собачья любофЪ

Автор: фараона Не помню, бля, своей родословной….точнее сказать, и не просекала ее никогда, поэтому для себя четко определила, что я – чистопородная дворняга…А че? Я прикольная - лопоухая, масть моя невзъебенно палёвая, ноги, правда, коротковатые, зато – хвост волчий! (хотя… хуле мне знать какой у волка хвост? я ж в городе родилась и ебусь уже много времени на станции метро Коньково). Единственное, что отличало меня от нашей братвы – борода! Откуда, из какого хуя выросли эти длинные, волнистые и каштановые волосы на моей дворняжьей морде никому не ведомо, а мне ж тем более… Но эта пиздатая борода выбивала меня из общего клина и вынуждала хавать неторопливо, особенно суп, когда все остальные лакали его как борзые гоняли зайцев на охоте и из-за неё пищи мне всегда доставалось меньше, чем другим. Также есть подозрение, что из-за этой шелковистой бородки я и получила кличо – Лэди.
Ну в общем-то, мне глубоко выделить экскременты прямо на чистый мраморный пол метро это погоняло, и по созвучию гласных и согласных оно ничуть не хуже, чем « БОм-биль-до-о-о-о…» наглого рыжего толстожопого кобеля с толстым хуем или «Нюшки» - его суки - с гладким ворсом и кривыми ножками, которая без конца рожает рыжеголовых пухлых щенят. Правда, однажды в помете был черный и тощий пацан из-за которого разгорелся такой лай! Что не приведи Господи еще раз услышать… Черный пёс в нашей стае был, и звали его – Sимка. И БОмбольдо-о-о распсиховался не на шутку (но честно говоря, он шутить-то и не умеет - тупой, собака!) и хотел откусить Sимке яйца, но Sимон –тот еще типус! отбрехался, но пригрозил оплодотворить его Нюрочку, коли она теряет свой разум и подставляет песду кому не лень в период течки.
Но хуле пиздить о понятиях собачей стаи, тусившей в переходе на станции метро Коньково, когда базар идет о моей тоске… Кому-то покажется забавным: хуль ли?! – псина, без роду и племени, без выучки и дрессировки, без любви людской и изгнания из родного дома, а тоскует… где у нее, без документального подтверждения родословной, может возникнуть и копиться тоска? А вот, бляди, тоже понятие имеем-с-с…
Завинтилось всё с того, что из-за своей бородки, над которой не потешались только заплесневелые шавки, мне пришлось держаться особнячком. Зато я не плясала на задних лапах и не облизывала признанного вожака, как делали это другие члены стаи. Нет, если же он желал отъебать меня, то конечно, я не отказывала, задирала свой хвостик (пиздатое же энто дело, сами знаете…), но ежечасно и ежеминутно доказывать свою верноподданную натуру мне не было нужды, там и без меня народу, как блох, хватало. Поэтому я пристрастилась лежать возле газетного киоска и наблюдать за реальностью…
С рассвета и до глубокой ночи мимо моих глаз проходили тысячи и тысячи говнодавов, иногда бывало и одна обувка ковыляла на пару с костылем или шлепали босые ступни, но это было редко… в основном же парочки проходили... В этом созерцании была своя глубинная польза, потому что я научилась с лёту определять по нажиму ступни на бетон, по длине шагов, по их интенсивности и по звукам, издаваемым каблуками шагающих ног, настроение, пол и возраст гражданина или гражданки, которому (которой) эти ноги принадлежали. Всё пиздеж и пошлая ложь, когда говорят, что глаза – зеркало души. Ноги! Вот – отражение внутреннего мира человека. Я бы тут целый талмуд могла захуячить о том, как характеризуют ноги и походка любую живую особь, НО речуга же идет о моей тоске, поэтому к ней и свернём…
Тоска приползла откуда-то изнутри, это я точно знаю. Она сидела где-то глубоко-глубоко в моем животе или под ребрами и однажды как горячий гудрон просочилась по всем моим венам, жилам и артериям и там заасфальтировалась… я сразу стала тяжелой и печальной…думала, что это временно, но похоже, навсегда…
Всё началось поздней осенью, когда благоухание прелых листьев по утрам становилось нестерпимо пряным, оно просто валило меня с ног, когда я поднималась пописать на ближайшую лужайку. Опавшие за ночь желтые с красноватыми или зеленоватыми прожилками листья шуршали под моими лапами и приятно шершавили мне кожу подушечек. Мне нравилось бродить среди этих листьев под облетающими деревьями и слушать, как просыпается город. Постепенно улицы наполнялись пешеходами, автомобилями, другими запахами и резкими звуками. Чистота и нежность раннего утра задыхалась в выхлопных газах, табачном дыме и запахах человеческих тел…
Я возвращалась в переход на свое лежбище у газетного киоска и ждала продавщицу Джевер, невысокую худощавую женщину с добрыми и теплыми глазами цвета гречишного меда. Да, я знаю этот цвет. Как-то распиздяй бомж Ломик дал мне полбанки этой тягучей и ошалело сладкой еды. Я вначале не хотела есть и опасалась какого-нибудь подъеба от его мутной и нечистоплотной души, потому что у меня до сих пор на хребте проплешина от ожога его сигареты, но он смотрел печально и по-настоящему, по-нашему, поэтому я поверила ему и подошла, попробовала мёд. Было вкусно…
Джевер приходила и приносила мне какую-нибудь косточку. Всегда. А я всегда ждала её. Потом приезжал развозчик газет, сгружал ей пачки свежей прессы и опять пространство вокруг наполнялось еще одним моим любимым запахом –типографской краской, смешанным с ароматом сахарной косточки… Джевер шустро торговала газетами и журналами, а я, разделавшись с хавчиком, наблюдала за переминающимися ногами возле прилавка и не было нужды поднимать глаза на лицо венчающее фигуру обладателя этих ног, потому что все было ясно и так. «Шо-о-м… шо-о-м… шо-о-м…» это подходит седой усталый старик в растоптанных потертых ботинках и купит он, скорее всего, «Твой день». «Тап..тап-тап..тап» -остановился мужчина помоложе, туфли –стильные, черные, вычищенные… Приобретёт –«КоммерсантЪ»… «Кок-кок!…кок-кок!…» -эта фифочка в прилизанных мехах возьмет «МК» и глянцевый журнал… «Джим-джим!....джим-ждим!» -эти найковские кроссовки купят "Sпид-инфо" и «Советский спорт» или « Футбол», а может и то и другое вместе… так и проходил очередной день… Но однажды… однажды мимо нашего киоска прошла ОНА…
Я не услышала шагов, только легкий ветерок донес к моим ноздрям новый запах…этот аромат был непередаваем! Он пел, нет, вернее он музицировал, невесомо, стремительно и свободно! Он заполнял своим присутствием все пространство вокруг как освещает первый луч солнца темный тоннель. А потом появилась ОНА… ОНА не шла, не цокола, не топала, не шлепала и не шаркала… она –летела! Белые сапожки едва касались серого бетона и он освещался от этого касания. Я замерла, как громом убитая. Боялась поднять глаза и разрушить картину моего воображения этого создания… а она…она прошла. Аромат еще какое-то время продержался возле самого пола, но все равно был раздавлен сотнями ног за считанные минуты. А во мне этот запах стронул затаенную тоску. Взял и сдернул как коросту с болячки и потекла ртуть-тоска, переливаясь металлическим блеском по моим кровеносным сосудам, как текла по полу в переходе из разбитого как-то летом градусника возле аптечного киоска.
И теперь я стала ждать ЕЁ… не Джевер, которая кормила всю нашу свору и дала нам, беспризорным, красивые имена и которая всегда жалела меня и подкладывала мне самую сладкую косточку, а ЕЁ… а ОНА всё не приходила и не приходила…Наступила зима… наверху выпал снег и крепли морозы, отгремели Новогодние салюты и фейерверки, выветрился из перехода дух праздника и вонь беспробудного похмелья, а ОНА всё не шла…
Если бы не Джевер и уютный хлебный запах свежих пирогов и слоек из торца перехода, где их пекли для голодных людей, которые те, порой не доев, отдавали нам, собакам, я бы сбежала из этого перехода. Точно, сбежала б. Пошла бы искать ЕЁ…