мысли. Из чужих образов он знал, что есть тело, руки, ноги. Но не мог понять, есть ли это у него. Вскоре появился еще один образ — глаза, благодаря которым тело могло увидеть руки и ноги, если оно существовало. Но как работают эти глаза, если они существуют, — он не знал.
И тогда он решился придумать для себя все это. Тело, руки, ноги, глаза, хоть и не имел ни малейшего представления о том, как это должно быть и выглядеть, даже потому, что у него не было глаз. Раньше, он знал, что он видел, но теперь воспоминаний не осталось, осталось просто знание того, что это было.
Худо-бедно он кое-как выдумал себе тело, глаза и все остальное. Ничто стало сторониться его, если, конечно, это понятие применимо к Ничто. И он стал сторониться Ничто.
После он попытался воплотить выдуманное в реальность, сделать так, чтобы оно стало существовать. И это у него получилось, так как вокруг не было ничего, а если в Ничто что-то выдумать — то это появится само собой.
И Ничто стало отодвигаться от него все дальше. Даже потому что, если раньше только мысли были ошибкой в отлаженной системе треклятого Ничто, то теперь он сам был ошибкой. Он просто был, а это уже ошибка, так как в Ничто не может быть ничего.
Он стал экспериментировать со своим телом, пытаясь заставить его не только существовать, но и действовать. Надо сказать, получалось это с огромным трудом, но все же получалось.
Потом его осенило — как же так: он существует в Ничто, это просто не должно быть. И вокруг него пустота. Этого быть не должно. Вокруг него обязательно что-то должно существовать. Иначе существование этого Ничто вокруг него — ошибка, в его системе, которую он так долго отлаживал.
И он стал придумывать то, что будет вокруг него, руководствуясь теми образами, которые он получал из мыслей, приходящих к нему в голову неизвестно откуда до сих пор. И это ему удалось. Наконец существовал не только он, а еще все вокруг него. Всем было то, на что у него хватило фантазии, а фантазия его была безгранична, как поток образов, поступающий к нему.
Он приложил новые усилия к тому, чтобы заставить свое тело не только существовать, а еще и действовать. И начал с глаз. Он старался очень долго. Потом ему показалось, что что-то меняется, что есть не только мысли, а зрительные образы, пока что мутные и не разборчивые. Это открывались глаза.
В конце концов, ему удалось полностью открыть глаза. С трудом он разглядел помещение, в котором находился. Обклеенная бордовыми обоями комната. С красивым пушистым ковром на одной стене, столом и стулом, а также диваном, на котором он лежал. Еще он увидел большой шкаф, полный книг.
Очень хотелось пить, и очень болела голова. Кое-как он добрался до ванной, присосался к крану. Под раковиной стояла батарея пивных бутылок выпитых накануне.
Он не родился в этом мире. Нет. Он появился в нем случайно, сам того не желая или желая? До этого он жил нормальной, вполне привычной жизнью, в которой он помнил, возникали сомнения, но если откинуть их в сторону — то было очень даже ничего. Хотя все это не являлось воспоминанием, скорое просто знанием. Воспоминания же о том мире никак не давались ему. Они крутились в голове, смешиваясь в бессмысленные обрывки фраз, медленно тающие и становящиеся ничем. А он все пил воду из-под крана, потом часто дышал, потом снова пил. Поднимался, тяжело дышал и видел в зеркало свои белоснежные волосы. И темно-карие глаза.

25

Илья полулежал на кровати, подложив под спину подушку. Сергей сидел на подоконнике с ногами и смотрел в окно. Малой спал. А мужик с замотанными руками лежал с книжкой. Больше в палате никого не было. Наступила какая-то пауза, такие бывают после долгих разговоров, когда больше ничего существенного добавить рассказчик не может.
— Так вот все это совсем не то, что, казалось бы, могло быть тем, о чем вы сначала подумали, — сказал Сергей и мило улыбнулся.
— Ты сам-то понял, что ты сказал? — спросил Илья и тоже улыбнулся.
— Честно сказать? — спросил Сергей.
— Да, — сказал Илья и кивнул.
— Ничего я не понял. Я тут вам уже полчаса пытаюсь доказать, что лучше быть разумным человеком и задумываться о том что ты и кто ты, чем простым обывателем и просто жить, радуясь всяким жизненным подаркам и приятным ситуациям и горевать, когда происходят проблемы и думать, что все так оно и надо.
— Серег, все и без тебя понятно. Что вот, взять например малого, — он туп как пробка. Ему только пожрать, поспать, поиграть в солдатиков и порисовать в умной книжке войну. И это совсем не потому, что он маленький. Он вовсе не маленький. В его возрасте я думал про космос, про бога, про то каким образом я появился на свет, вместе с этим всем миром. И спрашивал себя: я существую в этом мире, или же этот мир существует во мне? Я с самого детства задавался такими вопросами и, можешь себе представить, до сих пор ничего умного не придумал.
— А кто придумал? Ты вот почитай всех этих философов — они же такой бред пишут. И все почему-то считают, что это круто все то, что они пишут. Считают, что это очень умные мысли, даже наука такая есть — философия, целые факультеты, целые институты. И они изучают всех этих умных дяденек и их очень умные мысли и думают, что от этого становятся умнее, но на главные вопросы никто из них все равно никогда не даст ответ. Они придумали термин — риторический вопрос и теперь отмазываются, что, мол, это риторический вопрос, поэтому ответа на него нет.
— Эдакий гламурный вопрос. Я тебя прекрасно понимаю. Но вот про философов ты это зря. Ты, наверное, толком-то и не читал ни одной философской книги. Там действительно иногда мысли умные пишут. К сожалению, ничего процитировать не могу, потому что у меня что-то с памятью… — сказал Илья.
— У меня то же самое. Я даже не помню, какого цвета у меня джинсы лежат в вещевой комнате. И джинсы ли это или же брюки. Ничего не помню.
— Ну, про джинсы-то это не самое главное. А вот такие моменты, которые в свое время очень нравились и помнились, которые часто я употреблял в повседневной жизни, вдруг куда-то пропали из памяти — это вот плохо.
— А джинсы я каждый день носил. Или брюки?
— Да что ты пристал со своими штанами?
Они немного помолчали.
— Скоро тебя выпишут… послезавтра… — вздохнул Сергей. — А мне еще долго валятся.
— Это тебе заведующий сказал? — спросил Илья.
— Он мне вообще ничего толком не сказал. Мол, надо за мной еще понаблюдать. Мол, состояние не стабильное и так далее. Сгнию я тут…
— Да не сгниешь, — весело сказал Илья. — Ну, максимум еще недельку подержат и отпустят. Это же не тюрьма, в конце концов. Сюда тоже очередь, места тут долго задерживать нельзя.
— Очередь? — засмеялся Сергей.
— Ты что не слышал, что первый пост переполнен? А у нас тоже коек свободных нет. Ну, пара или две. Вот в понедельник на них переведут кого-нибудь, да и за место меня какого-нить урода положат. Будет тут вам шухер устраивать.
— Я его тогда подушкой замочу.
— Подушкой не замочишь. Она не мокрая.
— Я сначала ее намочу, а потом его замочу. А если храпеть будет, так вместе с койкой в окно выкину, — злился Сергей. — Одного деда хватает.
— Незачем загадывать. Может быть, кого-нибудь нормального положат. Неизвестно. Так что не кипятись.
В палату заглянула медсестра, цыкнула зубом, посмотрела на всех по очереди. Постояла немного.
— Митников, — сказала она. — Ты же знаешь, что друзей в больницу звать нельзя, что свиданки только с родителями? Зачем друзьям говоришь, чтобы приходили.
— Я никому не говорил, — удивился Илья. — А что, кто-то приходил?
— Да вот тут отправила одного паренька, просил тебя позвать.
— А как хоть он выглядел-то? — спросил Илья.
— Не знаю, примерно твоего возраста. Белобрысый.
— Белобрысый? — еще больше удивился Илья. — У меня и друзей-то таких нет.
— Не знаю есть ли у тебя друзья такие или нет, но факт есть факт — приходили к тебе. Не говори своим друзьям, чтобы они приходили.
Она постояла еще немного, потом еще раз цыкнула зубом и пошла дальше по коридору.
— Какая-то она сегодня добрая, не орет… — сказал Илья.
— Задумчивая… — сказал Сергей.
— Видать муженек ее с утра хорошенько… — подал голос мужик, отложив книжку.
— Кто же это мог быть? — подумал вслух Илья.
— Ах, лето… лето! А мы тут сидим. Тьфу! — сказал Сергей, спрыгнул с подоконника и стал ходить по палате.
— Черт, в самом деле. Кто это мог быть? — не успокаивался Илья.
— Да какая тебе разница? Если уж тебя тут нашли, не поленились — то выйдешь, обязательно найдут. Может быть, ты просто забыл. Вспоминай — белобрысый парень.
— Белобрысый парень, — повторил Илья.
В голове его ощутимо щелкнуло.
— Этого не может быть, — завопил он и соскочил с кровати. — Не может быть. Это же глюк.
— Ты о чем? — спросил Сергей.
— Да парень этот. Это же глюк. Нет, не может быть. Просто какой-то знакомый, которого я забыл. Или, может, кто-то их друзей покрасился или мелировался. Бывает же такое. Медсестра — она тупая. Ей что белобрысый, что мелированный — одно и то же.
— Ну, вот видишь, ты нашел спокойное и разумное объяснение, так что не расстраивайся, — стал успокаивать Илью Сергей.
— Да я и не волнуюсь. Пойдем покурим что ли? — предложил Илья.
— А пойдем, — согласился Сергей.
— И я тогда с вами, — сказал мужик.
Почему-то он был таким неразговорчивым, что Илья даже не знал, как его зовут. Но это было не столько важно. Мужик, он и в Африке мужик, какая разница.

26

После еды хотелось спать. Митников зевал на ходу.
Попрощавшись с мамой Ильи, все вывалились на улицу. Солнце пригревало, изредка прячась за белоснежные безобидные тучи, медленно катясь по небу к горизонту. Скоро, совсем скоро, насупят сумерки.
Посидев немного на лавке возле подъезда, Илья с Игорем обсуждали дальнейшие планы действия. По виду Кати, казалось, что ей все равно куда ехать и зачем, но она внимательно слушала ребят.
Как Игорь не пытался придумать какое-либо другое занятие, помимо поездки в клуб, ничего у него не вышло. Поэтому Илья вызвал с мобильного такси. Игорек на него посмотрел вопросительно.
— Пьяный за руль не сяду, — сказал Илья.
— Стоп, — скала Катя. — Чтобы идти в клуб нужно быть соответственно одетым. Ты же, в конце концов, хозяин. Да и мы с тобой рядом, смотримся как бомжата, даже сейчас.
Игорь презрительно осмотрел свои потрепанные спортивные штаны, оттянул пожелтевшую, а где-то прожженную, футболку.
— Вполне ничего, — выдал он. — Для сельской местности сойдет.
— Нам не надо для сельской местности. В общем, решено — сначала едем за одеждой, одеваемся достойно, а уж потом в твой клуб, заодно время до открытия пройдет быстрее. Не будем же мы как идиоты сидеть одни в клубе.
— Правильно говоришь, — согласился Илья.
— Такси не пропадет, на нем и доедем куда-нибудь в центр, где есть приличные магазины одежды, хочется что-нибудь такое оригинальное, необычное, но со вкусом.
— Вот ты у нас и будешь, Катя, знатоком искусства, подберешь нам с Игорьком одежду. А то я в ней ничего не понимаю. По мне — спортивные штаны, кроссовки, да толстовка с капюшоном, так называемая кенгуруха, да и все.
Катя, улыбнувшись, кивнула.
— Одену фрак, — засмеялся, периодически подфыркивая, Игорь.
— Тебе фрак не пойдет к лицу, — резко оборвала Катя. — Тебе надо что-нибудь такое, древнерусское. Рубашку с поясочком, красные сапожки и имя поменять, и будешь ты тогда — Ванька Дурачок.
Игорь запыхтел и, сжав кулаки, направился на Катю.
— Стоять! — почти крикнул Илья. — Вон такси наше едет.
— И правда, — улыбнулась Катя. — Едет.
— Что-то они как быстро? — спросил Игорь.
— Ну, всякое бывает. Я если и звоню в такси, то только в ту контору, у которых база неподалеку находиться. Поэтому все нормально.
Ребята загрузились в машину, Катя села впереди, а Илья с Игорем сели сзади. Непонятно почему так получилось, но пересаживаться никто не стал.
Илья назвал таксисту приблизительное местонахождение скопления бутиков с одеждой, тот, козырнув, завел машину и они поехали.
Ехали не долго, практически все время молчали, каждый думал о чем-то своем. Катя представляла себе, какое она выберет платье, или же брюки с рубашкой, а может, джинсы с кофточкой, чтобы удобнее было танцевать.
Игорек думал о предстоящем веселье и до сих пор никак не мог поверить в то, что он вскоре окажется на море в компании друзей. И не в каком-нибудь лагере, а сам по себе — делай, что хочешь.
Илья думал о башне. Закрыв глаза, он складывал башню по кирпичикам, видел все в объеме. Как на свое место становилась железная дверь, как внутри строились перегородки, собиралась из ступеней лестница, как опускалась на все строение крыша. И почему-то осенние листья падали на нее. Мокрые, гниющие, они лежали и медленно превращались в тлен. Крупные капли дождя летели вниз с неба, разбивались об лужи вокруг башни, становились их частью. Миллиардами мелких брызг разлетались, ударяясь о крышу. Башня старела на глазах. Мох полз снизу вверх. Нижняя часть ее стала пушистой и мягкой. Вюьн в переплетениях опутывал башню.
Старый ржавый замок. Настолько ржавый, что, кажется — коснись его, рассыплется тот час. И дверь можно будет легко распахнуть и узнать, что кроется за ней. Но на ощупь замок оказывался крепкий и тяжелый, такой и болгаркой перепилить — труд большой. Не говоря о том, чтобы снять ломом.
Илья расплатился с таксистом, они вылезли из машины. На улице дул приятный теплый вечерок и пахло как-то радостно и светло. Пахло приятным летним вечером.
И начался поход по магазинам. То тут, то там. То Илья померяет какую-нибудь вещь, то Игорь померяет, то Катя померяет. То не идет, это не нравиться, а это вообще ужас какой-то.
Таким образом, они прошлялись по магазинам около часа, купив Илье джинсы, стильные кроссовки, Кате яркую блузку изрисованную кельтскими узорами, черные джинсы с белыми вставками. Игоря одели с ног до головы.
Измученные, но довольные, они загрузились в заново пойманную машину такси.
— Клуб «Гараж»… — сказал Илья таксисту.
Тот подозрительно посмотрел на ребят, через зеркало обратного просмотра. Ухмыльнулся, трогаясь.
— Откуда только деньги у таких детей по клубам дорогущим ходить. Куда ваши родители смотрят. Небось, какие-нибудь богатенькие банкиры или еще кто. Денег на карманные расходы дают больше, чем я зарабатываю за полгода.
Илья улыбнулся.
— Знал бы с кем он едет, — шепнул ему на ухо Игорь.
— Я вот в вашем возрасте уже вкалывал как черт, грузчиком, на горбу мешки таскал. Тягостно было, но терпел, ничего. Да вот зато когда домой денег приносил честно заработанных, моя мать плакала и целовала меня в щеку и говорила спасибо. Нас в семье четверо было, я самый старший. Перебивались с крошки на крошку. А сейчас компьютеры-фигутеры, клубы, двд всякие. Ничего этого не было — и жили же люди. А теперь как живут — ни день без сотового провести не могут. Уроды.
Таксист стукнул по рулю, раздался противный сигнал.
— Эй ты, тормоз, едь давай, а то выйду я харю разукрашу, — крикнул таксист кому-то, высунувшись наполовину из окошка.
— В жизни бывает всякое. Вопрос — зачем это всякое происходит? — сказал Илья. — Вот если бы вы получили нормальное образование — то незачем было бы таскать мешки, а сейчас работать таксистом. Вы бы сами стали бизнесменом, а потом ваши детки бы ходили по клубам, а вы давали бы им огромные суммы на карманные расходы.
— В мое время у меня не было возможности получить нормальное образование, — довольно спокойно сказал таксист.
— А сейчас и бесплатно-то народу учится лень, — оглянувшись назад, сказала Катя, словно бы она приняла сторону водителя.
— Ну, почему же, — удивился Илья. — Есть такие, кто относится к учебе очень хорошо, но не у всех, при присутствии желания, удается получить знание. Вот ведь как.
— Согласен с тобой, — сказал таксист. — Каждое время делает своих людей. И никуда от этого не спрятаться, никуда не укрыться. По мне лучше, если бы молодежь как и раньше сдавала макулатуру и металлолом, ходила в походы, пела под гитары, одевала алые галстуки и грудью защищала свою честь и честное звание пионера.
— Мы тоже своего рода пионеры, — сказал Илья, посмотрев на Игорька, тот подмигнул и улыбнулся.
— Разве сейчас еще вступают? — спросил водитель.
— А почему бы и нет, при каждой школе существуют пионерские отряды, пионерские комнаты, где дети в свободное время делают, что хотят… ну, то есть не совсем все, что хотят, а все культурное. Кораблики там клеят, рисунки рисуют, музыку музыча… то есть играют. Вот. — влез в разговор Игорек.
— Ну, пионеры. Приехали мы, — сказал таксист, припарковал машину и назвал сумму.
Илья расплатился.
Первым вылез из машины Игорек, за ним Катя. Илья подал им пакеты со старой одеждой, а потом вылез и сам. Ребята стояли, обалдело открыв рты.
Илья проследил за линией взгляда и тоже увидел то, что повергло его друзей в такое состояние.
Перед ними во всей красе стояло здание клуба.