Жизнь профессионального тусовщика

Автор: Larisa 36 Вся его жизнь прошла в тусовках, на частных вечеринках, яхтах, виллах знаменитостей, дискотеках, ночных клубах. Он были веселые времена.
Он стал наркодилером. Снабжал парижских тусовщиков «белым порошком». Скорее - элиту парижской тусовки – работал только для закрытых частных вечеринок.

А когда ему стукнуло 42, все изменилось.
Полицейские нашли у него пакет кокаина. Посадили на месяц.
Закрыли все счета в банке, отобрали кредитные карты, как он заявил. (Правда, Бондарев говорил, что полиция не имела права этого делать. И что наверняка он это придумал).
За день до встречи со мной его выпустили из тюрьмы .
Он вышел в кафе напротив своего дома – выпить капуччино в кредит. И, встретив меня с Марусей, решил, что мы – это ангелы, спустившие с небес, чтобы спасти его погибающую душу.
(Это он рассказывал мне, заливаясь слезами и благодаря своего католического Бога за милость).

Он рыдал на моей груди, причитая, что он несчастный, бедный разоренный, никому ненужный. Естественно, мое жалостливое русское сердце дрогнуло. Я его полюбила за муки.
Начался у нас роман прямо в кафе у барной стойки (подробности – в моей первой книге «Дневник иррациональной девушки»).

Мы с Настей поехали к нему в гости.
У него оказалась трехэтажная квартира на юге Парижа, обставленная в индийском духе. Он очень любил Бали – ездил туда на фотоссии своей бывшей жены-манекенщицы: она снималась там для рекламной кампании бренда Antic Batic. Это одежда, сделанная на индийский манер, но сшитая в Европе: цветастые платья, набедренные повязки - &.
В его квартире стояли кальяны, на стенах - расшитые ковры, покрывала, пахли благовония, горели свечи.
Студийная кухня с баром. Фотографии с бывшей женой в разных карнавальных костюмах. В масках, цилиндрах и веерами в руках.
Видимо, они были большими затейниками.
Мы с Марусей, естественно, остались у него ночевать.
Ибо выпито было немало.
А наутро у нас был поезд в Дьепп – мы уезжали к Вильяму Брую в гости, писать книгу.
Клаудио проводил нас до перрона, помахал рукой и как бы невзначай смахнул слезу.
Но меня не проведешь.
Все эти театральные штучки мы уже проходили когда-то.
Слава Богу.
…Он лежал на мне, придавливая сверху, я лежала, плотно сжав ноги, приподнимая кверху лобок.
Только в такой позе я получаю оргазм. Каким-то странным образом у меня так расположены внутренности, что все остальные позы подходят чисто для процесса.
А оргазм – только так. В позе солдата в стойке смирно, руки по швам.
И тут он забормотал мне в ухо: «Страшная штука – память тела. Я совсем уже об этом не думал, но, понимаешь, мой х.. помнит твою п…! Он помнит все, что было. Он реагирует на твой голос, на твое тело. Я не могу с этим ничего поделать».
Когда все кончилось, мы замерли.
...Так начался наш платонический роман. Она жила на острове уже месяц – снимала самый дорогой бунгало. Это было ее привычкой – интуитивно выбирать все самое лучшее. Что часто оказывается самым дорогим.
Бросив француза скучать одного в номере, я помчалась с ней на ночную дискотеку. Все мулатки и негритянки бросились с ней обниматься: «О, Джулия! Белль!» «Обожаю черных, - сказала Джу, мечтательно прикрыв глаза. –Они владеют своим телом лучше всех!» Да, когда негры танцуют – белым лучше посидеть у стенки. Я никогда не могла понять, как они умудряются двигать даже копчиком – словно это хвосты. Впервые я испытала шок, сходив на американский балет – встав на четверенки, негритянка высоко подняла задницу и выписывала ею такие пируэты – у зала был обморок. Это был настоящий секс – что, впрочем, и является сутью танца.
Надвинув на глаза бейсболки, мы бились в экстазе под африканские ритмы. Присмотревшись друг к другу, поняли, что мы обе классно танцуем. И даже примерно одинаково – агрессивно , по-мужски. Как и во мне, в ней не было этой жеманной женственности – ужимок, закатываний глаз. Мы обе были воинами-амазонками: воспринимали жизнь, как борьбу, в которой использовали самое первоклассное оружие – безупречную внешность, ум, интеллект и длинные ноги. По поводу себя могу честно сказать – внешность у меня скорее интересная, когда накрашусь – бываю чрезвычайно хороша. Но самое главное – это мои ноги: я мерила, такие только у Нади Ауэрманн (кстати, и фамилии рифмуются). И очень тонкие щиколотки. Для тех, кто понимает – это настоящая порода. Один мой знакомый продюсер оценивал женщин как лошадей: «Ляля,- говорил он,- запомни: в женщине главное – круп: на нем должны быть две ямочки. И еще – щиколотки и запястья : они должны быть тонкими!» С моими щиколотками и так все ясно, а что касается крупа…:
Так вот. У меня там не просто ямочки. У меня там прямо-таки ложбинки.
Потом я видела Джу в аэропорту: дело было в конце 90-х, и она вся была от «Versace». И впервые я увидела человека, которому это шло: металлические ремешки на тощих бедрах, белая олимпийка на выпирающих ребрах, очки и позолоченная дорожная сумка. Она пыталась ее закрыть: «молнию» упорно заедало. Высунув шеи, все присутствующие в терминале мужчины под озверевшие взгляды своих жен наблюдали за ней. Закусив губу, она все дергала и дергала карабин замка. Я подошла к ней : «Давайте я помогу Вам». – и, ловко отцепив из-под замка зажеванный кусок ткани, закрыла сумку. «Здорово это у Вас получилось» - сказала она хрипло. Я улыбнулась: «Опыт, сын ошибок трудных. Давайте обменяемся телефонами – на всякий случай». Ее лицо засияло: «Да-да, я только что хотела это Вам предложить, просто не знала, как Вы к этому отнесетесь». Я быстро написала на клочке бумажки ее телефон, бросила в бездонные недра рюкзака, и мы расстались. В самолете она молча протянула мне коробку самых дорогих конфет, продававшихся в Duty Free(кажется, это были желтые Fazer). По прилету ее встретил представитель VIPа, и она растворилась на моем горизонте.
Я заплакала, и со слезами на глазах заснула. Ночью я проснулась. Он сидел рядом со мной, тихо гладил по волосам и шептал: «Какая ты во сне красивая…» И опять началось это безумие. Только во мне пробудились какие-то нечеловеческие силы. «Как же ты любишь еб…ся!» - удивленно повторял он. Заснули мы на рассвете.
Утро. Я мрачная, не выспалась. Молча встаю с пола, с расстеленных курток и рассыпанных деталей туалета, начинаю одеваться. «Вставай, мне пора» – и отворачиваюсь к окну, чтобы его не смущать. Голый, он подошел ко мне и прижал к горячей батарее. Я ойкнула – а он взял меня за волосы и спустил мою голову вниз. И я окунулась в феромоны, и уплыла далеко-далеко… Я целовала его там, внизу, как новорожденного младенца, нежно и бережно, чтобы не поранить, не поцарапать, я тихо дышала и дула на его кожу, когда становилось совсем горячо… Когда я подняла голову, он стоял зажмурившись, закусив губы. Потом изумленно открыл глаза: «Как ты так можешь?»
...Не знаю, что такое промелькнуло в моих воспаленных мозгах. Я сказала : «Поехали».
Дальше было как в кино. Кадры замедленной съемки. Вошли в подъезд. Лифт. Квартира. Пустое помещение. На ковровое покрытие постелили куртку – под рукой больше ничего не было. Он резко дернул мои брюки-капри вниз – швы затрещали, но уцелели. Я осталась в одних ботфортах. «Какая ты красивая» – промычал он глухо.
Я молча его раздела. Под морщинистой шеей начиналось белоснежное, с нежной молочной кожей тело. Без морщин, складочек – лет на 25-30 (потом выяснилось, что это генетическое – у его матери в 83 года абсолютно такое же молодое крепкое тело –парадокс природы). Тело пахло фиалками, незабудками и нежным мускусом в паховых складках. Голова закружилась и все окуталось в туман. Так вот она, химия чувств. Никогда, клянусь всеми святыми, мне не приходилось испытывать такого обонятельного блаженства. Мужские тела пахнут все по-разному: от легкого перегара до парфюмированных отдушек, иногда с озонистым оттенком – после солярия.
У меня звериный нюх.
А вот такое со мной было впервые. Если феромоны называют веществом любви, то он ничего, кроме феромонов, вообще не выделял. От него не пахло ни потом, ни кожей, ничем! К нему неудержимо тянулось все тело, и я раскрывалась вся наизнанку, как цветок с клитором из клипа Пинк Флойд «Стена».
Сначала я его вылизала всего. Потом я сделала с ним то, что обычно происходит с резиновыми куклами – растерзала. Он ойкал, изумленно вздрагивал – но подчинялся. Качественного секса, судя по всему, у него не было с прошлого века.
Когда все кончилось, мы сели и стали подсчитывать потери. У меня была натерта вся спина, саднило. У него - до крови ободранные о жесткий ковролин колени.